Игорь Фарбажевич - Зверь и скрипка
- Анна! - окликнул её изумленный Ленард. - Ты ли это?!..
- Я, - ответила рыжеволосая женщина. - А это - ты... И твоя дочь. кивнула она на Марию. - Мне рассказал о ней Снегирь. - Тут она обернулась к подмосткам, где столпилась вся площадь, восторженно аплодируя скрипачу: - А это - мой сын Никколо!
- Его зовут Антон! - возразила Мария, вскакивая на ноги.
- Не так важно его имя, как то, что он - жив! - согласилась Анна.
Ленард вытаращил глаза:
- Погоди! Постой!.. Ты сказала, что скрипач - твой сын?! Значит... и мой?!
- Ты не знал об этом... Да и я не догадывалась, что мой сын музыкант!.. Только медальон, что я надела ему при рожденьи - раскрыл эту тайну.
Мария с ужасом слышала весь разговор: если Антон - сын её отца, значит, он её брат! А их любовь?.. Как она сможет жить без него?.. Ее голова закружилась, ноги подкосились, и Мария упала на руки Снегиря.
- Прости, - виновато пробормотал он. - Но в этом нет моей вины.
- Это вина моя! - воскликнул Ленард. - Чтобы столько лет мой сын проходил бродягой, а его мать прожила цыганкой!.. Нет мне прощенья!
- Бедная невеста! - сказал Снегирь, приводя в чувство Марию.
- Почему?! - удивился Ленард.
- Потому что их свадьбе уже не быть, - грустно признался Снегирь.
- Она состоится, - улыбнулся Ленард сквозь слезы.
- Это невозможно, - чуть слышно произнесла Мария.
- Как невозможно? Очень даже возможно! - уверил он её.
- Свадьба между братом и сестрой? - усмехнулась Анна.
Бургомистр ничего не успел им ответить: пиротехники чиркнули спичками, сухой порох вспыхнул, и разноцветные огни фейерверка взлетели ввысь под марш духового оркестра, осветив всех горожан, весь город, опалив облака и разлетевшись во все стороны на миллионы искр.
Горожане, как зачарованные, любовались удивительным зрелищем. Но в это мгновенье из огня и дыма появился Вольнор. На глазах изумленной публики он стал расти, расти и расти, - пока не превратился в великана с горящими очами. Вместо волос на его голове шевелились змеи и гадюки. Площадь ахнула и замолкла от ужаса.
Его появление было внезапным. Маг и Чародей больше не прятался за маской благопристойности: приближалось его время - Время Зверя и Время Тьмы.
Вольнор нагнулся к толпе, сбившейся от страха в кучу, и длинными костлявыми руками выхватил у Снегиря бездыханную Марию, словно приглянувшуюся игрушку. Затем высмотрел у себя под ногами скрипача и произнес:
- Если захочешь её увидеть - милости прошу сегодня до полуночи на заброшенное кладбище.
Он захохотал громовым смехом и поднял руки, почти касаясь облаков. С неба ударила молния, и у его ног вспыхнул яркий огонь. Белый и Черный неожиданно для всех превратились в огромных волков.
- У-уу! - завыл Белый, будто тысячи ветров дунули в одну трубу.
- Угу-уу! - подхватил Черный, словно тысячи вьюг взвыли следом.
И вместе с князем и похищенной Марией пропали с площади...
Еще с минуту после их исчезновения горожане были словно пригвождены к мостовой. Никто не мог пошевелить и пальцем. Но вот они очнулись и стали в панике разбегаться.
Долгое время стоял в воздухе запах гари и серы. Лишь четверо не покинули площадь.
Снегирь обнял Антона:
- Я с тобою, друг!
- Нет! Я не пущу! - встала между ними Анна. - Столько лет искать сына, чтобы вновь потерять его! Только теперь уже насовсем...
- Что говорит эта женщина?! - спросил Антон.
- Лишь то, что ты - её сын, а она - твоя мать! - ответил Снегирь.
- Правда, Никко! - устало улыбнулась Анна. - Я искала тебя всю жизнь.
- Мама?!.. - удивленно и чуть недоверчиво спросил Антон. - Неужели это... правда?..
"Сынок, это я, вспомни!.." - умоляли её глаза.
- Но почему "Никко"?! - спросил он. - Я не Никко! Я - Антон!
- Ты - Никколо, мой мальчик!.. Взгляни на медальон...
"На шестках сидят в ночи удалые скрипачи..." - донесся из Детства тот же голос, который он слышал сейчас.
Ее голос и это имя напомнили ему то, что почти забылось: материнский дом, скрип колыбели и песня сверчка...
- Мама! - воскликнул Антон. - Это ты! - И обнял её, как маленькую, в то же время словно пытаясь найти у неё защиты. Ему вдруг захотелось вновь стать ребенком, заснуть, забыться, чтобы открыть глаза - и все плохое сгинуло бы насовсем.
Но стоны бургомистра возвратили к реальности. Ленард казался обезумевшим от горя.
- Что же делать?.. Как быть?.. - бормотал он невидящими глазами. Дочь моя! Сын мой! Дети мои!..
