Борис Привалов - Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями)

— Хе-хе-хе! — зашёлся смехом Спирька. — Да разве в царствии небесном работают? Там всё само в рот валится. Эх, солдатик, потешил! Хе-хе-хе, коров пасти… сено… хе-хе…

— А мне бы поработать, — мечтательно сказал Игнат. — Вместо ружья да косу в руках подержать.

— Зачем меня не пустили в царствие небесное? — строго спросил поп и пхнул ногой Дурынду.

Парень виновато опустил голову.

— Ладно, отче, комедь ломать, — сказал Игнат, сурово сдвинув мохнатые брови, — тебе и тут хорошо. Известно дело — попа на небеса и калачом не заманишь!

— Хе-хе-хе! — зашипел Спирька. — И верно, к чему туда? Дорога дальняя. А у Дурынды я в одежде флягу нашёл с зельем.

— Медовуха это, — потупился Дурында. — Для деда припас, занемог он.

— Вот деду твоему в царствие небесное самая пора, — сказал Спирька. А мы заледенели в этой речке… Душу согреть надобно.

Он отхлебнул и передал флягу брату.

Поп покрутил её, поболтал.

— Винушко, а винушко? — спросил он. И сам тут же другим голосом ответил: — «Ась, милушко?» — Лейся мне в горлышко! — «Изволь, красное солнышко!» — И Парамон лихо опрокинул флягу в рот.

— Ай да поп! — крякнул Игнат. — На земле себе царствие небесное устраивает!

— Не завидуй, — строго сказал Парамон, отнимая флягу от губ и переводя дух. — Зависть — грех…

— Эй, Дурында! — просипел Спирька. — Не пяль глаза на медовуху, а раздевайся и полезай в тину пьявок князю ловить. Или забыл, что неделю пьявок не меняли? Ну, живо!

— Чего к парню пристали? — спросил Игнат, сдерживая желание постучать, как в барабан, в жёлтую, сверкающую кожей гладкую голову Парамона.

— Не твоё дело, служивый! — махнул ручкой Спирька. — Лезь, Дурында, в тину… Во-о-он, видишь, затончик?.. Там всегда пьявок много…

— На то он и Дурында, — осклабил в улыбке толстый рот поп. — На себя пиявок ловит. Сядет в тину и сидит… Потом вылезет и обирает… Ну, а ты-то как живёшь, буйная головушка Игнатик? — И Парамон вновь сделал из фляги большой глоток.

— Живу, за умом в люди не хожу, — ответил Игнат.

— А к нам зачем пришёл? — спросил Спирька.

— Шёл к князю за реестром да припомнил, что он из ночи день делает. Игнат усмехнулся. — Спит ныне, верно.

— Спит, спит князь-батюшка, — по привычке поклонился Спирька. — Тебе не к нему надобно, ко мне. У меня реестр для сбора податей заготовлен давно.

— А если не хочу я у князя сборщиком быть? Я свои двадцать пять лет отвоевал, — сказал Игнат, — теперь мне отдых положен.

— Э-э, куда завернул, солдатик! — хихикнул Спирька. — До неба высоко, до царя далеко! Тут у нас князь-батюшка Данила Михайлович сын Стоеросов и бог и царь. Теперь ему послужишь, коли угодить сумеешь.

— Ты, Игнатик, — елейным голоском молвил поп Парамон, — тут не устанешь, житьё у князя лёгкое. То и дело отдыхай сколько душе угодно. Ночью-то князь, сам ведаешь, не спит. Ну, значит, и тебе при нём быть, а вдруг к себе позовёт? А заря пришла — дела есть. Нужно за возами мужицкими, которые подати привезли, поглядеть — не пропало ли чего ночью.

— Что с воза упало, хо-хо-хо, то пропало, — загоготал Спирька. — У нас уж такой обычай!

— Присмотришь за возами, Игнатик, — продолжал Парамон, — и отдыхай, спи. Только не забудь на мельницу съездить — узнать, сколько у какого мужика вчера мучицы намолото, запасено… Съездил к мельнику — и отдыхай, спи. Только не пропусти, как стадо выгонять начнут, — коров, овец да коз пересчитай. А то мужик ныне хитрый пошёл — всё утаить хочет, князя обмануть… Пересчитал — и спи-отдыхай.

— Только не забудь, солдатик, — подхватил Спирька, — по амбарам пройти, в подполье да в погреба заглянуть — что где спрятано, сколько чего схоронено. У тебя под присмотром два села, так ты быстренько туда-сюда, всё осмотри… И спи-отдыхай.

Поп потёр тоненькие паучьи ладошки и забубнил:

— По полям проедешь, с мужиками поговоришь, кому, чего, сколько на княжеский двор везти укажешь, и спи-отдыхай сколько душе угодно… Тут уж и заря вечерняя подходит, стадо домой возвращается, ты животину-то всю снова пересчитай, не загнали ли мужики на болото коровёнок либо овечек — за ними глаз да глаз нужен, ох-хо-хо…

— Пересчитал — и спи-отдыхай, — захихикал Спирька. — А как солнышко зайдёт, тут уж и князь-батюшка просыпается… Тут и тебе вставать надо, солдатик.

