Борис Хотимский - Три горы над Славутичем
Перед выходом в тронный зал — Консисторион, закрытый красным занавесом, остановились. И долго-долго стояли, непонятно и утомительно долго. Поляне изрядно проголодались, но, судя по всему, кормить их здесь не торопились. И поить также, а пить после долгой дороги под солнцем еще как хотелось! Но не беда, анты терпеливы и выносливы — не привыкать…
Наконец красный занавес бесшумно раздвинулся, раскрылись разом три двери из резной слоновой кости, и гостям разрешили ступить несколько шагов вперед — на мягкие пестрые ковры.
Поначалу Кий был ослеплен великим обилием золота, серебра, каменьев, ярких красок. Но тотчас совладал с собой и увидел самого ромейского царя. Императора.
Ростом пониже любого из Полянских гридней, внимательные утомленные глаза на полноватом лице, в усах и бородке кое-где проседь. Златотканая туника под багряной мантией, а на челе — золотая диадема в прозрачных цветных каменьях. Он восседал на сверкающем трехступенчатом троне под золотым куполом, который держался четырьмя колоннами. За троном угадывались три закрытых бронзовых двери. Оттуда, надо полагать, и выходил сюда Император с приближенными. По бокам от трона две золотокрылые богини Победы простирали к восседавшему лавровые венки. Тут же замерли телохранители в золоченых шеломах с красными перьями, в белых одеждах, с золотыми ожерельями на крепких шеях, с золочеными секирами и копьями на дюжих плечах.
Вдоль стен, справа и слева от трона, выстроились сенаторы и высшие сановники Империи, все в парадных шелковых одеяниях, с подстриженными не выше уха волосами — прямыми и завитыми, черными, рыжими, седыми, — а иные вовсе плешивые.
Еще во время унизительно долгого стояния перед входом в Консисторион, утомленный дорогой и торжественным шествием через Царьгород, томимый ожиданием предстоящего, Кий окончательно смирил себя, решив, что выполнит все, о чем предупредили и на чем настаивали ромеи. Выполнит ради того заветного, о чем давно помышлял и к чему неудержимо стремился: стать самым сильным в антском мире, ни от кого не зависеть и никого не страшиться! И теперь, ощущая на себе внимательно изучающий, будто насквозь пронизывающий и как бы выжидающий взгляд Императора, он шагнул вперед, приблизился к трону и, совершив над собой последнее великое усилие, — опустился на ковер, вытянувшись, опершись ладонями и расставив локти, как в боевом поиске, когда неприметно приближаешься к недругу, вжимаясь в землю… Но ковра на ступенях трона и красного сапога императорского коснулся одними лишь усами — не устами! Кто мог бы приметить?
— Встань, князь! — негромким приятным голосом повелел по-антски Император и повторил то же самое, но чуть погромче по-гречески: — Встань!
Кий поднялся рывком и выпрямился. Самое тяжкое теперь осталось позади, преодоленное.
16
ГОЛОВНОЙ РАЗГОВОР
Настал день переговоров.
Император Второго Рима, прозванный к тому же Вандальским, Африканским, Готским, Алеманнским, Гуннским — каких только званий тут не было, всех не перечесть! — на сей раз был простоволос и одет в темно-бурую тогу без украшений, именно таким своим видом выделяясь среди немногих сопровождавших его приближенных, сверкавших золотом и каменьями на ярких нарядных одеждах. Император принимал антского князя Кия в одном из невеликих покоев Вуколеона, своего жилища, где в полумраке на едва освещенных стенах видны были нарисованные несмываемыми красками разные случаи из ромейской жизни — осада крепости, охота на зверя, строительство храма…
Рядом с Императором, за недолгим столом, восседали всего четверо ромейских мужей, в их числе — безбородый военачальник, славившийся не только храбростью, но и разумом.
На другой стороне стола усадили троих гостей: с Кием были здесь Хорив и Горазд.
Стол был уставлен золотыми и серебряными блюдами с изображениями сражающихся бойцов и самого Императора — то на коне, то пешего с копьем, либо одни только голова да плечи. На блюдах лежали невиданные плоды, различное мясо с подливами, всевозможная птица, рыба — свежая и соленая, сладости, пряности и всякая прочая изысканная снедь. Сосуды с вином и кубки также были из серебра и золота, тоже с разными изображениями и узорами.
У входа и в углах, сплошь в золоте, недвижимо стояли рослые гвардейцы-спитарии. Бесшумными тенями, как приднепровские кожаны, сновали туда-сюда слуги.
