Мария Северская - Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек
– Ничего себе! Почти как твое!
– Буду звать тебя Акином!
Посмеялись.
Аким подошел к Нике-Акину вплотную, взял ее за пальцы, поднял руку к своим губам и поцеловал. Один раз, другой, третий. Может, Ника сериал смотрит? Или она спит и видит сон? Все ужасно по-взрослому. Его голова коснулась ее груди. Он сжал ее пальцы. Нике стало страшно. Приятно. Страшно. Приятно. Чего больше – нельзя понять.
– Ника…
– Ты что? Пусти! Пусти, Кимка! – Ника изо всех сил тянула руку из Кимкиной.
– Пустил. Все!
Аким раскинул руки, и Ника порхнула в сторону. Аким по-прежнему улыбался, как клоун в воображаемом зеркале.
– Ненормальный, да?
– Ну почему ты так? – спросил он издалека. – Ты ведь знаешь, что нравишься мне. Давным-давно. Еще с марта. Знаешь, да?
– Нет! – отрывисто ответила Ника и помчалась к дверям. Ткнулась в них и растерянно обернулась на Зимина.
– Кимка, нас закрыли!
– Что?
Аким тоже поднажал на двери плечом. Заперто.
– Странно.
– И что делать? – Ника страдальчески смотрела на парня.
– А чего ты паникуешь? Мы в двадцать первом веке! – Аким вытащил из кармана телефон и передал Нике. – Трезвонь.
Они направились в середину зала.
– Кому звонить? Номера физрука у меня нету, уборщицы нету, даже директрисы в моем телефоне нет, представляешь?
– Им как раз не надо звонить, дэвушк. Подумают сразу всякую фигню. Мы же с тобой одни.
– Ну да, верно. Может, Наташку набрать?
Наташа не отвечала.
– Конечно! Она что, с телефоном на шее танцует?
Ни Лада, ни Саша, ни Геля – никто не брал трубку. Все о существовании сотиков просто-напросто забыли сегодня.
– А телефон Стрекаловой у тебя есть?
– Ей я не буду звонить.
– Почему? Порадуй ее сердечно. Расскажи, что тебя закрыли наедине с мачо, могучим и прекрасным, он распевает тебе серенады, смотрит влюбленными очами и носит на руках.
– Примерно так она поступала со мной. – Ника вспомнила о записке Стрекаловой, которая ее обидела весной. Это было всего-навсего весной, но Нике казалось, что с того времени прошел целый век.
– Правда? – удивился Аким. – Она рассказывала о мачо?
– Да.
– У мачо было имя?
– Конечно.
– Я его знаю?
– Да.
– Он тебе нравился? Мачо?
– Да. Нет… Нет, конечно же нет! (Как красивая открытка, как заокеанский артист!)
– Смотрите, сударыня. Я ревнивый и в ревности страшен! – Кимка сделал устрашающее лицо и зарычал, выставив вперед руки с загнутыми пальцами: – Р-р-р-р!.. Так и плати ей тем же.
– Ага! Лопнет от зависти, и мы будем виноваты.
– Это точно, – засмеялся Аким. – Трезвонь парням.
– Из парней у меня только ты записан.
– Оп! Мне звонить не надо, телефон дома, разбудит ма-па. Ладно, Дымка! Мы же не в смертельной опасности. Посидим… давай сядем. Мне с тобой сидеть в кайф. Тепло. Светло. Мухи не кусают.
– Тебе тепло! – Ника поежилась в своем открытом беленьком платьице.
Аким снял пиджак и накинул на плечи девушке:
– Прости за догадливость. Так лучше?
– Да. Спасибо. Во попали!
– Наверно, все уже разошлись, – почему-то мечтательно сказал Аким.
– Не может быть! Танцы были в самом разгаре!.. Тише! – Ника прислушалась, подняв голову к потолку. – А если правда все разойдутся, что нам делать?
– Ночевать тут. Я на канате вниз головой, а тебе всю скамью уступлю. – Кимка засмеялся, кивнув на гимнастическую скамью.
– Ты, Кима, шутишь, а мне совсем не до смеха. Я папе позвоню.
– Зачем? Он не сможет нас выручить. Нет, позвонить ему надо, предупреди, что ты в безопасности, что ты с надежным товарищем и другом.
– Если я так скажу, он просто сойдет с ума. Он же тебя не знает.
– Тогда не звони. Все выпускники до утра гуляют. Родители в курсе.
– Кимка, я тоже хочу гулять!
Аким уже лез по канату. Добрался до потолка, посвистел Нике.
– Эге-гей! Высоко сижу, далеко гляжу!
– Ну и что же ты видишь?
– Прекрасное далеко!.. Нашу свадьбу! Я играю на балалайке, а ты пляшешь «Барыню»!
Ника вздохнула:
– Аким, я никогда не думала, что в один вечер ты можешь наговорить столько глупостей. И все одна за другой, одна за другой.Они сидели рядышком на гимнастической скамье. Ника на стенку оперлась, Аким вперед наклонился и смотрел на ее лицо. Пальчики ее перебирал своими длинными пальцами.
– А я помню, как ты высоту брала. Ну, еще до восьмого. Помнишь? Тебе физрук планку переставляет и переставляет. А ты прыгаешь и прыгаешь. Берешь высоту и берешь…
– А вы орали: «Давай, Дымова!»
