Алесь Шлег - Цыганок

Больно кололись ветки крыжовника. От холода и нервного напряжения по телу пробегала дрожь.

Под окном рос куст красной смородины. Густой, похожий на огромную зеленую кочку. Нижние ветви его лежали на самой земле. Цыганок осторожно поднял их и скользнул под куст.

Раздвинув ветви, он увидел окно. Стекла были сухие, только кое-где закапаны дождем. Возле самого окна гнули вниз красные головы пионы и георгины. Все звуки глушил однообразный шум дождя.

Андрей лежал по ту сторону куста. Лежал тихо, будто его и не было рядом. "Только бы он не прозевал эсэсовца в беседке! А может, тот уже давно заметил нас и ждет, что будет дальше? Ерунда! Они не ждут, они сразу хватаются за автомат... - с тревогой подумал Ваня. - Как хорошо, что в саду нет овчарки! Наверно, этот берлинец действительно не любит собак".

Зашевелилась занавеска в окне. Ваня задержал дыхание, крепче сжал браунинг в руке.

Занавеска отдернулась, показался человек в нижней рубашке. Поднял руку вверх, опустил, покопошился внизу. Тихо скрипнув, распахнулось окно.

Немец высунул седую голову, посмотрел на небо, сморщился. У него было длинное лицо с острым носом, на котором сидели очки. Он что-то недовольно проворчал, зевнул и исчез. Ваня услышал, как в комнате хлопнули двери.

Цыганок подождал несколько секунд, выполз из-под куста, осмотрелся.

Лил дождь. Кроме его ровного и глухого шума ничего не было слышно, Ваня пригнулся, метнулся к окну, присел.

Из-за куста показалась голова. Андрея. Он приподнялся, кивнул головой.

Ваня медленно выпрямился, осторожно отодвинул край занавески, заглянул в комнату.

Немца не было.

Цыганок сунул браунинг за пояс, вытащил из кармана охотничий нож. Взяв его в зубы, ухватился за подоконник и нырнул в окно.

Большой письменный стол в кабинете был весь завален бумагами. На кожаном глубоком кресле лежал пухлый портфель. Словно черный кот, дремал на маленьком столике черный телефон. На стене висела карта, которую до половины закрывала голубая занавеска. Где-то в глубине дома слышались приглушенные голоса.

Ваня сделал несколько неслышных шагов по мягкому ковру, схватил портфель.

- Х-хайль! - вдруг захрипел кто-то за его спиной. - Зиг х-хайль!

Цыганок выронил портфель, схватился за браунинг, мгновенно повернулся.

Из угла, из проволочной золотистой клетки, на него смотрела красно-желтая птица.

"Попугай! - перевел дыхание Ваня. - Тьфу, чтоб тебя, гад, разорвало! Едва сердце не выскочило!"

Цыганок схватил портфель, дрожащими пальцами раскрыл и начал сгребать в него бумаги со стола. Бумаги не лезли, портфель был полон, и Ваня кулаком, словно месил тесто, заталкивал их туда. Затем подбежал к стене, сорвал карту. Сложив ее вчетверо, сунул за пазуху. Схватил портфель, кинулся к окну. Положив его на подоконник, метнулся назад к столу. Взял нож, который едва не забыл, шагнул к телефону. "Надо обязательно перерезать провод, мелькнуло в голове. - Быстрей!"

Он зажал в руке черную резиновую жилу и с первого раза острым, как бритва, ножом перерезал ее. Конец провода упал на ковер. Ваня ногой задвинул его под стол.

"У немца должно быть оружие, - лихорадочно думал Цыганок. - Где же оно?" Он глянул на стол и увидел, что из замка верхнего ящика торчит ключ. Ваня крутнул его влево, рванул ящик на себя. Перед ним на бумагах лежал парабеллум. Цыганок сунул его за пояс, свернул бумаги в трубку и в два прыжка очутился у окна. Едва только дотронулся до портфеля, как чья-то рука молниеносно схватила портфель с подоконника и исчезла вместе с ним за занавеской.

Цыганок побелел, затаил дыхание. Затем осторожно отвел в сторону краешек занавески.

Прямо перед собой увидел встревоженное лицо Андрея Рогули.

- Вылазь! - шепнул он. - Быстрей!

Ваня сунул ему бумаги и выскочил через окно.

По-прежнему шел дождь. Время от времени срывались и глухо падали на землю яблоки.

Лес стоял тихий и неподвижный. Изредка протяжно и тоскливо свистнет синица, даст короткую очередь дятел, и снова - звенящая тишина.

Вдыхая на полную грудь сладковатый, настоенный на сосновой смоле воздух, Федя Механчук брел по лесу. Глянул себе под ноги и остановился, зачарованно глядя на черничник, на котором редкими чернильными каплями висели последние, еще не успевшие осыпаться ягоды. "Вот и осень подкралась, - с тихой грустью отметил Федя. - Вторая военная осень..."

