Правило первой влюбленности - Сьюзен Бишоп Криспелл

Оказавшись на переднем сиденье, я наконец перекинула фотографии с камеры на телефон, после чего выбрала лучший снимок и опубликовала, сопроводив текстом, который набросала на прошлой неделе во время смены в «Мальчишках-печенюшках»[1]. Год, будучи #самой_любимой. Джемма считала этот хештег смехотворным. По её мнению, если бы настоящий Август когда-либо узнал о наших фальшивых отношениях, он бы мог оправдать моё убийство своим публичным унижением. К счастью, шансов, что это случится, было мало, ведь я специально создала фейковый аккаунт для «своего» Августа, чтобы отмечать его в постах.

Для того чтобы продать ложь, нужно обращать внимание на детали. А я была королевой деталей. Именно эта черта делала меня хорошим фотографом: я умела замечать то, что не видели другие, и выделять это.

Взять, например, фотографию для нашей годовщины. Большинство бы попыталось уместить все подарки в одном кадре, тем самым делая их равноценными, но я поступила иначе. На моём снимке кулон был немного смещён от центра, а букет с пышными бутонами выглядывал из верхнего угла, благодаря чему фотография становилась гораздо интереснее: не просто статичная картинка, а целая история. История любви. Может, однажды эта любовь станет реальной. Не с Августом, конечно, а с тем, кто наконец увидел бы во мне больше чем друга.

Отец Джеммы и его друг владели кафе «Мальчишки-печенюшки». Оно славилось завтраками в меню в течение всего дня, а их печенье считалось лучшим в Северной Каролине, что подтверждала висевшая на стене около кассы почётная табличка. Мы с Джеммой начали помогать, как только смогли выглядывать из-за стойки, но официальными работниками стали только в четырнадцать, когда появилась возможность получать зарплату[2].

Кафе наполняли звук разговоров и доносившийся из кухни аромат бекона. Как только мы вошли, со всех сторон тут же раздались приветствия на разные лады: «Доброе утро, Джемма», «Доброе утро, Мо». Мы помнили всех постоянных клиентов и их заказы, но поскольку нам самим часто приходилось забегать за дозой кофеина перед школой, все узнавали бы нас, даже если бы мы не работали здесь официантками.

Я здоровалась с каждым, в то время как Джемма просто махала рукой всем сразу, и только её отец Ли удостаивался персональной улыбки.

– Всего один, – сказала она.

– Что? Эспрессо? Хочешь, чтобы мы заснули на занятиях? – спросила я, якобы не понимая, что она имеет в виду.

– Ты знаешь, о чём я. Один кадр. Не крути кофе туда-сюда, пытаясь найти лучшее освещение. Всё и так идеально. – Джемма протянула мне стакан, на котором было написано чёрным маркером: «Моей самой любимой».

На долю секунды я забыла, что всё это фальшь. Что мы с Августом не встречаемся. Что любовное послание на самом деле не от него. Сердце наполнилось мягким теплом.

– Вау. Должно быть, это особенный кофе, – произнёс кто-то за моей спиной.

Я узнала голос Рена, но всё равно решила обернуться, как последняя мазохистка.

Рен Кано. Моя вечная неразделённая любовь. Как можно было не попасть под чары этой широкой улыбки? Как можно было не желать запустить пальцы в эти тёмные волнистые волосы?

Я ведь выдумала отношения с Августом именно из-за него. Думала, что так смогу перестать думать о Рене, чьи отношения с Ланой Абрамс считались в нашей школе образцовыми. Они начали встречаться, когда им было лет по четырнадцать, а такими темпами и до алтаря недалеко. Вихри розового золота вокруг них показывали мне настоящую любовь.

Моя мама стала самой востребованной свахой в стране как раз благодаря способности буквально видеть чувства других людей. Однако статус «дочери сводницы» доставлял определённые неудобства. Многие парни, которые мне нравились, относились ко мне как к чудачке. Или хуже – спрашивали меня, отвечает ли предмет их симпатии взаимностью. Но не Рен. Хотя пока в его жизни была Лана, я не могла надеяться, что он посмотрит на меня таким же влюблённым взглядом, каким я, должно быть, смотрела на свой мокко с солёной карамелью.

– Это особый подарок от Августа, у нас сегодня годовщина, – соврала я, прежде чем успела подумать. – Мы почти не видимся, поэтому Джемма помогает ему устраивать для меня такие сюрпризы. Вот я и замечталась над кофе.

Я повернула стаканчик так, чтобы они увидели придуманную мной надпись. Когда Рен отвернулся, чтобы сделать заказ, Лана наконец произнесла:

– Тебе очень повезло, что он прикладывает столько усилий, чтобы показать, как тебя любит. Особенно спустя год отношений. Мне кажется, Рен перестал стараться после первых трёх месяцев.

В её ауре привычного цвета розового золота вдруг появились вкрапления, подобные патине на меди.

Это был цвет разбитого сердца.

Контраст оттенка ауры с её тёмной кожей просто завораживал. Бирюзовое сияние, похожее на водную гладь, так разительно отличалось от того, что я привыкла видеть последние три года, что для меня Лана преобразилась до неузнаваемости. Мне хотелось сфотографировать её хотя бы ради того, чтобы убедиться, что я ничего не придумала. Но, конечно же, я сдержалась – меня всё-таки хорошо воспитали.

Если бы я решилась, то запечатлела бы завитки разбитого сердца, как наяву. Правда, увидеть их смогли бы только мы с мамой.

Я взглянула на Рена, но не увидела в его ауре ни розового золота любви, ни бирюзового цвета душевных переживаний. Если слова Ланы и заставили его что-то почувствовать, то я этого не заметила. Однако висевшее в воздухе напряжение можно было чуть ли не ножом резать, хотя все старательно не обращали на это внимания.

Я не хотела, чтобы они расстались, я не бессердечная. Но если бы это всё же произошло, то точно бы не расстроилась. Меня вдруг начало терзать жгучее чувство вины.

– Это всего лишь кофе, – сказала я, пытаясь залатать трещины, пока не стало слишком поздно. – Ты видишь Рена каждый день, поэтому ему не нужно лезть из кожи вон, чтобы напомнить, что он думает о тебе.

– И всё же иногда напоминание не помешает.

Рен махнул рукой Ли, чтобы тот пока не пробивал их заказ, и притянул Лану к себе, приобнимая.

– Хочешь, чтобы я написал что-нибудь особенное на твоём кофе?

– Это уже не будет особенным, если тебе приходится сначала спрашивать у меня.

– Значит, это «нет»? – проговорил он, стараясь скрыть раздражение дразнящей улыбкой.

Я так сильно вцепилась в стакан, что пальцы свело судорогой.

– Если предупредишь