Валерий Гусев - Тусовка на острове Скелета
– Заодно, Дим, узнаем, чего они от нее хотели? Не зря же они ее украли. Гы?
На следующее утро мы забрали рукопись книги о великом Чижике и поехали в «Антиквар».
Надежда Кузьминична очень обрадовалась, что видит нас живыми и здоровыми, и разрыдалась от счастья. Она провела нас в рабочий кабинет профессора, который занимала во время его отсутствия.
Кабинет был очень скромный, небольшая комнатка. Почти все стены ее были уставлены застекленными стеллажами, на которых расположились в идеальном порядке всевозможные раковины, кораллы, сушеные крабы и омары. А мебели никакой не было, кроме школьного письменного стола и нескольких простых стульев. И на столе этом тоже ничего особенного не было, ни компьютера, ни ноутбука, ни органайзера, только подставочка для перекидного календаря, стопка бумаги, несколько книг и простенькая глиняная кружка, из которой торчали карандаши и авторучки.
Надежда Кузьминична достала из стола стаканы и стала поить нас молоком из пакета. «Что я, кошка, что ли?» - прочитал я в Алешкиных глазах.
И я поскорее завел разговор о будущей книге.
– Нам очень понравилось, - сказал я. - Вы так тепло о нем пишете. А вот Иван Василич почему-то сердится на вас.
Слезы на ее глазах мгновенно высохли, в них зажглась обида:
– Да потому что он ничего не знает. Я хотела спасти его бесценную коллекцию… А получилось все наоборот.
Мы переглянулись.
– Да, да! Это все так ужасно…
– Нереально ужасно, - прошептал Алешка. А потом громко сказал: - Вы только не плачьте.
– Ладно, не буду… Постараюсь, во всяком случае. Ванечка, когда уезжал, очень беспокоился о своей коллекции - как она там будет одна в пустой квартире. И попросил меня пожить у него это время, ему так спокойнее. Я, конечно, согласилась. И переехала в его квартиру. И ждала его возвращения. А через некоторое время мне позвонил Виктор Петрович и сообщил ужасную вещь. Он сказал, что один из московских коллекционеров нанял двух грабителей, чтобы они обокрали Ванечку. Чтобы забрали все ценные вещи. Я так испугалась…
– Вы только не плачьте, - напомнил Алешка.
– А ты пей молоко, - напомнила ему Надежда Кузьминична. - Это очень полезно… Я хотела тут же заявить в милицию, но Виктор Петрович меня отговорил. Он предложил свою помощь. «У меня есть надежное место, - сказал он, - давайте на это время перевезем коллекцию туда. А когда опасность минует, мы ее вернем». Я очень обрадовалась и поблагодарила его со слезами на глазах. Я сразу же упаковала коллекцию в ящики и коробки, и в тот же вечер приехали двое молодых людей… Одного из них, кажется, звали очень красиво… Не помню точно, кажется, Арчибальд…
– Может, Арнольд? - спросил я.
– Вы правы, Дима, его звали Арнольд. Совершенно верно. Я еще почему так уверена: когда я была маленькой, у моей мамочки был котик. Как раз его звали Арнольдиком…
– Про котика - потом, - не очень вежливо посоветовал Алешка.
– Да, конечно… Так вот этот котик… Ах да, про котика - потом. Эти молодые люди вежливо, аккуратно и быстро погрузили все вещи в машину и увезли их. Я так обрадовалась. Мне стало спокойно. Я даже отправила Ванечке телеграмму. Но он как-то странно ответил мне… Точно не помню… Подождите, его телеграмма, кажется, сохранилась. Сейчас…
Надежда Кузьминична, все-таки хлюпая носом, долго копалась в столе, а потом в шкатулке, перебирая в ней всякие бумажки.
– Вот она! - поднесла мятый листочек к глазам. - Фу! Даже читать неприлично. Прочтите уж вы, Дима. Только не очень громко.
Я прочитал: «Наденька зпт не знал зпт что ты такая дура вскл».
Надежда Кузьминична всхлипнула. И призналась:
– Да, я тоже не знала, что я такая… неумная. Я сразу же позвонила Виктору Петровичу. Но мне ответили, что он здесь не живет. Я так расстроилась, что побежала в милицию.
А в милиции состоялся такой нереально дикий разговор:
– Меня обокрали! Найдите преступников.
– Успокойтесь, гражданка, расскажите по порядку. Только не плачьте.
Надежда Кузьминична рассказала все по порядку. Примерно так:
– Я аккуратно собрала все вещи, упаковала их в бумагу, уложила в коробки и передала их молодым людям. Они их взяли и уехали.
– Они вам угрожали?
– Ну что вы! Очень милые молодые люди…
– Как они попали в вашу квартиру? Взломали дверь?
– Ну что вы! Я сама их впустила. По договоренности. Их прислал Витя Сизов.
Милиционеры переглянулись, усмехнулись и отказались принять заявление.
Алешка не стал больше тянуть и обрадовал Надежду Кузьминичну:
– Вы только не зарыдайте от радости. Мы нашли коллекцию.