- Я спасу её, - успокаивал его Антон. - Я готов на все, чтобы спасти мою невесту!
Снегирь взглянул на Анну, затем на бургомистра и произнес:
- Мужайся, брат! Она никогда не будет твоей женой... Господин бургомистр - твой отец.
- Что?! - вскричал потрясенный скрипач, обернувшись к матери. - Это правда?!
Анна печально кивнула в ответ.
Антон схватился за голову.
- Ах, нет-нет! - замахал руками Ленард. - Все совсем не так!.. Ее мать Луиза - моя покойная жена, - стал объяснять он, - перед смертью оставила записку... Где же она?.. - бургомистр стал рыться в карманах, как вдруг неведомая сила закружила его над землей и унесла в сторону Замка.
И тут же стал подниматься разбуженный ветер и начали гаснуть звезды: одна за другой.
- Надо спешить, я должен спасти Марию... - сказал Антон матери и горько добавил. - Даже если она и не будет моей женой.
- Нам и впрямь пора идти, - сказал Анне Снегирь. - Ваш сын никогда не был трусом.
- Ступайте, - ответила Анна. - И хоть сердце говорит: "нет" - губы шепчут: "да". Да благославит вас Небо!.. Я буду молиться за обоих!
Глава шестнадцатая.
ШАБАШ.
Приближалась полночь тридцатого апреля - ночи, которую в народе прозвали Вальпургиевой.
Святая Вальпургия, как ни странно, не имела ни малейшего отношения ко всей этой чертовщине. Но это и не было простым совпадением: назло Святой Церкви, в день возведения Вальпургии в святые, бесы стали отмечать Праздник Злых Сил.
Часы на башне Замка пробили одиннадцать раз. Оставался один лишь час до наступления страшных событий, которые из года в год, в последний день апреля, свершались на древнем кладбище за Замком. Именно сюда, на кладбищенскую гору, слетались из многих мест Земли бесовские силы.
А на кладбище уже начиналось что-то особенное. Несмотря на тихую ясную погоду вокруг Замка, за провалившейся в землю оградой кладбища, стал подниматься свистящий ветер, трехсотлетние дубы раскачивались так, словно тысячи невидимых губ дули в неистовой силе. Тяжелые глухие стоны доносились из-под земли, а накренившиеся в разные стороны обветренные могильные плиты заходили ходуном. Даже стая кладбищенских ворон, раскаркавшись в темноте, летела прочь от ужасного места.
По занесенным пожухлыми листьями дорожкам кладбища носились огненные столбы, колеса, светящиеся клубки сена.
Это слетались на свой праздник злые духи.
Из заросших крапивой и чертополохом могил, сквозь треснувшие стены склепов, высовывались чьи-то истлевшие руки и скрюченными костяшками пальцем манили к себе.
Трещали ветки осин, на которых раскачивались и хохотали беззубыми ртами полулюди, полускелеты - те, кто когда-то стал висельником.
Прямо из воздуха, а точнее - из ничего появились инкубы и суккубы бесы в виде мужчин и женщин. Они галантно кланялись друг дружке, предвкушая бурную сатанинскую ночь.
Уродливые чудища с огнедышащими змеиными головами садились на землю, опалив жарким огнем мокрые ветки непроходимых колючих кустов. Невесть откуда выползали огромные скорпионы, грозя ядовитыми жалами, выпрыгивали жабы с бородавчатыми ожерельями вокруг жирных шей, выбегали мохнатые крысы, величиной с гиену. Все они возбужденно дышали, глядя на огонь и жадно вдыхая клубы серного дыма.
Небольшое пространство забытого кладбища заполняли оборотни и фавны, феи и сатиры, кикиморы и эльфы, гномы, призраки, привидения, упыри и вампиры, лешие и колдуны, ведьмы и домовые.
Вся нечисть, живущая среди людей, или прикидывающаяся людьми, хоронившаяся до поры-до времени в чуланах и сундуках, на чердаках и тайных тропах, в могилах и во снах, словно ждала этого часа.
Весь год бесы готовились к дьявольскому балу. Варилась особая мазь из крови поручейника - невзрачной болотной пташки, из крови касатки и летучей мыши, из сока дикого винограда и волчьих ягод.
Досуха растерев свои уродливые тела, чтобы они разогрелись и покраснели, нечистые натирались волшебной мазью и тут же - верхом на палке или метле, на вилах или быке, на козле или псе, с визгом и хохотом вылетали сквозь печную трубу в небо, чтобы всего на несколько часов, до первых петухов, заявить о себе и поклониться Дьяволу. Возбужденные и разгоряченные мазью, полетом и предстоящей полуночной встречей, бесы, задрав головы, с нетерпеньем смотрели на ржавые стрелки башенных часов Замка: те должны были вот-вот сойтись на двенадцати.
Наконец раздался хриплый рокот механизмов, скрип несмазанных цепей и колес... Медный колокол зазвучал во чреве башни. Несметная толпа разношерстной погани заверещала, заулюлюкала, слилась в один мерзкий хор:
