Дружба - Евдокия Ефимовна Павлова
Коля не знал, хуже или. нет, и молчал. Тогда они все трое заговорили о том, что девочки даже лучше мальчиков. Они и учатся и дома помогают в хозяйстве. Мама, тетя Даша и тетя Маша все говорили и говорили, а отец, который только что вернулся с работы и, умывшись, вытирался большим полотенцем, в этот раз почему-то молчал и не называл их сороками. Должно быть, он был на их стороне.
Но Коля решил, что сидеть с девчонкой он все-таки не будет.
На другой день первый урок был Андрея Ивановича. Это была история.
Коля слушал плохо. Он все хотел сказать, что пересядет к Мите, но так и не сказал. Как скажешь? Ведь не только его посадили с девчонкой, а вот и Митю, и других тоже. Значит, так надо. Должно быть, для дисциплины. Об этом Коля догадывался. Он ведь и по себе знал, что мальчишки — буйный народ, а девочки — те поскромней, и с ними мальчишки тоже как будто поприсмирели. «Но мне скучно с Катькой, — говорил он себе. — Что мне с нею?»
И он стал думать о том, какое бы дать ей прозвище, но ничего подходящего не подыскал.
Так прошел первый урок. Начался второй. В класс вошла учительница арифметики. Она положила на стол учебник, потом опять взяла его и, держа перед собой двумя пальцами, спросила:
— У всех есть такая книжка?
— У всех! — раздалось в классе, и все захлопали крышками парт, доставая учебник.
— Подождите, — остановила она. — Сейчас мы будем повторять пройденное.
«Ох, уж это пройденное, — с неудовольствием подумал Коля. — Разве упомнишь все!» И чтобы не думать больше на эту неприятную тему, он развернул перед собою новую тетрадь и принялся рисовать в ней веселые рожицы… «Поди-ка, другие-то помнят, как-же!» — утешал он себя.
Но желающих отвечать нашлось немало. Подняла руку и Катя Толоконникова. «Зубреха», — решил Коля и, кончиком карандаша трогая хохолок на своей макушке, стал выжидать, когда Катя запутается в ответе. Но она, рассказав правило, вышла к доске решать задачу. Круглым обшарканным кусочком мела она не робея стала выводить цифру за цифрой. «Во-от, — удивился Коля. — Нет, она не зубреха». Уважение к Кате закралось в нем, и в то же время было досадно, что вот она помнит пройденное, а он нет. Ему хотелось хоть как-нибудь обидеть ее, и когда она села на место, он сказал:
— Ты только и знаешь свои учебники.
— И ничего не только, — возразила она. — Я иногда даже обед готовлю.
— Эка штука: обед! Я бы тоже сготовил.
— А я еще на скрипке играю, — сказала Катя, — и в музыкальную школу хожу.
Этого он не ожидал, но и тут у него нашлись обидные слова:
— Хвастайся больше, сосулька!
Но Катя, кареглазая, с круглым миловидным лицом, была совсем не похожа на сосульку.
— Злючка ты, — сказала она и больше не стала с ним разговаривать.
Ему стало скучно.
После урока подошел Митя и снова, как вчера, завел разговор о деревне.
— Поехать бы опять туда, — мечтательно проговорил он, — опять бы на свой агрегат!
— А что такое агрегат? — спросил Коля.
Митя посмотрел на него с сожалением: как же это не знать таких простых вещей!
— Агрегат — это и есть машина, — пояснил он. — И вот, понимаешь ли, как положишь руку на руль…
— А ты на комбайне чего делал? — неожиданно для мальчиков спросила Катя.
— Как это — чего? — смутился он. — Я, конечно, машину не вел, но за руль сколько раз держался.
Кругом засмеялись, и громче всех — Коля.
— А чего смеяться? — обиделся Митя. — Я и работал. Там, где солому разравнивают, знаешь? — обратился он к Кате.
— Знаю, — ответила она. — Я в это лето тоже в деревне была и комбайн видела.
«Вот так девчонка! — поразился Коля. — Я вот и мальчик, а комбайна еще не видал».
Дома в этот раз он уже на жаловался, что не будет сидеть за одной партой с Катей, а только сказал:
— Все мальчишки так, а я против всего класса, что ли…
Так и пошло время.
Из всех уроков Коля больше всего полюбил историю. Беда была только в том, что в голове его мешались разные события. Особенно трудно было разобраться в них, когда приходилось отвечать, стоя у карты с указкой в руках.
— Ну, Бубенчиков, — обращался к нему Андрей Иванович, — расскажи-ка нам о вторжении гиксосов в Египет.
Коля молчит. На него тоже молча смотрит весь класс. «Гиксосы? — соображает он. — Ах, да. Это которые двинулись на Египет из Азии».
И ему представляются их быстрые кони и легкие боевые колесницы. Андрей Иванович, когда рассказывал о нашествии этого племени, колесницы эти даже на доске рисовал, и Коля очень досадовал, что египетские пешие воины не могли устоять против этих полчищ.
— Это племя, — начинает он и смотрит на карту.
— Ну, — поощрительно кивает головой Андрей Иванович, — где же обосновалось это племя?
— В дельте реки Нила, — быстро отвечает Коля, но тут происходит заминка: показать на карте эту самую дельту он не может. Он водит указкой в разных направлениях, но все: и Нил, и его дельта — точно сквозь землю провалилось.
— Так-так, — неопределенно повторяет Андрей Иванович. — Толоконникова, иди-ка на помощь.
Катя подходит.
— Это вот будет дельта, — указывает она на широкую развилину Нила, обведенную такой черной чертой, что всем, кроме Коли, она, должно быть, сама собой бросалась в глаза.
Коля сконфужен.
— Завоеватели укрепились тут, — рассказывает далее Катя, — и при них народу Египта было так же плохо, как и при фараонах.
Помолчав немножко, она добавляет:
— А то еще, может, и хуже.
— Допустимо, — обмакнув перо в чернильницу и держа его против Катиной фамилии в классном журнале, подтверждает Андрей Иванович. — Так что же ты? — обращается он к Коле. — А ты не пробовал сам делать карты?
— Нет, — говорит Коля. — А разве можно?
— Конечно. Ты попробуй. Сам сделаешь — лучше запомнишь.
И тут на доске, разделив ее на равные клеточки, он не только Коле, но и всем стал показывать, как нужно делать карту.
Придя домой, Коля до позднего вечера занимался этой работой. Он так старался, что мать, наконец, сказала:
— А не пора ли спать, Коля?
— Нет, мам, еще немножечко, — попросил он. — Погляди, у меня уже вышло Черное море.
Когда он довел свою работу до острова Кипр, глаза его стали закрываться и поневоле пришлось итти спать.
Через
