Ирина Токмакова - И настанет веселое утро
Мама сначала сказала:
"Подожди, мне не до тебя! Видишь, я работаю?" А потом улыбнулась и подобрела: "Розы! Конечно. помню! Твой дедушка, мой папа, приносил их моей маме, твоей бабушке. Алые и белые розы. И почему-то от них было весело. Каждое утро было таким веселым!"
Фокки тянул поводок, Полина шла вприпрыжку следом. Как хорошо, как славно иметь свою собаку!
-- Полина-а-а-а! -- вдруг донеслось до нее. Это звала Анна Ильинична.-Полина-а-а-а! Мы уходим! Полина! Строиться!
И тут произошло то, что происходило всегда, когда кто-нибудь окликал ее громким и повелительным голосом. Фокки сильно рванул поводок, и Полина не смогла его удержать в руках. Фокки помчался без оглядки. Петелька поводка подпрыгивала, разбрызгивая воду в лужах натаявшего снега.
-- Фокки, Фокки-и, остановись! -- звала Полина.
Но все было бесполезно. И она это знала. Ее собака, собственная любимая понарошковая собака, когда вмешивался кто-то третий, всегда убегала, уносилась, таяла вдали.
Полина пошла строиться. Плохо начавшийся день и продолжался плохо, потому что ей совсем мало удалось побыть с Фокки. Но дальше все пошло еще хуже. После тихого часа она не захотела вставать. Анна Ильинична посердилась немного, потом забеспокоилась и принесла градусник. Померив температуру, она оставила Полину в постели и только велела выпить теплого молока. Полине не хотелось, но она выпила.
Папа задерживался в министерстве, забирать Полину из детского сада пришла мама с двумя тяжелыми сумками: в одной -- продукты, в другой -модальные глаголы. Мама очень затревожилась, одела Полину сама, оставила возле нее сумки, пошла на улицу, поймала такси. По дороге в такси она все время щупала Полинин лоб и говорила:
-- Что ж это ты, доченька?
У Полины болела голова и горло. Резало в глазах. Плохой день кончился совсем плохим вечером. Полина заболела.
Глава 2. ДОКТОР ДОРОХОВ. ДЕВОЧКА-ЗВЕЗДА
Кто, скажите на милость, любит болеть? Казалось бы, никто на свете. А вот Полина... Впрочем, нет. Болеть Полина тоже не любит. Кому это может понравиться -- температура, и лекарства всякие, и в постели лежать, да еще в шерстяных носках. Ну что может быть противнее -- под одеялом и в шерстяных носках!
Но дело в том... Дело-то в том, что если Полина заболеет, то мама или бабушка позвонят в детскую поликлинику, и придет доктор Дорохов. А это уже кое-что! Это просто очень даже хорошо! Собственно, почему это так хорошо, Полина не могла бы так вот сразу взять и объяснить.
Доктора Дорохова зовут Алексей Иванович. Он такой молоденький, что всем хочется называть его просто Алеша. А это невежливо -- называть доктора в белом халате и с трубочкой-фонендоскопом просто Алеша. Поэтому, чтобы как-нибудь не оговориться, папа, и мама, и бабушка, и Полина зовут его между собой доктор Дорохов.
Доктор Дорохов высокий-высокий, и у него такой взгляд особенный, внимательный, и добрый, и понимающий -- все сразу. Полине кажется, что она бы могла рассказать ему про Фокки. Никому из взрослых -- только ему.
Среди дня раздался звонок в дверь, и через несколько минут, вытирая руки и отдавая бабушке на ходу мохнатое полотенце, к Полине вошел -конечно, он -- доктор Дорохов.
Бабушка пододвинула ему стул, и он сел рядом с Полининой кроватью.
-- Ну что, нашлепалась по лужам, Веснушка? -- спросил доктор Дорохов.
У Полины и правда по обеим сторонам носа, как только чуть весна, высыпали веселые веснушки. Но никто ее так никогда не называл. Она бы и не позволила. А доктору Дорохову было можно: у него это получалось не обидно и даже ласково.
Он, как всегда, послушал через трубочку "дыши -- не дыши", а потом, словно не доверяя трубочке, приложил ухо к Полининой спине и опять велел то дышать, то не дышать.
-- Ничего особенного, простудилась, -- сказал он Полине, беря обе ее руки в свои и глядя на нее пристально.-- Ты чем-то озабочена, Веснушка? -спросил он тихим голосом.-- У тебя плохое настроение?
Полина посмотрела доктору Дорохову в глаза и кивнула. Не могла не кивнуть. Он понял. Он больше ни о чем не стал спрашивать. Только, уходя, улыбнулся, сказал:
-- Ничего, скоро поправишься, Веснушка! И еле слышно -- или Полине это только показалось? -- почти шепотом, пропел:
Песик в лодочке отчалил, Песик в лодочке плывет. Не бывает сплошь печали, Песик радость принесет.
