Три Алисы и нейросеть. Истории Белкина и Астахова - Александр Альбертович Егоров
Мне на этом месте тоже почему-то стало грустно.
– Потом была революция, а потом – то одна война, то другая… Этот дом, как видите, был заброшен и разрушен, но, говорят, до сих пор здесь можно встретить призрак той дамы в белом платье, а в парке иной раз находят золотые монеты.
Тимур вдруг разволновался.
– А вы видели… эту даму в белом? – спросил он.
– Возможно, – ответил Захар ровным голосом.
Тим принялся оглядываться. Я-то, конечно, ни во что такое не поверил. И спросил:
– Ну а золото? Нашли что-нибудь?
Захар Заброшкин грустно усмехнулся и покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Ничего не находил. Клад так просто не возьмёшь. Золото даётся в руки не каждому, а только тем, у кого верное сердце и чистые помыслы. Так уж полагается. И вот я думаю: сердце-то у меня верное, а вот мысли… вы же знаете, как это бывает. Когда у тебя десять тысяч подписчиков, ты непременно хочешь сто тысяч…
Тут он умолк.
За окнами стало как-то быстро темнеть.
– И правда, пойдём мы, – сказал Тимур. – Охрана искать будет.
– Я провожу, – сказал Захар.
Мы с ним вышли из дома. В небе уже луна висит, и сосны кажутся ещё выше, чем были, и всё вокруг выглядит очень непривычно. Таинственно.
Я оглянулся. И чуть не упал от изумления: там, в окне, что-то белое вдруг мелькнуло. И как будто чьё-то лицо возникло. И на нас глядит.
– Смотри, – толкаю я Тимку локтем.
– Она! – вскрикнул он. – Дама в белом!
Но Захар оглянулся и махнул рукой:
– Показалось, – сказал он с уверенностью. – Смотрите: нет ничего. Просто луна отражается.
И верно, в окне уже никого нет. Да, может, никого и не было. Только вот я иду и думаю: в чём там, интересно, луна отражается, если в этих окнах все стёкла давно выбиты?
Подумал, но говорить ничего не стал.
– Сами доберётесь? – Заброшкин спрашивает. – Не побоитесь?
– Чего это побоимся-то, – это Тимур отвечает. – Так-то мы бесстрашные. Разве только медведя встретим, а это вряд ли.
– Белого медведя, – уточнил я.
Вышли мы за ворота и пошли через лес. Тем временем уже совсем почти стемнело. Я смотрел под ноги и только один раз заметил, как что-то бесшумно пролетело над нами в полумраке. Это филин, догадался я. Следит, чтоб мы с пути не сворачивали.
Мы и не свернули. Только пару раз в телефоне карту включили. А то бы заблудились с лёгкостью.
Вернулись в наш корпус и никому ничего не рассказывали.
Дальше всё было как обычно. Мы на процедуры ходили, ели пять раз в день и набрали по два килограмма веса. Короче, пошли на поправку.
Правда, пару раз убегали за территорию – то на озеро, то к этому заброшенному дворцу. Никого там уже не было – ни культурологов, ни привидений. Мы просто бродили там, загорали, возле пруда сидели. Никаких сокровищ не нашли, конечно. Но нас туда всё равно тянуло, не знаюпочему.
Мы даже шутили сами над собой:
– Ну чего, раскопаем золото Маннергеймера? – говорит Тимур.
– Точно, – это я отвечаю. – А потом дама в белом входит такая: «Отдавайте мои деньги!»
Тимур только смеётся.
– Ну а что, – говорит. – Может, она и правда там живёт. Я бы посмотрел на неё. Она ведь, наверно, симпатичная… хоть и привидение.
Прошло ещё несколько дней, и ничего существенного с нами не случилось. Но сейчас опять будет спойлер: кончилось всё совсем не так просто.
Как-то раз днём, после процедур, только мы собрались на свободу сбежать, как четверо парней постарше нас поймали прямо у забора.
Прижали нас к прутьям и говорят:
– Ну-ка, быстро пояснили, куда идёте. К девчонкам, что ли?
Тимур головой помотал. Я только покраснеть успел и тоже ничего не ответил.
– Они там по ходу чего-то ищут, на развалинах, – говорит один. – Говорите, что там есть?
– Ничего там нет, – это я отвечаю, потому что Тимур в это время пытается вырваться.
– А если найдём?
В общем, пошли мы с ними за территорию. А как тут не пойти, когда их четверо. Один на нашего Козлоева похож, такой же дебил, да и остальные не лучше.
Одно слово – больные.
Пролезли мы сквозь прутья, долго шли по лесу. Я всё думал: вот бы этот парк вместе с дворцом и вправду заколдованными оказались. Взяли бы и исчезли.
Но нет, всё было на своем месте – и ворота, и дом, и пруд с лягушками.
– Ого, – сказали эти парни, увидев это всё. – Вот, значит, куда вы ходили?
Они залезли в дом и стали шариться по комнатам. Бить стёкла, ломать всё и селфи снимать на фоне поломанного. Я успел заметить, как перепуганный филин Филька выбрался из разбитого окна башни – той самой, с флюгером-рыбой, – и полетел куда-то не слишком уверенно. Днём филины плохо видят.
Мы с Тимуром остались стоять наулице.
– Что же мы наделали, – сказал он вдруг. – Они же всё здесь расфигачат.
Я поглядел на него, и мне тоже стало очень грустно.
– Ну а что мы могли сделать? – сказал я. – Их четверо.
Тут Тимур смотрит на меня, как всегда, когда он задумал что-то решительное.
– Всегда можно что-то сделать, – говорит он. – Ты мне веришь, партнёр?
Я ведь уже говорил, что рядом с ним всегда становлюсь смелее. Или он со мной. На самом деле это одно и то же, мы же почти всегда вместе.
Мы распахнули дверь и зашли в дом. Там он и говорит этим парням очень громко:
– Короче, все вон отсюда! Это наш дом. Мы его первые нашли.
– Был ваш, стал наш, – кто-то отвечает.
А другой, смотрю, собрал старые газеты в кучу и уже зажигалкой чиркает.
– Щас нормально всё будет, – это он говорит. – Подожжём этот бомжатник, видосы будут суперские.
Тим это увидел – да как взбесится! Вцепился в этого гада и зажигалку отнимает.
Дальше я не всё помню. Помню только, что драка вышла жуткая. Мы из дома выбрались, с крыльца свалились, а продолжили уже во дворе. Просто я не могу видеть, когда моего друга бьют.
И всё же их было четверо. И они все старше нас.
Так что нас быстро загасили. Я уже лежал носом в землю, когда вдруг очень неожиданно кто-то сзади скомандовал:
– А ну, пионеры, стоять смирно!
Я почувствовал, что меня никто не держит. Поднял
