Торнатрас - Бьянка Питцорно
Как-то раз синьор Петрарка прислал Ланчелота Гривза, чтобы попросить синьору Эвелину ему попозировать. Но не для портрета, а для комикса, который он рисовал для одного французского журнала.
«Эта романтическая и полная приключений история происходит на пиратском корабле два столетия назад, – просил передать он. – Мне хотелось бы, чтобы у героини были ваши черты и грация».
Синьора Эвелина пришла в замешательство: с одной стороны, предложение ей польстило, с другой, она была слишком не уверена в себе и боялась, что дети и золовки ее засмеют. Тогда синьор Петрарка решил попросить поддержки у Коломбы и Лео.
– Как здорово, мама! – с энтузиазмом воскликнул Лео. – Подумай! Когда комикс переведут на итальянский, джакузи умрут от зависти, ведь ни у кого из них нет мамы-пиратки!
– Это ведь почти как сыграть роль в телефильме, – сказала Коломба.
После такого сравнения Эвелина не смогла отказаться.
У пиратки в комиксе есть новорожденный сын, и дедушка Пульче спросил у семьи Ортолу с первого этажа, нельзя ли нарисовать его с их младшего шестимесячного сыночка Лебебе.
Разрешение получено. Мама уже готовится (ей надо переодеться в красное бархатное платье, взятое напрокат в театре). Ланчелот спустился к синьоре Циляк за Лебебе. Это настоящий ангелочек: пухленький, со складочками на ручках и на ножках, все время улыбается. Кожа у него черная, как у всех в семье Ортолу (они – гаитяне). Перед тем как начать рисовать, синьор Петрарка сфотографировал его на руках у моей мамы. Глядя на цветную фотографию, сразу понятно, что малыш не может быть ее сыном. Но в комиксе этого не будет видно – он черно-белый. А маме фотография так понравилась, что она сделала себе копию и повесила ее в рамке в гостиной.
Каждый день после сеанса позирования мама относит младенца обратно и часто задерживается там, помогая синьоре Циляк с «сокровищами». Кроме Лебебе, в ее домашнем садике остаются до вечера самый младший из Джериди – десятимесячный Мохамед, Аннина Эспозито (ей год и месяц) и еще Пи Чан, которому уже исполнилось два года.
Маме всегда очень нравились малыши, она может нянчиться с ними часами. В хорошую погоду мама с синьорой Циляк выносят их в сад подышать воздухом. А в одиночку синьоре Циляк с четырьмя колясками не справиться.
Хотя мама и не привязана больше к телевизору, как раньше, но программы канала «Амика» не пропускает. Особенно если их ведет этот фанфарон Кукарикарди. Теперь она знает про него все, каждый день заглядывает в фойе к доктору Мурджия (благо он живет с нами на одном этаже), чтобы посмотреть, что пишут про ее кумира в журналах.
Однажды я слышала, как она спрашивала у синьоры Мурджия:
– Это правда, что студии канала «Амика» находятся в Милане? А в каком районе, не знаете? В телефонном справочнике нет их точного адреса? – И потом вздохнула: – Неплохо было бы повстречаться на улице с Риккардо Риккарди!
Глава десятая
До сих пор не могу в это поверить. Моя мама стала победительницей розыгрыша на этом дурацком канале «Амика» и теперь бесплатно проведет целый месяц в их знаменитой «Боттичеллиане».
Я не очень поняла, как это все получилось. Мама клянется, что не писала и не звонила им на передачу. Возможно, ее номер сохранился в архиве канала «Амика» еще с того раза, когда она покупала у них газонокосилку. Но откуда они узнали, что мы переехали в Милан? И что она хочет улучшить свою внешность? Как-то подозрительно.
Насчет внешности не знала даже я. Мне казалось, маме совершенно наплевать, что она становится похожа на старую калошу. Но, как видно, я ошибалась. Может быть, это позирование для комикса синьора Петрарки пошло ей на пользу? Во всяком случае, сейчас она вне себя от радости оттого, что ей предстоит стать такой, как прежде, и «лучше, чем прежде».
Мама говорит, что подозрительными быть плохо. Наш миланский адрес «Амике» могли сообщить в магазине, где мы покупали новый телевизор. Наверно, она права.
«Девчонки» предложили приехать и побыть с нами, пока мамы не будет. Думаю, мне удастся уговорить одну из них спать в моей комнате на гостевой кровати (на нижней половине моей двухъярусной).
Все-таки очень странно. С тех пор как умер папа, маму никакими силами нельзя было заставить заняться собой. А в «Боттичеллиане» ее будут все время снимать на камеру, так прописано в контракте. И зрители смогут увидеть ее, потную, на тренажере, и в массажной, прикрытую одним полотенцем, и в парикмахерской с кремом-краской на голове, и полуголую в сауне, и в солярии…
А ведь она стесняется даже продавщиц, когда мне удается затащить ее в «Упим» или «Станду»![17] Не дай бог кому-нибудь заглянуть в кабинку, когда она в одном белье!
– Но ты понимаешь, что вся Италия увидит твой целлюлит? – не удержалась я.
– Ну и что? – ответила она. – Зато потом они увидят меня стройнее всех.
В Твердыне все на ее стороне.
– Оставь ее в покое! Чем бы дитя ни тешилось, – сказал мне Ланч.
Синьора Эспозито, встречая меня на лестнице, воздевает к небесам руки:
– Ах, вот бы мне выпала такая удача!
Ее-то я понимаю. Со всеми своими деточками она не может себе позволить даже сходить в парикмахерскую и делает укладку у синьоры Циляк. А мама теперь, если бы хотела, могла бы пойти в самый лучший салон красоты.
– Не лучше ли заплатить из своего кармана за массаж и все остальное, но чтобы никто не стоял у тебя за спиной и не надо было отчитываться на каждом шагу перед всем миром? – предложила я.
– Ты не поняла! – ответила мама, глядя на меня с сожалением, как будто я была совсем маленькая и немного недоразвитая. – В этом-то и есть вся прелесть: это будет на телевидении, это все увидят. И подумай только, я познакомлюсь с Риккардо Риккарди. Он сам будет брать у меня интервью до и после «Боттичеллианы».
Синьора Мурджия завидует маме. Не потому, что с ней там будут возиться, но потому, что она близко
