Борис Раевский - Товарищ Богдан
3. Студент
Массивная железная дверь захлопнулась с лязгом, тяжело, как дверь несгораемого шкафа.
Бабушкин огляделся. В новой камере он был не один. На нарах сидел худощавый, болезненный на вид юноша с огромной лохматой шевелюрой и свалявшейся бородой. Парень раскачивался из стороны в сторону, и губы его шевелились, словно он шептал какие-то заклинания или бормотал наизусть стихотворения. Рядом валялась синяя студенческая тужурка.
На Бабушкина он не обратил никакого внимания, даже не поднял головы.
В камере было грязно, пол не подметен, на нарах разбросаны дырявые, скомканные носки, носовые платки, одеяло сползло на пол.
Бабушкин, ни слова не говоря, снял пиджак, стал подметать.
Лохматый парень по-прежнему сидел на нарах, раскачивался и что-то бормотал.
"Молится? - подумал Бабушкин. - Или больной?"
Попросил у надзирателя ведро воды, тряпку и стал мыть щербатый каменный пол.
Студент поднял взлохмаченную голову, несколько минут удивленно наблюдал за Бабушкиным. Ехидно спросил:
- Выслужиться хотите? Заработать благодарность от начальника тюрьмы?
Иван Васильевич пропустил мимо ушей злую иронию студента.
- Жить надо по-человечески! Всегда и везде, - спокойно ответил он, продолжая мыть пол.
Два дня заключенные почти не говорили друг с другом. Бабушкин недоверчиво приглядывался к лохматому студенту. Не шпик ли, нарочно подсунутый охранкой к нему в камеру? Хотя... Такого чудного вряд ли станут подсаживать.
- Кто вы? - однажды спросил Бабушкин студента. - За что сидите?
- Исай Горовиц, - студент шутливо щелкнул каблуками. - Задержан за участие в манифестации.
- Горовиц? - недоверчиво переспросил Бабушкин. - А у вас сестры нет?
- Как же! Есть! Она сама недавно из тюрьмы.
- А как ее зовут? - все так же недоверчиво продолжал допрашивать Бабушкин.
Он знал подпольщицу Густу Горовиц. Когда-то они вместе работали в Екатеринославе.
- Сестру зовут Густа Сергеевна, - ответил студент.
"Так", - подумал Бабушкин.
Все как-то очень гладко сходилось. Это настораживало. Бабушкин пристально, в упор поглядел в глаза студенту. Стал дотошно расспрашивать: какая из себя Густа, как ходит, как говорит.
- Экзамен! - засмеялся студент. - Пожалуйста! Не возражаю!
Он подробно описал наружность сестры, сказал, что у нее привычка: когда слушает, барабанит ногтями по столу.
- А какое ее любимое словечко?
- "Принципиально"! - усмехнулся студент. - У Густы все "принципиально". По-моему, она даже воздухом дышит "принципиально".
Все было правильно. Бабушкин обрадовался.
- Надо передать ей записку.
- А как? Сквозь стену?
Бабушкин не ответил. Постучал кулаком в железную дверь.
- Ну? - заглянул в "глазок" надзиратель. - Чего буянишь?
- Послушай, старина, - сказал Бабушкин. - Хочешь заработать?
- Это смотря как...
- Да очень просто: передай записочку. Вот его сестре.
- Это смотря чего в записочке. Ежели про политику - и не заикайся.
- Какая тут политика?! - воскликнул Бабушкин.
Протянул тюремщику клочок бумаги. Всего несколько слов.
"Мы живы, здоровы. Горовиц. Бабушкин".
- Ну, живы-здоровы - это ладно, - сказал надзиратель.
С тех пор Иван Васильевич стал подолгу беседовать со студентом. Бабушкин узнал, что Горовиц - совсем еще неопытный, "зеленый" новичок, впервые принявший участие в студенческих "беспорядках".
- Хотите бежать? - однажды неожиданно спросил он студента.
- Что вы, что вы! Как отсюда убежишь? Невозможно!
Бабушкин улыбнулся:
- Один умный человек меня учил: нет таких тюрем, из которых нельзя бежать. Нужно лишь желание, настоящее желание!
На всякий случай он не сказал, кто этот умный человек. Прикрыл глаза, и память тотчас вырвала из темноты высокий лоб, чуть прищуренные глаза, острую бородку. Как давно он не видел "Николая Петровича"! И сколько еще не увидит?!
Да, надо обязательно бежать. И пробраться за границу, к Ленину. Не такое сейчас время, чтоб рассиживать в тюрьмах! У партии каждый человек на счету. Бежать. Непременно!
- Нужно лишь настоящее желание, - повторил Бабушкин.
Он с нетерпением ждал ответа от Густы Горовиц.
Вскоре узникам передали записку. В ней была всего одна фраза:
"Добейтесь разрешения на передачи".
Бабушкин ликовал.
- Строчите нижайшую просьбу начальнику полицейского участка, - весело сказал он студенту. - Я бы сам написал, да у меня здесь родных нет. А впрочем, мне бы все одно не разрешили.
