Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы
Нет. Сегодня мама не могла.
- Как ты не понимаешь, - сказала она, начиная сердиться, - у меня есть дела. Сказала - завтра, завтра и пойдем.
Нет. Петя не мог ждать до завтра. Как мама не хочет понять - больше откладывать невозможно.
- Тогда иди сам! - сердито проговорила мама. - Пожалуйста, иди. Тебя никто не держит.
И Петя ушел очень рассерженный.
Собственно говоря, мама сказала это просто так. Она, конечно, не думала, что Петя пойдет без нее в поликлинику, да еще прививать оспу.
А Петя уже шагал по главной улице заводского поселка, направляясь в ту сторону, где среди пестрого цветника стояло белое двухэтажное здание поликлиники.
Возле проходной - дверей, куда рабочие входили на завод и откуда выходили после работы, - Петя немного задержался. Там висели огромные электрические часы и великолепный градусник побольше самого Пети.
Лиловый столбик на этом градуснике поднялся очень высоко, хотя было еще утро и часы показывали без пяти десять. Но и без градусника было ясно: какая жара! Асфальт на солнечной стороне тротуара размяк и продавливался под пятками сандалий. А георгины - уж на что выносливые цветы! - и те опустили листья. Все лето было такое, и август не уступал июлю.
Сейчас у проходной было пусто и тихо: не наступил еще час обеденного перерыва. Только в табачном ларьке, отмахиваясь от мух, дремал знакомый старичок, у которого папа всегда покупал папиросы "Беломор".
Но Петя отлично знал: стоит только часовой стрелке вместе с минутной очутиться на двенадцати - и все мгновенно переменится.
Петя любил смотреть, как это бывает. Иногда он приходил сюда встречать своего папу. Приходил пораньше, чтобы увидеть все с самого начала; как дрогнет последний раз большая минутная стрелка, соединившись с короткой - часовой; как гудок тут же зальется громко и басисто, а из дверей проходной начнут выходить рабочие завода. Сначала их будет немного. Потом будет становиться все больше и больше. И тогда нужно хорошенько смотреть, чтобы не прозевать папу...
А как приятно бывает среди такой массы незнакомых людей увидеть его!
"Папа! - кричал тогда Петя, бросаясь всем наперерез и расталкивая всех локтями. - Папа, я здесь!"
"Петя?" - всякий раз удивлялся папа, когда видел Петю возле проходной.
Он брал в свою большую руку маленькую руку сына, и они, как и все, спешили домой, чтобы успеть помыться и поесть до конца обеденного перерыва.
От папиных рук и спецовки пахнет машинами, железом и еще каким-то особенным заводским воздухом. И Петя незаметно для папы нюхает и папину руку, и рукав его рабочей куртки. И ему кажется, что лучше этого заводского запаха ничего нельзя себе представить...
"Сегодня вы тоже испытывали новый станок?" - спрашивает он у папы.
"А как же! - отвечает папа. - Токарно-винторезный..."
"Хорошо работает?" - снова спрашивает Петя.
Подумать только, какие серьезные у них разговоры! Не всякому мальчику приходится беседовать со своим папой о таких важных вещах.
"Налаживаем", - отвечает папа. Он смотрит на Петю и смеется одними глазами.
Но сейчас на часах всего лишь без пяти десять, и возле дверей проходной Пете делать нечего. Еще разок взглянув на огромный градусник, он идет дальше.
Вот и поликлиника! Здесь работает его мама. Здесь Петя не раз бывал вместе с ней. Но сегодня у мамы приема нет, и вот приходится идти одному.
Страшновато. Но что поделаешь, если нужно...
Глубоко вздохнув, Петя поднялся по ступеням крыльца. Толкнул тяжелую входную дверь и вошел внутрь.
Его сразу остановила санитарка в белом халате:
- Тебе, мальчик, что?
- Где тут у вас справки на оспу? - вежливо спросил Петя. И, покраснев, добавил: - Мне завтра в школу поступать.
Тут санитарка, узнав Петю, удивилась:
- Ты один пришел? Без мамы?
- Один, - ответил Петя и, еще больше краснея, робко сказал: - Что ж тут особенного?
- Молодец! - похвалила санитарка и объяснила: - Иди прямо-прямо по коридору. Шестой кабинет. Найдешь?
Как же не найти? Ведь в пятом принимает его мама. Пятый кабинет так и называется - глазной, и там его мама лечит разные глазные болезни.
- Найду, - сказал Петя. - Я умею считать до тысячи...
- Какой молодец! - снова похвалила санитарка.
И все-таки, когда этот молодец шел по коридору, сердце у него колотилось так сильно, что пришлось положить ладошку на живот.
Не вернуться ли домой, пока не поздно?
Но глаза помимо воли отыскали дверь с цифрой "шесть". И рука против воли толкнула эту дверь. А ноги, уж совсем не желая того, шагнули за порог, и Петя очутился в большой светлой комнате.
Возле дверей за столиком сидела сестра, тоже в белом халате, и писала. Она вопросительно посмотрела на Петю.
- Я один, что ж тут особенного, - упавшим голосом пролепетал Петя.
