Мэтт Хейг - Мальчик по имени Рождество
– Вставайте! Они убегают!
Блитцен направился к просвету между деревьями, постепенно набирая скорость.
– Давай, Блитцен! – подбадривал его Николас. – Ты сможешь, мальчик! Давай! Сегодня Рождество! Используй свою магию!
До Николаса донёсся приглушённый свист. Мальчик испуганно пригнул голову и разминулся со стрелой лишь в самый последний миг. Блитцен на ходу приноравливался к упряжке и весу саней с Джоэлом и Малышом Кипом. Теперь ему было не так-то просто пуститься в галоп. Мимо просвистела ещё одна стрела.
Блитцен поднажал, но этого было недостаточно. Деревья стояли слишком тесно, и олень лавировал между стволов, едва не задевая их рогами. Николас вцепился в мех что было сил, а когда посмотрел назад, увидел, как сани чуть не перевернулись, – Джоэл еле успел их выправить.
Перед глазами Николаса мелькали припорошённые снегом сосновые лапы; мимо то и дело проносились камни и стрелы. Мальчик мог думать только о том, чтобы поскорее убраться из этого леса.
А потом случилось самое страшное – позади раздался крик боли, разорвавший ночь на клочки.
Николас обернулся: отец стоял на краю саней, и из плеча у него торчал оперённый кончик стрелы. Лоскутная рубашка стремительно темнела от крови.
– Папа! – завопил Николас. Мимо просвистела ещё одна стрела.
И тут мальчик почувствовал, как неведомая сила прижимает его к оленю. Волшебство наконец сработало. Но едва они начали отрываться от земли, как в шею Блитцену ударил камень, пущенный из пращи. То ли от шока, то ли от боли олень начал стремительно терять высоту. Блитцен отчаянно перебирал копытами, но Николас видел, что их несёт прямо на деревья. Ветки хлестали его по лицу, в рот набились сосновые иголки, а стрелы продолжали рассекать воздух смертоносными тенями.
– Давай, Блитцен! – закричал Николас, призывая оленя одолеть силу тяжести. Но бедняга Блитцен и так делал всё, что мог. Его неудержимо тянуло вниз. Сани рухнули на снег, но олень упрямо бежал вперёд.
– Слишком тяжело, – простонал Джоэл, прижимая руку к раненому плечу.
Николас знал, что отец прав, но деревья впереди начали редеть, и в груди мальчика всколыхнулась надежда.
– Всё будет хорошо! – завопил он. – Ну же, Блитцен, ты справишься!
Олень вновь потянулся мордой к луне, цепляясь копытами за воздух. Он всё-таки оторвался от земли, однако радоваться было рано: мускулы под тёмно-серой шкурой бугрились от напряжения, дыхание с шумом вырывалось из широкой груди. Николас видел, что долго Блитцен не продержится. Он попытался призвать свою магию, но страх не давал ему сосредоточиться. Мысли кружились в голове, будто подхваченные бураном. У мальчика никак не получалось сформулировать желание: слова ускользали, подобно листку бумаги, который ветер рвёт из рук.
– Ты не понимаешь! – крикнул сыну Джоэл. – Дальше обрыв! Река!
Наконец до Николаса дошло. Впереди прекращался не только лес, но и земля. Там не было ничего, словно горизонт внезапно подступал совсем близко. До тёмной пропасти, на дне которой шумела река, оставалось всего несколько метров.
– Нам её не перепрыгнуть! Можно только перелететь, – не унимался Джоэл. – А сани слишком тяжёлые.
Но Николас не собирался сдаваться. Каждым нервом своего тела, каждой его клеточкой он надеялся и взывал к магии, которой наделили их с Блитценом эльфы.
– Блитцен, давай же! Ты справишься, у тебя получится! Лети!
Олень снова поднялся в воздух, но едва-едва. Он почти цеплял копытами землю. Ветви снова захлестали беглецов. Джоэл крепко ухватился за клетку, в которой подвывал от страха Малыш Кип.
– О нет! – причитал эльфёнок. – О нет, о нет, о нет, о нет!
– Я тяну вас вниз! – сказал Джоэл. – Ничего не поделаешь, придётся прыгать.
Слова отца впились в сердце Николаса, будто клыки.
– Нет, папа! Не надо!
Он обернулся и увидел на лице Джоэла выражение иной боли – боли прощания.
– Нет!
– Я люблю тебя, Николас! – прокричал отец. – И хочу, чтобы ты помнил обо мне что-то хорошее.
– Нет, папа! Всё будет…
Они были уже на самом краю обрыва – Николас почувствовал это даже раньше, чем разглядел. Блитцен резко ускорился и рванул вверх, а Джоэл полетел вниз. Николас сквозь слёзы смотрел, как отец катится по снегу, становится всё меньше, меньше – и наконец исчезает во тьме. Точно как мама, сгинувшая в темноте колодца. Весь ужас случившегося разом обрушился на Николаса. Теперь он остался совсем один.