Через два дня Горовицу сообщили распоряжение начальника:
"Дозволяется получение питательных предметов, как-то: колбасы, сала, хлеба; а также подушки, штанов и исподнего. До выдачи заключенному означенных вещей производить тщательный досмотр".
4. Невеста
Спустя несколько дней надзиратель, отворив в двери железную "форточку", через которую узникам передавали пищу, сказал:
- Горовиц! Готовьсь к свиданью! Невеста пожаловала.
- Невеста? - изумленно воскликнул Исай. - Какая?
Бабушкин, крепко стиснув ему локоть, шепнул:
- Молчите...
- Какая! - передразнил надзиратель. - Обнаковенная. Видать, соскучилась...
Форточка со скрежетом захлопнулась.
- Это недоразумение! - сказал Бабушкину студент. - У меня нет никакой невесты. И никогда не было!
- А теперь будет! - усмехнулся Бабушкин.
Он усадил взволнованного студента на табурет.
- Эту девушку, очевидно, направил комитет партии, - сказал Иван Васильевич. - Вероятно, на воле хотят установить с нами прочную, постоянную связь. И передачу "невеста", наверно, принесла...
- Но почему обязательно "невеста"? - раздраженно воскликнул Исай, вскочив с табурета. - Могла бы эта женщина назваться тетей, сестрой. Ну, на худой конец - племянницей! "Невеста"! Выдумают тоже! Ведь на свидании присутствует надзиратель. А с невестой любезничать надо! Чувства проявлять! Нет, не могу!
Он бросился на нары и отвернулся к стене.
- Успокойтесь, Исай, - сказал Бабушкин. - Комитет поступил правильно. Выдать себя за вашу тетю или сестру эта девушка не могла. По паспорту и другим документам тюремщики сразу обнаружили бы обман. А невестой любая девушка может быть. Не придерешься!
- Но как же я буду беседовать с моей горячо любимой "невестой"? Ведь даже имени ее не знаю! - схватился за голову Исай. - Позову: "Таня"! А она вовсе Маня! Надзиратель сразу поймет: дело нечисто.
- Ничего, - успокоил Бабушкин. - Называйте ее почаще "милая", "дорогая", а по имени не зовите...
Исай лег на нары. Так, молча, пролежал несколько минут. Бабушкин исподтишка наблюдал за ним. Кажется, успокоился. Вот и хорошо!
Но вдруг студент вскочил.
- Все равно не пойду! А если в комнате для свиданий окажутся две женщины? - нервно выкрикнул он. - Одна - ко мне, а другая - еще к кому-нибудь. К какой же мне обратиться? Кошмар! Жених перепутал свою невесту! Нет, не пойду!
- Спокойней, юноша, - сказал Бабушкин. - Надо схитрить. Когда вас введут в комнату, вы так у порога и стойте. Вперед не идите. Если там окажутся две женщины, то ваша "невеста" сообразит и даст вам какой-нибудь знак. Чтоб вы ее с чужой не перепутали. Все будет отлично!
Исай постепенно успокоился.
Вскоре надзиратель провел его в тюремную канцелярию. Исая предупредили: свидание дается на двадцать минут, говорить можно только на личные, семейные темы.
"Хоть бы там оказалась только одна женщина! Только бы одна!" - не слушая тюремщика, мысленно твердил Исай.
- О политике беседовать запрещено, - строго сказал тюремщик и повел Исая в комнату для свиданий.
"Хоть бы одна! Одна!" - на ходу повторял про себя Исай.
Как и договорились с Бабушкиным, он, войдя, стал на пороге.
Комната была большая, почти зал. Посреди, от пола до потолка, - две решетки. Между ними - узкий коридор, по которому неторопливо прогуливался тюремщик.
К счастью, во второй половине комнаты оказалась лишь одна девушка. И, видимо, неглупая и решительная. Когда Исая ввели, она сидела на скамье, отделенная от него двумя решетками. Смущенный студент не успел еще даже толком разглядеть ее, как девушка вдруг вскрикнула, бросилась к решетке, вцепилась в нее обеими руками:
- Исай, милый, как ты похудел! И оброс весь!..
Это и была "невеста".
- Не волнуйся, я вполне здоров, - пробормотал студент, хотя ему было очень неловко обращаться на ты к незнакомке.
Помня совет Бабушкина, он, правда с запинкой, даже прибавил:
- Дорогая...
Понемногу успокаиваясь, он разглядел "невесту": невысокая, миловидная, с длинной русой косой. Она тоже волновалась, но это выглядело ничуть не подозрительно: ведь так долго не видала "жениха"!
Между решеток, заложив руки за спину, важно прогуливался тюремщик. Он слышал каждое слово.
"А о чем говорить-то? С невестой?" - подумал Исай.
В самом деле: о чем беседовать с человеком, которого видишь впервые в жизни?
"И молчать неловко, - нервничал Исай. - Вот так жених! Как пень!"
