Алексей Суворин - Переписка А. П. Чехова и А. С. Суворина
6 Слова из "Ревизора" Н. В. Гоголя (д. 1, явл. 2).
7 Шпионское донесение.
8 Драка в парламенте между депутатами социалистами и консерваторами возникла 22 января 1898 г. во время речи Ж. Жореса в защиту Золя.
9 Вольтер заступился за протестанта Жана Каласа, будто бы убившего сына по религиозным мотивам. Казненный (колесованием) Калас был посмертно реабилитирован. Суворин в своих статьях нападал на Золя, утверждая: "Лавры Вольтера не дают спать Эмилю Золя", "Эмилю Золя... далеко до всеобъемлющего разума Вольтера" и т. д.
10 Короленко выступал в защиту удмуртов, обвиненных в убийстве нищего с целью жертвоприношения, на судебном процессе. Его статьи по этому вопросу печатались в 1895--1896 гг. в "Русских ведомостях", "Русском богатстве" и "Новом времени".
11 По евангельской легенде, Савл преследовал Христа и его учеников, а потом, услышав "голос с неба" и раскаявшись, стал одним из апостолов под именем Павла.
12 Приветственное письмо, направленное Бьернстьерне Бьёрнсоном Эмилю Золя, было перепечатано 12 января 1898 г. в "Новостях и Биржевой газете", No 12.
13 Юрист и судебный деятель И. П. Закревский написал статью "Золя", где горячо одобрял поступок французского писателя. Напечатана 27 января в "Новостях и Биржевой газете", No 27.
ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ
24 августа 1898 г. Мелихово
24 авг.
Сытин покупал мои юмористические рассказы не за три, а за пять тысяч. Соблазн был велик, но я все-таки не решился продать; дута моя по лежит к книжке с новым названием. Выпускать каждый год книжки и давать им все новые названия -- это так надоело и так беспорядочно. Что бы ни говорил Ф. И. Колосов, рано или поздно придется издавать рассказы томиками и называть их просто так: первый, второй, третий... т. е., другими словами, издавать собрание сочинении. Это вывело бы меня из затруднения, это советует мне Толстой. Юмористические рассказы, которые я теперь собрал, составили бы первый том. И вот если Вы ничего но имеете против этого, то глубокой осенью и зимой, когда мне нечего будет делать, я занялся бы редакцией своих будущих томов1. В пользу моего намерения говорит и то соображение, что пусть лучше проредактирую и издам я сам, а не мои наследники. Новые томики по помешают непроданным старым, так как последние измором разойдутся на железных дорогах, где, впрочем, почему-то упорно не хотят торговать моими книгами. Когда в последний раз я ехал по Николаевской дороге, то не видал в шкафах моих книг.
Я строго еще новую школу, по счету третью2. Мои школы считаются образцовыми -- говорю это, чтобы Вы не подумали, что Ваши 200 р. я истратил на какую-нибудь чепуху. 28 августа я не буду у Толстого, во-первых, оттого, что холодно и сыро ехать к нему, и во-вторых -- зачем ехать? Жизнь Толстого есть сплошной юбилей, и нет резона выделять какой-нибудь один лень; в-третьих, был у меня Меньшиков, приехавший прямо из Ясной Поляны, и говорил, что Л. Н. морщится и крякает при одной мысли, что к нему могут приехать 28 августа поздравители; и, в-четвертых, я не поеду в Ясную Поляну, потому что там будет Сергеенко. С Сергеенко я учился вместе в гимназии; то был комик, весельчак, остряк, но как только он вообразил себя великим писателем и другом Толстого (которого, кстати сказать, он страшно утомляет), то стал нуднейшим в мире человеком. Я боюсь его, это погребальные дроги, поставленные вертикально.
Меньшиков говорил, что Толстой и его семья очень приглашали меня в Ясную Поляну и что они обидятся, если я не поеду. ("Только, пожалуйста, не 28-го",-- добавлял Меньшиков.) Но, повторяю, стало сыро и очень холодно, и я опять стал кашлять. Говорят, что я очень поправился, и в то же время опять гонят меня из дому. Придется уехать на юг; я тороплюсь, кое-что делаю, хочу кое-что успеть до отъезда -- и подумать тут некогда об Ясной Поляне, хотя и следовало бы поехать туда дня на два. И хочется поехать.
Мой маршрут: сначала Крым и Сочи, потом, когда в России станет холодно, поеду за границу. Мне хочется только в Париж, а теплые края не улыбаются мне вовсе. Этой поездки я боюсь, как ссылки.
Получил из Москвы от Вл. Немировича-Данченко письмо. У него кипит дело. Было уже чуть ли не сто репетиций, и актерам читаются лекции3.
Если мы решим издавать томиками, то надо будет повидаться до отъезда и поговорить и кстати царапнуть в конторе денег.
Где теперь Л. П. Коломнин? Если он в Петербурге, то будьте добры, скажите ему, чтобы он поскорее прислал мне обещанные фотографии.
Будьте здоровы и благополучны, желаю всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Телеграфируйте мне о чем-нибудь. Я люблю получать телеграммы.