Поляне с удовольствием пробовали замысловатые ромейские вина и налегали на мясные блюда. Не отставали и остальные. Только Император не прикасался ни к вину, ни к мясу, лишь отведал несколько плодов. От выпитых вин гости чувствовали себя свободнее, хозяин изъяснялся их родной речью и держался просто, вовсе не по-ромейски, в конце концов Хорив не выдержал и спросил:
— Отчего Император так щедро потчует всех нас, а сам не пьет нисколько? И ест менее дитяти… — Тут он смущенно осекся под строгими взорами Кия и Горазда.
Но Император не обиделся, засмеялся добродушно и с явным желанием ответил:
— Да, я так же мало ем, как и мало сплю. И, справедливо заметил юный ант, не пью вина. Зато мои верные друзья и дорогие гости могут есть и пить по потребности. Разве это так уж дурно?
Никто за столом не мог тягаться с бледнолицым обжорой-толстяком в светло-зеленом хитоне, в котором Кий, приглядевшись, узнал самого комита священных щедрот, ведавшего имперской казной, славившегося не только чревоугодием, но еще и великой скаредностью.
— У меня на военной службе, — говорил Император, — немало готов-федератов. Правда, в гвардию зачислены только те из них, кто принял нашу веру. Но на границах Империи, возглавляемые своими же вождями, мне служит множество готов, причем готов еще не крещенных. Хочу сказать, что для надежных друзей я могу делать исключение из своих правил. А тебя, дорогой князь, я смело считаю своим надежным другом. И не ставлю условия, чтобы ты отвернулся от своих привычных богов и непременно крестился, коль скоро душа твоя не готова к этому. То же самое могу сказать о твоих родичах и прочих антах…
Вслед за Императором заговорил безбородый военачальник.
— Мой великий Император, — начал он, временами останавливаясь и выжидая, пока Горазд перескажет, — поручил мне информировать князя о наших пограничных укреплениях вдоль правого берега Истра. Надеюсь, что сумею выполнить это ответственное поручение. Надеюсь, что наш дорогой гость и друг поможет мне выполнить его, внимательно и терпеливо слушая. Полагаю, князю будет интересно то, что он услышит…
«Вот где головной разговор!» — подумай Кий. А Горазд продолжал пересказывать:
— Вдоль правого берега Истра, как и вдоль всех необозримых границ нашей Империи, стоит множество городов, великих и малых. Наш дальновидный Император укрепил их стенами и башнями, в каждом городе построена цитадель — центральная крепость. В цитаделях стоят сильные гарнизоны, способные принять подкрепление или выйти на помощь соседу. За городскими стенами может укрыться окрестное население в случае вражеского набега. Между цитаделями, достаточно близко один от другого, расположены посты-крепости с малыми гарнизонами. Их задача — охранять свои участки границы, следить за приближением неприятеля и поддерживать присланные на подмогу войска. Каждая цитадель и каждая промежуточная крепость достаточно снабжены водой, съестными припасами и фуражом. Все они соединены меж собой и с Константинополем прямыми дорогами, вдоль которых также поставлены крепкие сторожевые башни. Население каждой провинции обязано ремонтировать эти дороги…
— Введена специальная повинность, — вставил комит священных щедрот, продолжая пить и жевать, в то время как все остальные приостановили трапезу.
— Такова система наших укреплений на Истре, — заключил военачальник. — Всех цитаделей и постов шесть сотен и восемь десятков, поставлены они в три линии. Князь, если пожелает, сможет увидеть нее это своими глазами и еще раз убедиться, как мы ему доверяем.
— Более того, — снова вступил в разговор Император. — Я склонен оказать сильнейшему из антских князей еще большее доверие. Я готов доверить ему и его антам охрану своей северной границы. За это имперская казна четыре раза ежегодно будет выплачивать князю достаточно золота, чтобы он мог содержать свою сильную дружину и сделать ее еще сильнее…
Кий вздрогнул.
Откуда выведал Император его заветную мечту о самой сильной собственной дружине?
А Император говорил:
— …Опираясь на помощь могущественного Второго Рима и на наши неприступные крепости, антский князь легче и скорее разобьет и, если пожелает, покорит этих дикарей-склавинов, которые в безумии своем не только нападают на Империю, но, насколько мне известно, вероломно выступают против своих сородичей-антов. Коли их не наказать, они не дадут тебе покоя, князь! Надеюсь, мой друг Кий понимает, что склавины не простят ему отказа участвовать в совместном грабеже моих владений? Я не хочу вспоминать то, что было прежде. Как это говорится у антов, кто давнее припомнит, того ослепить? Так говорят у вас, да? Я предлагаю всем нам глядеть вперед, а не назад…