– А потом орали: «Ура-а!» А когда сбила планку – скулили… Сколько ты тогда взяла?
– Не помню. Но физрук поставил пятерку.
– Пятерку. Еще бы! Он сказал, что тебе надо в легкую атлетику идти. Ты не послушалась?
– Нет конечно. Времени и так не хватало.
– Ник…
Аким обнял Нику за плечи. Сначала просто положил руку ей на плечо. Рука полежала какое-то время спокойно. Пощекотала шею. Подергала завитки волос. Ника сидела замерев. А потом Кимка обнял девушку, прижал к себе. Ника повернула к нему голову, и они поцеловались.
Совершенно вдруг, совершенно неожиданно – для Ники. Наконец-то! Долгожданно! – для Акима.
Сидели, обнявшись, укрывшись пиджаком. Ника уже не боялась Кима. Только стеснялась немного, когда он смотрел на нее сбоку. Она не знала, как выглядит в профиль, и ей казалось – невыгодно. Поэтому она старалась повернуться к нему всем лицом.
– Ник, знаешь, мне кажется, нам правда придется тут ночевать. – Аким нежно погладил ее по щеке, подержал на щеке ладонь лодочкой. Убрал локон за ухо, поправил его, чтобы не выбивался.
– Каким образом, Кимка?
– А вон там, на матах.
– Нет, я не буду, – забилась Ника у него под рукой, – я буду сидеть. Ни за что! На каких-то матах!
Вдруг оба насторожились. Услышали в тишине, как в дверях зашевелился ключ.
Ника, вынырнув из-под пиджака, бросилась к входу.
В проеме раскрытой двери показалась ухмыляющаяся рожа Кеда.
– Привет! – развязно произнес он. – Что, наворковались, голубочки?
Он показался в дверях весь. В его руке вихлялся из стороны в сторону синий воздушный шарик.
– Кед без шнурков! Это ты нас запер? – весело спросил Аким. – Ты нарываешься, знаешь?
– Я-а-а, – протянул Кетов и широко улыбнулся. – Спасибо мне, да? – Он заметил, что Аким не расстроен. – Успели?
– Что успели, ты о чем?
Витек поводил перед лицом указательным пальцем. На него была надета петелька нитки от шарика, и шарик тоже вихлялся из стороны в сторону с гулким резиновым звуком. Глазки у Кетова масляные, маленькие.
– Зна-аем, зна-аем что… что надо… Дымова, ты такая седни аппетитная, можно я тебя обниму?
Он полез к Нике обниматься.
Ника отшвырнула его руки, залепила звонкую пощечину.
– Ой! Сразу драться? – Витек укоризненно посмотрел на Нику и перевел блуждающий взгляд на Акима. – Видишь? Вот тебе и вся лю… любовь, Кима. Тебя она тоже лупить будет. Я че пришел-то… я че вас открыл-то… там мечты запускают.
– Куда запускают, дурень? – не понял Аким. – Чего запускают?
Ника тоже посмотрела заинтересованно, хотя и искоса – после пощечины как-то неудобно смотреть с хорошим выражением на лице. Приходится продолжать разыгрывать оскорбленное самолюбие.
– Ку… куда! В небо. Че… чего? Мечты! Шары, то есть. Бегите, еще успеете. Вот я шарик Зиме принес. А у Дымовой не… нашел. Кто-то ее мечту спер. А мой… ик, – икнул Кетов, – лопнул. Ба-бах!
«Зря я его ударила, – сокрушалась Ника. – Он мог бы ведь и вообще не прийти, и мы бы вообще не узнали, кто нас закрыл. А я сразу – по роже. Ворона!»
Вообще-то Ника всегда сочувствовала этому нескладному по душе парню. Они всей семьей жалели его. Когда родители Витька скандалили, а он был маленький и плакал на лестничной площадке, Дымовы уводили его к себе. Было даже такое, что маленький Кед ночевал у Ники.
– Кед, прости за… – Ника подумала, как дипломатичней назвать свой наезд. Говорить «пощечина» не хотелось. – За то, что ударила.
– Да ладно, – Кед потер обиженную щеку. – Затрем.
Кимка выхватил шарик из рук Кетова, схватил Дымову за руку, и оба понеслись на улицу.Толпа выпускников стояла в сквере у школы. Любопытное зрелище: все под одинаковыми шарами, словно готовы запустить в небо зонды для грандиозного школьного эксперимента по физике.
Ника с Акимом успели вовремя.
– Запускаем все одновременно – по ракетному залпу, по ракетному залпу, – предупредила их классная Лилия.
И вот Олег Иванович выстрелил из ракетницы. Одинокая красная ракета оставила в небе бесконечный белесый след, словно белую веревочку от красного шарика.
– Ура-а! – В сквере раздался мощный рев в девяносто молодых глоток.
Шарики, словно испугавшись этого вопля, порхнули в воздух.
Только Аким не выпустил свой. Он протянул его Нике.
– Держи, Акин, крепко и не отпускай. Слышишь? Я не хочу, чтобы моя мечта улетела. И стой на месте и жди меня! Я через десять… нет, раньше, через пять минут буду. Слышишь? Акинка?