Вот когда ему стало по-настоящему страшно!
А не удрать ли домой? Прямо сейчас? Сию секунду...
Но удирать было поздно. Сестра в белом халате спросила у Пети, как его зовут, как его фамилия и сколько ему лет.
Петя тотчас ответил, что зовут его Петя, что фамилия его Николаев и что недавно ему исполнилось семь лет.
- Ступай посиди, тебя вызовут, - сказала сестра и все, что ей сказал Петя, быстро записала в большую книгу.
А Петя пошел на свободное место у окна и сел.
Сел, глянул направо, на своих соседей, и обмер: рядом с ним, бок о бок (ну кто бы мог такое представить?!) сидел его злейший враг - Вовка.
Но какой же это был не похожий на себя Вовка! Он весь лоснился от чистоты. Его красные щеки блестели, будто два хорошо вымытых помидора. А коленки-то, коленки! Наверно, их терли мочалкой часа два! Если не больше...
Петя посмотрел на свои колени. М-да... Мама покраснела бы и за его рубашку, и за его трусики. Но за колени - больше всего?..
А Петя не собирался краснеть. Ничуть. И если щеки его слегка порозовели, а глаза заблестели, так это вовсе не от стыда. Наоборот - от гордости.
Вовка не решился бы прийти сюда один. Куда там! Рядом с ним сидела мама. И тут же, к великому Петиному удовольствию, она спросила:
- Неужто ты один, Петя?
- Один, - гордо проговорил Петя и небрежно прибавил: - Что ж тут особенного?
- Может, и мне уйти... Останешься? - спросила у Вовки мать. - Вот, будете вместе.
- Останусь, - буркнул Вовка, стараясь не смотреть в Петину сторону.
- Ну и ладно! Коли так, не буду времени терять. - И, твердо шагая, она направилась к двери.
Мальчики остались одни. Они сидели рядышком, надутые, сосредоточенные. И хотя оба отвернулись друг от друга и смотрели в разные стороны, прежней вражды не чувствовали. Наоборот, им очень хотелось поговорить.
Но кто же решится первый?
Петя?
Ну нет! Он скорее проглотил бы кончик собственного языка.
А у Вовки и в мыслях такого не было. Первому мириться, когда Петька кругом виноват? Очень надо!
Иногда они бросали исподлобья друг на друга быстрые незаметные взгляды. Ерзали на стульях. Но оба молчали, крепко стиснув зубы.
Так прошло пять минут. Потом десять. Потом пятнадцать.
И вдруг совершенно отчетливо из боковой двери раздалось:
- Владимира Чернопятко к врачу.
Петя вздрогнул. Быстро, как на пружинке, повернулся к Вовке:
- Тебя.
- Да, - еле слышно прошептал Вовка, и щеки его стали медленно бледнеть.
Петя почувствовал к своему недавнему врагу такую жалость!..
- Ты не бойся, - прошептал он. - Это не очень больно...
- Я не боюсь, - дрогнувшим голосом ответил Вовка и поднялся со стула.
В ту же минуту тот же голос из той же двери крикнул:
- Петра Николаева к врачу!
- Тебя тоже! - вскричал Вовка, и румянец мгновенно вернулся на его щеки. - Пошли вместе...
- Пошли! - воскликнул Петя.
И оба, рука об руку, они вошли в кабинет к врачу.
- Ага, два дружка-приятеля! Вместе в школу поступать, вместе оспу прививать! - весело встретил их старенький доктор.
- Вместе! - уже ничуть не робея, проговорил Петя.
Вовка же солидно объявил:
- Завтра наши документы пойдут относить в школу. Его и мои.
- Понимаю, понимаю, - сказал доктор. - Ну-ка, снимайте рубашонки... Я вас сначала послушаю, постукаю...
Из поликлиники шли они долго. Сначала остановились и сверили свои справки. Все в них оказалось совершенно одинаково. Все, вплоть до запятых. Конечно, кроме имен и фамилий.
Потом они еще раз остановились, чтобы поглядеть на только что привитые оспины. И, хотя это были пустяковые, едва заметные царапины, каждый похвалился, как здорово он вытерпел "эту ужасную боль" и даже не пикнул.
У Петиной калитки они остановились.
- Давай сегодня шалаш строить! - предложил Вовка.
- Ладно, - согласился Петя. - Только лучше у нас в саду...
- Только поближе к нашему забору, - сказал Вовка.
- Не к вашему, а к нашему... - упрямо сдвинув брови, начал было Петя. Но одумался. Примирительно сказал: - А забор-то не ваш и не наш, а заводской.
- А ты думал! - усмехнулся Вовка.
На следующее утро мама пошла записывать Петю в школу. Он остался дома и не мог найти себе места от волнения. Он слонялся по саду, ничем не мог заняться. И Вовки, как назло, нигде не было. Даже десяток вишен, чудом уцелевших среди листьев, не доставили Пете никакого удовольствия. Он съел их с мрачным видом, хотя вишни были необычайно сладки той особенной сладостью, какая бывает у последних ягод, перезрелых и чуть провяленных солнцем.
