Белый голубь, чёрный слон - Ева Немеш
Никакого дворца, к сожалению, не осталось – только живописные развалины. Хотя чему удивляться: прошло почти четыре тысячи лет! Но гид группы, к которой я бессовестно пристроилась, оказалась настоящей волшебницей. Когда она говорила, камни, ступеньки, ямы и осколки превращались в широкие площади, оживлённые дворы и просторные залы – даже папа так не рассказывает! Но если про дворец всё более-менее понятно, то знаменитый лабиринт так и остался загадкой. Никто толком не знает, где он: то ли на территории дворца, то ли в море, а может, в горах – или только в мифах. В общем, потерялся.
Я его понимаю.
«Галактика», 24 августа, 17:15
На обратном пути пробежалась по рынку. Зачем-то купила оливковое мыло – ну надо же было хоть что-то купить! Продавец показал, что мыло отличное: сначала он старательно «намылил» себя, затем соседа, продающего корзинки с ракушками, потом двух прохожих. Но и этого ему было мало – в конце своего концерта он начал натирать сонного ослика. Упаковка противно шуршала по его затёртому коврику, но ослику было всё равно. Рекламировать мыло у него получалось так себе. Может, просто честный.
Ок, дома проверим, чудо это мыло или не совсем. Хотя… лучше я его Гале подарю. Но она, скорее всего, скажет, что оно плохо пахнет, – простое «спасибо» не про неё. Если подарок не понравится, она молчать не будет, обязательно прокомментирует – нет чтоб сразу забыть или просто выкинуть. Но мы не обижаемся: ну такая она, что поделать.
За мыло я заплатила, а вот огромный жёлтый персик достался бесплатно за то, что я поймала дыню, которая вывалилась из кучи и покатилась между рядов – ну, такой базарный боулинг. Жаль, что продавец фруктов не наградил меня килограммом черешни, но я не бабушка, я подарки не обсуждаю.
Итак, на борт «Галактики» я зашла с бруском мыла, персиком и примерно десятком греческих слов. Рынок – какая-то ускоренная школа, где за полчаса легко научишься главному: здороваться, прощаться, узнавать цену, соглашаться или отказываться. Какой сегодня отличный день! Давно у меня такого хорошего настроения не было. Выйти, что ли, на главную палубу и заорать «Всем добрый вечер! Всем калиспера!»
Или не стоит?
«Галактика», 24 августа, 19:10
Калиспера быстро перестал быть добрым. По крайней мере, для вернувшихся с экскурсии Зубаревых. Як ревел как умирающий Минотавр. Богдан в этой пьесе играл Тесея, потому что смотрел на отца невозмутимо и слегка презрительно. Он и вправду был героем. Во-первых, не ночевал в своей каюте, а провёл ночь в игровом зале «Чёрная дыра». Во-вторых, проворонил сумку с новым шерстяным пледом, которую должен был охранять, пока семья каталась на осликах. Оса предположила, что во всём виноват телефон, от которого Богдан не отрывался. Як в подробности не вдавался, просто орал на весь коридор:
– Мать купила овечий плед, а ты его проспал! О-ве-чий! Понимаешь? Про-во-ро-нил!
Яка мелко трясло. Да, он был похож на быка. Вспотевшего и раскрасневшегося. Он кричал, что ему это всё надоело, что он никогда никуда ни с кем больше не поедет. Когда Як замолчал, Богдан грустно вздохнул и сказал:
– Никогда не думал, что из-за какого-то одеяла можно сойти с ума.
– Да не в одеяле дело. А в от-но-ше-ни-и! Тебе на семью плевать. Ладно, бесполезно всё это. Домой вернёмся, я тебе устрою. Больше с тобой никто нянчиться не будет. Понял?
Это были последние слова Минотавра. Он умер, а жизнь продолжилась.
– Во сколько ужин? Чего ждём? – обратился Як к притихшему семейству.
Его глаза уже не были красными от крови. И рога куда-то пропали. Волшебство. Или, по-древнегречески, – магия.
«Галактика», 24 августа, 19:40
Договориться о ночёвке пока не получилось – Инны нигде нет. Сходила к папе на вахту, но яснее не стало.
В машинном отделении все при деле. Сосредоточенны и серьёзны. Здесь в лото не играют, танцы не разучивают, викторины не разгадывают. Дел много. Надо следить за режимом работы двигателя, панелью приборов с кучей датчиков давления и температуры. Упустишь – стоп «Галактика»! Встанем прямо посредине моря. Но до этого лучше не доводить. Это настоящая катастрофа – о, греческое слово!
Если остановится главный двигатель, то мало не покажется. Повезёт, если выручит вспомогательный. А если нет? Большой корабль – это не самолёт, который могут спасти крылья, поэтому двигатель – самая важная вещь на свете, и все, кто за него отвечает, то есть механики, какие-то напряжённые. Ещё в машинном страшный грохот, сильно не поговоришь. Орать «Пап, у тебя каюта свободная?» я не стала.
Если Инна не найдётся, придётся с позором вернуться к Алё. Посмотрим. Сейчас столовка, в десять шоу, мифы ещё надо дочитать – дел много. Про ночлег лучше не думать. Надеюсь, как-нибудь сам найдётся.
«Галактика», 24 августа, 20:55
А здесь ничего, только ветер сильный. Но если одеяло притащить, то можно и на ночь остаться. Не знаю, как спать, но писать удобно – скамейка как стол. Читать тоже – прожектор яркий. Даже слишком.
Для чего нужна спасательная шлюпка? Для спасения. Вот я и спасаюсь. Сейчас критическая ситуация? Критическая! Надо спасаться? Надо! Лодку нашла? Нашла! Номер правильный? Да, совпадает с тем, который на карточке. Чужое место не занимаю. Всё чётко, всё по правилам. Жаль, папа не оценит.
Нет, всё-таки здесь холодно. Пойду греться. То есть танцевать.
«Галактика», 25 августа, 6:05
Фотки из Стамбула и Кносса мама так и не посмотрела. Опять занята.
Вертит глобус.
Впрочем, мы тоже.
«Галактика», 25 августа, 6:20
Не думаю, что Алё решится на окончательное уничтожение журнала, но всё-таки лучше писать, пока она крепко спит, – так надёжней.
Большая греческая вечеринка прошла на отлично. Сначала был конкурс на лучшее греческое селфи. Я чуть не прокололась, когда хотела показать снимок из Кносского дворца, но вовремя вспомнила, что я нигде не была, а берегла сердце и ходила туда-сюда по причалу. После конкурса на сцену вышел завёрнутый в простыню древнегреческий учёный (лысый, но с накладной бородой) и стал удивлять зал словами, которые пришли к нам из греческого языка. Их оказалась целая куча: грамматика, гимнастика, символ, энергия, тетрадь, космос, история, алфавит, математика, фантазия, хаос, проблема. Каждое слово зал встречал сумасшедшими аплодисментами, но настоящую овацию, конечно, вызвала галактика – так древние греки называли млечный путь, ведь молоко по-гречески гала. Понятное дело, учёный иногда специально ошибался и между настоящими греческими словами вставлял