Письма, т. 5, с. 211--213 (частично); ПССП, т. XVII, с. 297--299; Акад., т. 7, No 2382.
1 Суворин согласился с предложением Чехова, но издание не осуществилось. См. переписку с Ал. Чеховым, с. 118.
2 В Мелихове.
3 В Художественном театре репетировалась "Чайка".
А. С. СУВОРИН -- ЧЕХОВУ
16 января 1899 г. Петербург
Вопрос права собственности только на изданные сочинения1. Не правда ли. Я не понимаю, зачем Вам торопиться с правом собственности, которое будет еще расти. Во всяком случае на первый вопрос отвечайте. Понедельник переговорю с Колесовым. Семь раз отмерьте сначала. Разве Ваше здоровье плохо. От Вас давно нет писем.
Суворин.
Литературное наследство, т. 87. "Из истории русской литературы и общественной мысли. 1800--1890 гг.". М., "Наука", 1977, с. 261.
1 Суворин отвечает на телеграмму Чехова, отправленную в тот же день: "Маркс предлагает право собственности 50 000. Прошу 75 000. Телеграфируйте Ваше мнение. Что делать?"
А. С. СУВОРИН -- ЧЕХОВУ
18 января 1899 г. Петербург
Сидел три часа Петром Алексеевичем1. Маркс дает 75 000. Толстой говорит, что за одно приложение к "Ниве" Ваших вещей можно дать 50 000. "Нива" этого не избегнет года через два. Надо бы знать Ваши побуждения причины продавать не только настоящее, но и будущее. Последнее особенно тяжело, это своего рода кабала. Десять листов в год Вам дадут пять тысяч, а он не дает пяти тысяч за книжку в полную собственность. Подождите продавать, напишите мне, что Вас заставило это сделать. Не знаю, какая сумма Вас может вывести из затруднения, но если Вы можете обойтись двадцатью тысячами, Вам их тотчас вышлю, это я могу и хотел бы сделать от всей души. Не решайтесь так быстро, подумайте. Всего лучшего, милый Антон Павлович.
Суворин.
"Красный архив", 1929, т. 37, с. 199--200.
1 П. А. Сергеенко, который вел, по доверенности Чехова, переговоры с А. Ф. Марксом.
А. С. СУВОРИН -- ЧЕХОВУ
21 января 1899 г. Петербург
Сейчас был Сергеенко. Маркс ужасно испугался Вашей угрозы прожить до восьмидесяти лет, когда ценность Ваших произведений так возрастает. Вот сюжет для комического рассказа1.
Суворин.
"Красный архив", 1929, т. 37, с. 200.
1 15 февраля 1899 г. в письмо Чехову П. А. Сергеенко рассказывал: "Твоя фраза в телеграмме о том, что ты даешь слово не жить, более 80-ти лет, была принята Марксом чистоганом и едва не расстроила сделку. Он вскочил из-за стола и, в волнении шагая по комнате, бормотал: "fünf und zwanzig Jahre -- Tausend fünf hundert... Dreißig Jahre -- ein Tausend..." etc. {пять и двадцать лет -- тысяча пятьсот... Тридцать лет -- тысяча" и т. д. (нем.).}
А тут еще черт подал мне как-то проговориться, что писатель при благоприятных условиях может писать 30--50 листов в год. Он начинает считать в среднем 50 листов по 2000 р. за лист (через 40 лет) и с ужасом произносит: "Не-ет, это невозможно! Я должен оградить свой интерес" (Акад., т. 8, с. 382). Пункт 3-й договора предполагал за новые сочинения Чехова увеличивать гонорар на 200 р. с листа в каждые будущие 5 лет (с 1899 по 1904 г. было обозначено по 250 р. за лист).
ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ
27 января 1899 г. Ялта
27 янв.
Сергеенко телеграфирует, что договор уже нотариально подписан. Что-то еще насчет неустойки, но я не понял из телеграммы. Авось все сойдет благополучно. Я получаю 75 000 в три срока; будущие произведения, предварительно напечатанные, пойдут за 250 лист, с надбавкой по 200 р. через каждые 5 лет. Доход с пьес принадлежит мне, потом моим наследникам. Последний пункт я отвоевал, приступом взял.
Итак, значит, начинается новая эра, и Сергеенко, которого Вы называете гробовщиком, может назваться творцом этой эры, Я могу проиграть теперь 2--3 тысячи в рулетку. Но все-таки мне невесело, точно женился на богатой... Я должен Вам много, и Сергеенку я просил побывать в магазине и погасить мой долг; вероятно, он уже исполнил это, и мне теперь остается, но русскому обычаю, поблагодарить Вас. У деловых людей есть поговорка: живи -- дерись, расходись -- мирись. Мы расходимся мирно, но жили тоже очень мирно, и, кажется, за все время, пока печатались у Вас мои книжки, у нас не было ни одного недоразумения. А ведь большие дела делали. И по-настоящему то, что Вы меня издавали, и то, что я издавался у Вас, нам следовало бы ознаменовать чем-нибудь с обеих сторон.
