Разговоры о наследии - Любовь Владимировна Люфт
Первым в основное тёплое помещение вошёл отец, зажёг свет в остальном доме, а Маша ещё повозилась с сапожками. Отставив их на подставку со сложенной пока сухой тряпкой, она повесила кадетскую форменку за петельку, нахлобучила поверх крепежа шапку, да задержалась, чтобы провести по бордовому шеврону. В голове снова возникли непрошенные воспоминания о разговорах на уроке, потому в нетерпении она шагнула за отцом.
С вопросами пришлось повременить. Сначала она помыла руки, закинула рюкзак в комнату и, сняв верхний пиджак, который постиг ту же участь, что и рюкзак, пришла на кухню. Там отец уже ставил чайник, да насыпал и себе, и дочери гречки с луком и грибами. Тарелка была поставлена перед Машей, но та лишь взялась за ложку, чтобы покрутить её в руках, как перебирала в голове мысли. В них её уже поджидал раздутый от гордости образ Петьки Петрова – он скалился, трепал себя по и без того лохматым волосам да прямил спину. И Маша не выдержала.
– Пап, – позвала она тогда, когда отец отвернулся, чтобы снять засвистевший чайник.
– Да?
– А это правда, что мы в космос больше не полетим?
Чайник ещё свистел, постепенно затихая, когда в обогретой печкой кухоньке стало словно холоднее от оседавшего вопроса. Маша поёжилась, вертеть ложку перестала и лишь смотрела в спину родителя, который всё не отвечал. Отец налил в две кружки чай, поставил одну пухлую перед дочерью – где на белом фоне вздымалась вверх ракета, а себе оставил прозрачную и чуть поменьше, на дне которого ещё тревожились чаинки. Он водрузил чайник на подставку и под ней зажёг свечки для поддержания тепла.
– И почему ты так думаешь? – наконец, спросил отец, садясь и беря в руки кусок белого хлеба.
– Я Петьке Петрову в нос не только за женщин в кадетке дала, – созналась Маша, слегка стыдливо опуская взгляд на ложку. – Он ещё сказал на уроке по космонавтике, что мы в космос больше не полетим.
Маша ещё не поднимала глаз, когда отец тяжело вздохнул. Она тут же посмотрела на него слегка исподлобья.
– Ешь. – Отец кивнул на тарелку. – Остынет.
Маша угрюмо глянула на кашу и свежие овощи, на которых ещё блестела проточная вода, и весь её вид говорил об однозначном непринятии пищи до тех пор, пока ответ не будет дан – да такой, чтобы обязательно удовлетворил любопытство и очевидно задетую гордость.
Родитель медлил. Желудок подвывал, и принципы всё же капитулировали перед желанием полакомиться вкусным за трудный день поездки из города в село. Маша кашу зачерпнула, но всё равно буравила отца взглядом – ответ ей был нужен.
Это понимал и родитель.
– Летали, летаем и будем летать, – начал отец, кидая взгляд в окно, за которым совсем всё стало черным-черно. – Это та стихия, которая была открыта нами.
– Разве? – усомнилась Маша. – А как же Луна? Ведь на ней высадились не мы.
– Высадились космонавтами первыми, быть может, и не мы, но первыми на ней были наши аппараты. – Родитель улыбнулся и повернул голову к дочери. – И едва ли все достижения космонавтики следует мерить только по высадке на Луне.
Во фразе определённо был смысл и логика, оттого образ Петьки Петрова слегка поблёк. Маша посмотрела на рисунок своей кружки: из ракеты тянулся трос, который удерживал вышедшего в космос космонавта.
Отец продолжал:
– Тогда это был общий прорыв для всей державы, нечто невообразимое. – Сухие губы тронула улыбка. – Держава, лежащая в руинах, отправила спустя чуть больше пятнадцати лет человека в космос.
– Гагарин?
– Гагарин, – подтвердил родитель, и Маша кивнула, ощущая как холодок забегал по коже.
Несколько минут они посидели в тишине, орудуя ложками и уменьшая вкусный ужин. В животе вскоре приятно потяжелело, а вот образ Петрова стал вновь проясняться, как и звучали в голове его злые слова. Но на этот раз Маша в заснеженной кадетской форменке в воображении противостояла ему не одна, рядом была фигура отца, а настоящий на кухне начал перечислять:
– Леонов, Терешкова, Титов, Комаров, Феокистов, Егоров… Савицкая, Кондакова, Беляев… Космонавты.
Образы обозначенных возникали в воображении людьми в скафандрах, каждый из которых вставал позади Маши. Петька растерялся, но и сзади него высились тени, подкрепляемые из новостных сводок и вычитанного втихую из сетей мобильного телефона. Они тянулись по полу и говорили дикторами иностранного телевидения, а также словами обычных граждан. И злые речи звучали всё чаще на родном языке.
– Учёные.
Маша вынырнула из воображения и глянула на отца – родитель поскрёб пальцами подбородок в задумчивости, затем дополнил:
– Не только Циолковский и Королёв, но и Тихонравов, Богомолов, Глушко, многие другие. А исследования Кондратюка, – вновь лёгкая ухмылка, – и легли в основу американской лунной программы по высадке.
– Ух ты.
Тени позади Петьки в воображении рассыпались на меленькие частички. За спиной Маши же новые оформились обликами учёных-исследователей космической науки.
– Также и животные. Куда ж без них. Белка и Стрелка, Звёздочка, Лайка, Чернушка…
Барбос под столом заливисто гавкнул, словно его хозяин забыл упомянуть.
– Да, Барбос и ты в будущем, – будто понимая пса, пошёл у того на поводу отец.
Маша заглянула вниз и удивилась – она и не заметила, как пёс перебрался с прихожей во вторую лежанку, обустроенную на кухне. Барбос повернул к ней морду и, приоткрыв пасть, высунул вбок язык, как если бы пробежал несколько десятков метров и теперь сражался с отдышкой. По паркету несколько секунд раздавался стук хвоста, затем тот стих. Маша, решив, что Барбос пришёл тогда, когда она мыла руки, вернулась вниманием к родителю и прислушалась к себе. В воображении становилось тесно. У ног её теперь появился и Барбос в таком же лётном костюме как у космонавтов, только с изменённым скафандром.
– Учёные, рабочие заводов, конструкторы, исследователи, лётчики, испытатели – это была мечта, над которой работала вся страна, и едва ли стоит умолять их заслуг.
Несмотря на слова, тени позади Петрова оформились в виде аппарата. Он громыхал, фырчал и его посадка сопровождалась комментариями на чужом языке.
– Но американцы сейчас высадились на Марсе. – Маша покачала головой в попытке так сбить с курса чужой аппарат. – Недавно. Неужели мы там не бывали?
– Бывали пролётом, – с улыбкой парировал отец. – Бывали и на поверхности. Наши программы по освоению Луны, Венеры и Марса собирали на них первые данные.
На воображаемом поле в воображаемом сражении сошлись образы Маши и Петьки и их защитников: люди, животные, спутники и будто даже целые планеты. И пока не было там победителя, только хаос, какой царил и в