– Батюшки! - Она всплеснула руками и засияла улыбкой. - Какие вы молодцы! Не зря я вас сразу полюбила. Пейте, пейте молоко! Это очень полезно для молодых организмов. И где же она?
– В милиции. Мы ее туда сдали.
– И там все-все цело? Ничего не пропало?
– Все цело, - успокоил ее Алешка.
– А ковш?
– Какой ковш?
– Как какой? Ковш Петра Великого. Это ведь самый ценный экспонат. И Виктор Петрович все про него расспрашивал…
– Так он нашелся? - удивился я. - Ваш Виктор Петрович.
– Нашелся, нашелся, - заулыбалась тетя Надя. - Очень скоро нашелся. И страшно удивился и расстроился, что я отдала коллекцию этим молодым людям. Он сказал, что меня обманули, что это не его люди, что я отдала коллекцию жуликам. «Как же так, - говорила я, - ведь они назвали пароль».
– А какой был пароль? - спросил Алешка. - Про бензин?
– Нет, про бензин я бы не запомнила. Пароль был простой: «Здравствуйте, Надежда Кузьминична».
Таких наивных людей, по-моему, очень мало осталось. И все они, по-моему, находятся в той самой больнице, которую обслуживает водитель Федотов.
– А Виктор Петрович употребил все силы на розыски коллекции. И все время расспрашивал меня про этот ковш.
– А еще про что он расспрашивал? - мрачно уточнил Алешка.
Надежда Кузьминична немного смутилась, стала нервно перебирать авторучки в глиняной кружке, которая стояла перед ней на письменном столе. Потом все-таки прошептала:
– Еще он про вас расспрашивал… Я немного проговорилась… что вы с Ванечкой знакомы…
– А где он вас расспрашивал? - спросил я.
– Ой! - Она опять прижала ладони к щекам. - В таком ужасном месте. Такой, представляете, подвал, а в нем одни клещи для зубов. Поликлиника, наверное. Зубоврачебная. Я так напугалась! Когда я была маленькой, у моей мамочки…
– Про мамочку - потом, - жестко прервал ее Алешка. - Где эта… поликлиника?
– Она… Сейчас я вспомню… Мы проехали этот… как его, - она пощелкала пальцами, припоминая, - нет, его мы не проезжали… В общем, там такой небольшой поселок, называется… сейчас… Там очень много домов. А этот дом, где поликлиника, так он, знаете, совсем на отшибе стоит, в сторонке так. Особнячком. На краю леса… Нет, вру. На краю поля. Или оврага. Такой серый-пресерый дом. Угловатый такой.
Ну, это ясно. Мы в этой поликлинике тоже побывали. Вот только адреса ее не знаем.
– Когда я была маленькой, - завела опять свою жалобную песню тетя Надя, - мы с мамочкой снимали там дачу. Я помню, там была река, она называлась…
– Волга? - подсказал Алешка.
– Нет, что ты, Волга впадает в Каспийское море. А эта река впадает совсем в другое место. И название у нее такое красивое, светлое… Вроде как Звездочка. Нет, не Звездочка. Искорка - вот! Искра.
– Может, Истра? - подсказал я.
– Ой! Точно! Молодец! Истра, конечно. А поселок - вспомнила! - Березки. И этот серый дом, где поликлиника, он прямо недалеко от Березок. А стоит дом не на краю оврага, а на берегу речки Истры!
Ну, вот, кажется, добрались.
– Какой счастливый у меня день! Я готова рыдать от счастья!
– Не надо, - поспешил Алешка.
– А как вы думаете, мальчики, Ванечка меня простит? Я ведь сохранила его коллекцию. - Вот так вот! Она сохранила. - Только не знаю, куда это кубок Петра Великого делся? Надо у Ванечки в квартире поискать.
– Вместе поищем, - сказал Алешка. - Только сначала серый дом найдем.
– И Ванечку, ладно?
– Ванечка уже нашелся. Скоро он поцелует ваши ручки, мадам.
А когда мы вышли из «Антиквара», Алешка сказал:
– Дим, мне все ясно, кроме одного. Что такое «зпт» и «вскл»? Не знаешь?
– Знаю. Так в телеграммах и радиограммах обозначают для экономии слова «запятая» и «восклицательный знак».
– Понятно. А «тчк» это, значит, «точка». Вот и хорошо. Мы с тобой тоже в этом деле скоро «тчк» поставим. Нет, лучше «вскл». Гы?
Когда мы пришли домой, мама сказала:
– Вот я все время думаю - одинокая я женщина или нет? Или просто несчастная?
– Как это? - удивились мы в один голос.
– Ну как… Муж уехал, а дети… Детей я целыми днями не вижу. Я думаю, они меня бросили. На произвол судьбы. Никто в магазин не сходит, никто посуду не помоет…
– Нереально грустно, - сказал Алешка.
– И несправедливо, - сказал я.
– Мы учтем, - пообещал Алешка. - Дима сходит в магазин, а потом помоет посуду. А я ему достану пылесос из шкафа.