А Блитцен, избавленный от лишнего веса, свечой взмыл в небо. Олень устремился на север, готовый на всё, чтобы доставить груз по назначению.
Ночной полёт
Потерять любимого человека – разве можно вообразить что-то ужаснее? Николас едва дышал от сдавившей грудь тоски. Он словно падал в пропасть без конца и края. Любимые люди делают мир надёжным и настоящим, и если они вдруг исчезают, ты уже ни в чём не можешь быть уверен. Николас знал, что больше никогда не услышит голос отца. Никогда не спрячет руку в его мозолистой ладони. Никогда не увидит красный колпак у него на голове.
От ледяного ветра слёзы замерзали у Николаса прямо на щеках. Это было самое горькое Рождество – и самый горький день рождения в его жизни. Он цеплялся за Блитцена и время от времени поглядывал назад, чтобы убедиться: сани с клеткой никуда не делись.
В какой-то момент он зарылся лицом в тёмно-серый мех и прижался щекой к тёплой оленьей спине. Где-то в глубине могучего тела билось большое сердце, и его стук словно заменял цокот копыт.
Мальчик плакал не переставая, с тех самых пор как отец спрыгнул с саней. Он не знал наверняка, погиб Джоэл при падении – или же Андерс и Тойво добрались до него раньше. В любом случае, исход был ясен: отца он больше не увидит. Холодная пустота внутри не давала надежды на чудесную встречу.
Небо медленно светлело.
– Мне жаль, – сказал тихий голос позади Николаса. – Это всё моя вина.
До сих пор Малыш Кип лепетал в основном «о нет!», и теперь Николас изрядно удивился.
– Не говори так! – крикнул он через плечо, утирая слёзы. – Ты ни в чём не виноват!
Некоторое время они летели молча.
– Спасибо, что спас меня, – снова раздался голос эльфёнка.
– Знаю, ты думаешь, что мой отец был плохим человеком. Да, с тобой он поступил нехорошо. Но в жизни своей сделал много хорошего! Он просто был слабым. Мы жили очень бедно… С людьми всё не так просто.
– С эльфами тоже, – согласился Малыш Кип.
Николас уставился на снеговые тучи, которые медленно ползли по небу. Поверить в то, что олени летают по воздуху, а мальчики могут пролезть в узкий дымоход, куда проще, чем в то, что жизнь продолжается и после гибели отца. Но Блитцен мчался вперёд, и Николас твёрдо знал, что должен вернуть Малыша Кипа домой. Потому что так будет правильно.
– Ты друг, – сказал Малыш Кип.
Они пролетели над Очень большой горой, и на этот раз Николас сразу увидел Эльфхельм: улицу Семи Извилин, Гостеприимную Башню, Главный зал, озеро и Лесистые холмы.
К тому времени как Блитцен приземлился посреди Оленьего луга, там уже собралась толпа. Николас не боялся – теперь уже ничто в мире не могло его испугать. Он потерял отца. Ничего страшнее с ним не случится. Мальчик слез с оленя и увидел, как эльфы расступаются, пропуская Отца Водоля. Чёрная борода его грозно топорщилась; он шёл, глубоко втыкая посох в снег. Но даже тогда Николас не почувствовал страха. Только пустоту.
– Итак, сын Джоэла Дровосека вернулся, – сказал Отец Водоль, вперив в мальчика недобрый взгляд.
Николас молча кивнул на деревянную клетку.
– И зачем же, позволь спросить?
– Я привёз Малыша Кипа обратно в Эльфхельм, – громко объявил Николас, чтобы все на лугу его услышали.
– Это правда, Отец Водоль! – с улыбкой подтвердил седой эльф. Отец Топо проталкивался сквозь толпу. За ним хвостиком следовала Малышка Нуш. – Николас спас Малыша Кипа! Какие чудесные вести принесло нам рождественское утро.
– Да, – сказал Отец Водоль и через силу улыбнулся Николасу. Глаза его при этом напоминали остывшие угольки. – Да, я вижу. Но теперь человек должен вернуться в башню.
Эльфы недовольно заворчали.
– Но сегодня Рождество!
– Пусть остаётся!
Отец Топо покачал головой.
– Не в этот раз, – сказал он, глядя на главу Совета.
– Хватит с нас добросердечия, – рыкнул Отец Водоль, потрясая посохом. – Отец Топо, я не желаю тебя больше слышать. Человек вернётся в башню. Я всё сказал!
Эльфы заволновались, и в Отца Водоля полетели чёрствые пряники.
Отец Топо впервые в жизни не собирался уступать. Напустив на себя решительный вид, он встал рядом с Николасом.
– Отец Водоль, вы рискуете вызвать бунт. Этот мальчик – герой!
– Герой! Герой! Герой! – подхватили эльфы.
– Неблагодарные! – взревел Отец Водоль так, что переполошил даже пикси на Лесистых холмах. – Вы что, забыли, как много я для вас сделал? Я лишил вас веселья, запретил доброжелательность, и в деревне наконец-то стало безопасно!