Подмигнул, чего обычно никогда не делал, и быстро вышел в коридор. Полина очень удивилась, но когда, проводив доктора Дорохова, в комнату вернулась бабушка, Полина ничего ей не сказала и только попросила:
-- Бабушка Тая, расскажи мне про Крутогорск.
-- Дак ведь что же рассказывать, Полинушка. Что было, то прошло, того уж нет нигде. Бабушка вздохнула.
-- Что, и города нет? -- удивилась Полина.-- Ты же туда ездила, даже открытки с видами Круто-горска привезла!
-- Город есть. Только он не тот же самый. Новый. Большой. Дома высокие. Каменные. Людей в них много живет. Чужих.
Бабушка замолчала, задумалась.
-- Бабуль,-- не отставала Полина,-- а ты мне про тот Крутогорск расскажи. Ну тот, прежний.
Полина хитрила немножко. Девочка знала, что бабушка любит тот Крутогорск, где она сама выросла и мама выросла и где раньше был дедушка.
-- Крутогорск маленький,-- говорит она обычно.-- Но ведь это моя родина!
-- Бабушка Тая, ну расскажи.
-- Полиночка, обед у меня еще не готов. Мама придет с работы усталая, папа придет с работы голодный. А я борщ затеяла со сморчками.
-- Откуда ты сморчки взяла? Грибов еще нет! Снег ведь не стаял!
-- Ты разве забыла, дедушкин друг, дядя Йонас, приезжал из Литвы нас с тобой навестить, он нам мешочек сушеных сморчков привез. Так у меня еще остались. Вот с ними борщ и варится.
-- Ну, пусть еще поварится. А ты со мной посиди, расскажи. Я больная. Доктор Дорохов ведь сказал, что больная!
-- Ты кого хочешь уговоришь,-- улыбнулась бабушка.-- Сейчас только схожу немного газ прикручу. И то -- пусть борщ упреет хорошенечко.
Как только бабушка вышла из комнаты и пока не вернулась, Полина ясно слышала, как в воздухе звучат слова, которые произнести было решительно некому:
Песик в лодочке отчалил, Песик в лодочке плывет. Не бывает сплошь печали, Песик радость принесет.
Или это все только кажется?
-- Ну вот,-- сказала бабушка Тая, садясь возле Полининой кровати.-Слушай. Вокзальчик в Круто-горске раньше был маленький, но красивый. Как теремок. Весь он был желтый, а под крышей бордюр и наличники белые-белые, их каждую весну белили.
-- А где вы жили? -- перебила Полина. Хотя она и про красивый вокзальчик и про то, где жили, слышала не один раз.
-- Где жили? Жили мы на самой крутой горе, на самой верхотуре. Город-то ведь недаром Крутогорском называется. Надо было сначала в гору подняться, потом липовым сквером пройти, а за сквером и начиналась наша улица. Пальмовая называлась. И откуда такое название, никто докопаться не мог. Я даже, когда в школе училась, в краеведческий музей бегала. Там сказали: мол, жил раньше на этой улице некто по фамилии то ли Пальмин, то ли Пальмов. А что за Пальмин или Пальмов и почему улицу в честь него назвали, пока неизвестно. Ну, вот. А когда твой дедушка с войны пришел...
-- Он был герой? -- в сотый раз спрашивает Полина.
-- Да нет, Полиночка, героем он не успел стать. Он же был тогда молоденький. Как ему разрешили на фронт добровольцем пойти, тут скоро и война кончилась. Герой не герой, но и трусом не был. Хороший был у тебя дедушка...
Полина замерла. Она знала, что сейчас будет самый красивый бабушкин рассказ про Вардкеза и его необычайные алые и белые розы.
Но тут зазвонил телефон. Бабушкина приятельница Ванда Феликсовна долго держала ее у телефона, а вскоре пришли мама и папа, и бабушка стала кормить их обедом. После обеда мама только на минутку зашла к Полине, погладила по голове и дала лекар
ство, снова взялась за свои рукописи, и всем было опять не до Полины. Температура у нее уже спала. Полина была только вялая и сонная. Но кто-то все время говорил и приговаривал:
Не бывает сплошь печали, Песик радость принесет.
А у нее даже не было сил подумать, кто же это говорит? Бабушка зашла, погасила лампу, и Полина стала задремывать...
Бабушка Тая отгремела на кухне посудой и ушла в свою комнату, к большой дедушкиной фотографии и вазам с сухими травами. Некоторое время в щелочку под дверью Полининой комнаты проникал свет из коридора, но потом и он погас.
Полине не спалось, только так, дремалось. Где-то за стеной в соседней квартире кто-то играл и играл на скрипке все одну и ту же, одну и ту же мелодию.
Дверь в ее комнату никто не открывал. Это точно. Окно тоже было закрыто, потому что Полина простужена и бабушка бережет тепло. Но вдруг...
Совершенно неизвестно откуда посреди комнаты оказалась девочка. В комнате сделалось светло как днем не потому, что зажглись лампы, а потому, что девочка светилась. И платьице на ней было светлое, блестящее. Полина села на кровати.
