Владислав Бахревский - Тихая плакса
- Ну, вот! - сказал Антоша притихшему воробью.
Воробей, напуганный шумом, опустился на железную веточку торшера и уронил капельку.
"На покрывало из кружев", - сказал себе Антоша.
Воробей был маленький, взъерошенный. Видно, плохо ему жилось нынешней морозной зимой.
- Ладно, поешь, - сказал Антоша гостю и ушёл из комнаты.
Воробей приглашение понял и принял.
Он тотчас перелетел на стол и принялся клевать пшено.
Антоша смотрел в щель между дверью и косяком на воробьиное пиршество и не горевал ни о чём. Ни о том, что срезал с воротника лисью морду, ни о том, что разбилась самая красивая вещь в их доме.
"Приручить бы воробья, - думал Антоша. - Пусть носит письма Клаше. Почтовый воробей - вот было бы здорово!"
И усмехнулся. И сказал себе вслух, чтоб не выветрилось из головы:
- Нам надо вырасти другими людьми.
Сказал и вошёл в комнату. Воробей вспорхнул над столом, но тотчас опустился, заспешил набить зобик.
- Смотри не переешь, - сказал ему Антоша.
И тут он подумал о том, что воробья нельзя отпустить. Открыть настежь дверь и турнуть. Ведь мама, пожалуй, не поверит, что цветочницу расколотил воробей. И конечно, мама обязательно спросит, почему кормил воробья на столе, на новой белой скатерти.
Пшена надо было насыпать на пол.
Довольный гость чистил клюв. Наелся.
Антоша отворил дверь на лестничную клетку.
- Улетай! Пусть не верят. Я-то буду знать, что сказал правду.
Антоша решительно шагнул к столу. Воробей вспорхнул и вылетел в форточку.
- Так, - сказал Антоша, оглядывая комнату, - за гостем нужно прибрать.
Он закрыл форточку, затворил дверь, унёс на кухню банку с пшеном и принёс совок и веник.