— Да ты, Игнатик, не кручинься, — сказал Парамон. — Князь-то не даром тебя на службу взял. Рубль в год будешь получать.

— Сто годов — сто рублей, богатеем станешь, — добавил Спирька.

— Мундир у тебя драный, на локтях — глазки, — продолжал поп, — зато медаль, как солнце, горит… Опять же — сапоги есть. Вид храбрый. Спуску мужикам не давай! Они народ хитрый — все нищими прикидываются. Прячут всё от князя! Ты их, Игнатик, покрепче, чтоб боялись тебя, как беды неминучей!

Спирька сам сходил к возку, достал свёрнутую в трубку бумагу.

— Сколько же нужно собрать всего? — рассматривая реестр, спросил Игнат.

— Грамоте не разумеешь? — ласково спросил Спирька.

— Малость разумею. — Игнат внимательно посмотрел на список того, что нужно было ему собрать с мужиков.

— Ну, буйная головушка? Ну, Игнатик? — Поп Парамон улыбался во весь рот. — Посмотрел в реестр — легче стало?

— Может, и легче, — ответил Игнат.

— А мне тяжело… — вздохнул поп. — Фляга-то Дурынды с дырой, что ли? Ни капли в ней не осталось…

— У меня на такой случай всегда есть с собой, — сказал Игнат, вынимая из-под кафтана большую солдатскую флягу. — Бабка Ульяна варила, говорила, медовуха тут с баюн-травой замешана. Сны добрые от баюн-травы снятся.

— Ну разве только попробовать, — схватился обеими руками за флягу Парамон. — Как думаешь, Спирька? Попробуем?

— Отчего же, ежели солдатику не жалко, — согласился Спирька.

— Пейте, пейте, только мне оставьте, — предупредил Игнат.

Поп так присосался к фляге, что чуть не задохнулся:

— Ох, ох, хорошо зелье!.. Ещё… один глоточек…

Но Спирька вырвал флягу у брата, отхлебнул сам, помедлил, вздохнул и протянул Игнату.

— Да ладно уж! — махнул рукой Игнат. — Мне бабка Ульяна сколько хочешь наварит. Пейте сами вдосталь.

…Когда фляга опустела, Парамон уже едва держался на ногах. Игнат с трудом погрузил его отяжелевшее тело в возок.

Спирька пошатывался, но ходить ещё мог. Змеиные глаза его горели неукротимой злобой.

— Правильно, солдатик, понял! — сипел он. — С нами мирно надо… по-свойски… ты нам угодил, мы тебе… ты же не мужик…

— А Якова в реке бросаете? — спросил Игнат, когда Спирька взял вожжи.

— Обождите! — пробасил Дурында из реки. — Я тотчас…

— Лови, лови! — махнул рукой Спирька. — Не ровён час, князю-батюшке занедужится, а пьявки в хоромах все старые, квёлые. К ночи чтоб по всем кувшинам свежие были! Сам проверю!

Возок поехал в гору.

Дурында выскочил из воды. Он дрожал, зуб на зуб у него не попадал.

— Вот, Яков, какие дела! — развёл руками Игнат. — Дружки-то бросили тебя пьявкам на съедение!

— Ни-ни-чего, — быстро одеваясь, проговорил Дурында. — Когда Спирид-д-дон выпьет, он всегда такой… А так он ничего… ничего…

И Дурында бросился следом за возком.

Игнат усмехнулся, глядя ему вслед, покрутил ус и тоже зашагал вверх…

…Избушка была наполнена запахами сушёных трав. Дед Данилка и бабка Ульяна сидели на лавке, разбирали какие-то корешки.

— Что, Игнатушка? — нетерпеливо спросила Ульяна. — Выпили они? Всё до капли?

— Так ведь задаром! — улыбнулся Игнат. — Разве поп от такого откажется! Теперь дело за нами… Где Стёпка? Где Демид с Василием?..

7. Житие земное и небесное

Хитрость да умение всегда найдут применение.

пирька привёз вконец захмелевшего Парамона к поповскому, притулившемуся к церкви дому и свалил брата с возка прямо попадье на руки.

Попадья — маленькая, юркая женщина с головлй-луковицей, несмотря на жару повязанной неолькими платками, — легко удержала Парамона на ногах. Но идти прямо поп не мог — его заносило и кособочило, он порывался встать на четвереньки, щурился, что-то бормотал, громко и весело икал.

— Ари-ина! — низким, трубным голосом позвала попадья.

Из поповского дома выскочила маленькая босая девчонка. Сзади, из-под повязанного по-взрослому платка, задорным крючком торчала косичка.

Арина без слов поняла хозяйку, бросилась к еле стоящему на ногах попу, ухватила его за руку, подпёрла плечом.

Так, вдвоём с попадьей, они повели Парамона в дом.

Спирька не слезал с возка. Он поводил по сторонам затуманенными очами, слегка покачивался, словно его шатало ветерком. Казалось, что Спирьке удаётся усидеть на своём месте только потому, что он держится за вожжи.