Раздавив ногой розовую сыроежку, Механчук переступил замшелый ствол вывороченного бурей граба и увидел впереди, залитую солнцем прогалину. Остановился возле калины, отвел рукой тяжелую от ярко-красных гроздей ветку и стал внимательно осматривать поляну. На ней кое-где росли кусты орешника, из травы торчали высокие серые пни, от которых вытянулись длинные тени.

Федя прислушался. Низко над поляной пролетела сизоворонка. Тень от нее скользнула по траве и скрылась. "Хоть бы ветка где шелохнулась, - подумал Механчук и вышел из кустов. - Ничего вроде подозрительного".

Федя уже дошел до середины поляны, когда услышал стрекотание сороки. Внезапное предчувствие беды сжало сердце.

Сорока кричала в конце поляны. Федя застыл на месте. "Горизонт чистый, чего же она авралит? - насторожился Механчук. - Наверно, какого-нибудь зверька засекла".

Он сделал несколько шагов и вдруг отчетливо услышал треск сломанной ветки. Из куста напротив, блеснув на солнце, высунулся железный гриб каски. "Засада!"

Механчук молниеносным движением выхватил пистолет и, не целясь, нажал на курок. Гитлеровец медленно, ломая кусты, осунулся на землю. Федя отскочил к ореховому кусту и упал на траву за широкий пень. В тот же миг тишину вспорола автоматная очередь. От пня полетела щепа.

- Рус! - закричали из кустов. - Сдавайся!

Федя выхватил из кармана "лимонку", рванул чеку и изо всей силы швырнул туда, откуда доносился голос. От взрыва содрогнулась земля, вверх взлетели перемешанные с землей ветви. Послышались отчаянные крики и стоны.

- Фойер! - приказал тот же голос.

Ударили автоматы. Снова прозвучала команда.

Федя увидел солдат, которые перебегали от дерева к дереву. "Окружают! догадался Механчук. - Пока не поздно - полный назад!" Проклиная себя за неосторожность, Федя начал отползать. Прячась за пнями, добрался до высокого орехового куста. Дальше лежала голая полоса. Ползти по открытому пространству было безрассудно. Федя забрался под кует и осмотрелся. Мелькали между деревьев фигуры немцев, поблескивали на солнце их каски. "Живым не сдамся", - подумал Федя. Он сжал зубы и, тщательно прицелившись, выстрелил. В то же мгновение гулко прогремела автоматная очередь. Федя вскрикнул, ткнулся лицом в траву.

Опасливо, затем все смелей, выпрямляясь во весь рост, на поляну начали выходить немцы. Они уже были в десяти метрах от куста, под которым лежал Механчук. И вдруг послышалось:

- Огонь!

Ударил пулемет. К нему беспорядочно присоединились автоматы и винтовки. Гитлеровцы ошалело закрутились на поляне, кинулись назад.

Под калиной, за которой несколько минут назад стоял Федя Механчук, припал к "Дегтяреву" партизанский пулеметчик. Рядом с ним, став на колено, бил из автомата командир отряда.

- Самосейко! - крикнул он, не оглядываясь. - Давай за парнем!

Молодой партизан, стоявший за стволом вековой сосны, не пригибаясь, ринулся на поляну.

- Ложись! - заорал командир отряда. - Ползком, куриная твоя голова!

Но партизан только пригнулся и не лег на землю, пока не добежал до куста, под которым был Федя Механчук.

- Усилить огонь! - приказал командир.

- Елисеевич! - крикнул ему человек в очках, перебежав из-за соседнего куста. - Двоих наших хлопцев поранило!

- Ложись, комиссар! - сердито крикнул командир. - Чего под пули лезешь?!

Комиссар поправил очки и стал наблюдать за Самосейко. Взвалив Федю на спину, партизан полз назад. На помощь ему бросилось еще несколько бойцов.

Федю поднесли к калине, осторожно опустили на землю. Командир отряда взглянул на его мертвенно-бледное лицо и не удержал возгласа удивления:

- Механчук?! Да как же это ты?..

- Он без сознания, - склонившись над Федей, сказал комиссар.

- Вот так история! - Командир кулаком ударил себя по колену. Комиссар, этот парень от Неуловимого. Он должен был принести очень важные документы. За ними этой ночью прилетит самолет.

- Вон оно что! - удивился комиссар. - Его срочно перевязать надо, Елисеевич.

Командир расстегнул на Феде пиджак, разорвал рубашку. На груди у Механчука лежала картонная папка. Уголок ее был пробит пулей и покраснел от крови. Комиссар осторожно взял папку, развязал зеленые тесемки, заглянул в бумаги.

- Документы здесь! - возбужденно сказал он. - Вовремя мы подоспели. Могло плохо все это кончиться.

- Самосейко, носилки! - приказал командир, принимая у комиссара папку.