Мэтт Хейг - Мальчик по имени Рождество
– Сегодня уже не есть Рождество. Сегодня уже после Рождества, – провозгласил Себастиан, потирая кулачищем глаза. – Так что я тебя убивать.
Вспугнутая суматохой Пикси Правды тоже проснулась.
– Ура! – воскликнула она. – В смысле, технически сегодня канун Рождества, но всё равно ура!
Николас кинулся вперёд и выхватил у пикси разрыв-траву. Он ткнул ею в Себастиана, но отнюдь не жалкий листок заставил громилу-тролля отступить. Нет, его ошарашило то, что Николас снова повис в воздухе.
– Ты делать волшебство. Почему ты сидеть здесь, если уметь волшебство?
– Вот я сейчас задаюсь тем же вопросом, – признался Николас.
– Эй! – завопила Пикси Правды. – А ну спускайся и отдай мой листик!
– Держитесь от меня подальше! – выкрикнул Николас, искренне надеясь, что голос его звучит достаточно грозно.
– И как ты себе это представляешь? Мы же в камере, – напомнила ему пикси.
А Себастиан бесцеремонно схватил его за ногу и попытался притянуть к земле.
– Ой, как весело! – И Пикси Правды захлопала в ладоши, улыбаясь от остроконечного уха до остроконечного уха. – Обожаю трагедии!
Себастиан стиснул ногу Николаса с такой силой, будто кулаки у него были из камня.
– Отстань, – просипел от натуги мальчик, но всё было без толку. Мама в его мыслях снова падала, а не взлетала, и волшебство, которому и так было нелегко бороться с троллем, начало слабеть. Затем что-то сдавило шею Николаса – Себастиан вспомнил, что у него есть ещё одна, свободная рука.
– Не могу… дышать… – прохрипел мальчик, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
И каменная хватка вдруг разжалась.
– Я тут подумать, – как ни в чём не бывало заявил Себастиан. – Лучше я тебя съесть. Зуб у меня всего один, но дело своё он знать.
Тролль распахнул зловонную пасть и уже собрался впиться в Николаса единственным зубом, как мальчик запихнул ему в рот разрыв-траву. Пикси Правды снова захлопала в ладоши.
– Эй! – окликнул их стоявший за дверью стражник. – Что у вас там происходит?
– Ничего! – живо отозвался Николас.
– Ничего! – повторил за ним Себастиан.
Пикси Правды зажала ладонями рот, но тщетно.
– Человеческий мальчик летает по воздуху, а Себастиан пытается его съесть. Но мальчик засунул ему в рот разрыв-траву, и я жду не дождусь, когда у Себастиана взорвётся голова! – выпалила она.
– Тревога! – завопил стражник. – В печной комнате беда!
По винтовой лестнице дробно застучали эльфийские башмаки, и тролль отступил к стене. Лицо его вдруг задрожало. Себастиан заметно встревожился.
– Что происходить? – озадаченно спросил он.
Николас услышал, как заворчал тролльский желудок. Хотя звук больше походил не на ворчание или бурчание, а на грохотание.
Грохотание близкого грома.
Николас обнаружил, что стоит на полу и никто его не держит.
– Мне жаль, – сказал он Себастиану.
– Он сейчас взорвётся! – завизжала от восторга Пикси Правды. – Лучшее рождественское представление, что я видела!
Рокот внутри тролля всё нарастал и нарастал: теперь он уже доносился не из живота, а из головы. Щеки Себастиана надулись, лоб вспучился, а губы и уши распухли так, словно его искусали невидимые пчелы. Голова тролля стремительно увеличивалась в размерах – она уже с трудом умещалась на плечах, и Себастиан пошатывался под её весом. А пикси всё хлопала и хлопала в ладоши.
– О, это будет знатный взрыв! Такого я ещё не видела!
Стражники снова топтались за дверью: судя по звяканью ключей, они никак не могли подобрать нужный.
Себастиан попытался что-то сказать, но язык тролля тоже распух. Сейчас он торчал изо рта, напоминая большой красный башмак.
– Буб-буб-бубуб, – вот и всё, что Себастиану удалось произнести.
Тролль обхватил голову огромными ручищами. Глаза его стали такими большими, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Впрочем, один и в самом деле выскочил и прикатился под ноги к Николасу. Теперь он лежал там, поглядывая на мальчика, и выглядел на редкость омерзительно.
Пикси Правды при виде выпавшего глаза зашлась в истерике.
– Невероятно! – визжала она. – Нет, я не должна смеяться. Плохая пикси, плохая! Но это просто…
Она вдруг замолчала, и лицо её обрело задумчивое выражение.
– Что такое? – спросил Николас.
– Я только что обмочилась со смеху, – ответила пикси и снова принялась хихикать.
– Что у вас там творится? – прокричал стражник.
– Я бы на вашем месте не торопилась открывать! – ответила пикси. – Сейчас тут будет взрыыы…
Как раз в этот миг голова Себастиана действительно взорвалась – с громким влажным бумом. Багряная кровь и ошмётки зелёных мозгов оросили стены и пол камеры. Николас и Пикси Правды тоже стояли, выпачканные с головы до ног.
– Вос-хи-ти-тель-но! – выдохнула пикси, хлопая уже порядком отбитыми ладонями. – Браво, Себастиан!
Тролль ничего ей не ответил – и не потому, что ему недоставало воспитания, но потому, что ему недоставало головы. От него осталось лишь большое тело с толстыми ручищами. И тело это медленно заваливалось на Пикси Правды, которая зажмурилась от смеха и ничего не видела. Поэтому Николас кинулся к пикси и буквально выдернул её из-под обезглавленного тролля. Тот рухнул на пол, расплющив выпавший глаз.
– Ты спас мне жизнь, – сказала Пикси Правды чуть-чуть влюблённо.
– Всегда пожалуйста.
В замке камеры наконец щёлкнул ключ. Николас закрыл глаза, чувствуя, как к горлу подкатывает паника. Усилием воли он отогнал её прочь.
– Ты сможешь, – сказала пикси.
– Смогу?
– Ну конечно, сможешь! – Пикси Правды ничуть в нём не сомневалась.
Когда дверь распахнулась, Николас уже снова висел в воздухе.
– Эй! – заорал один из стражников.
Николас живо припомнил слова Отца Топо: «Нужно закрыть глаза и пожелать чего-то всем сердцем». А вдруг желание – это, по сути, всего лишь хорошо нацеленная надежда?
Если хорошенько чего-то пожелать, всё может случиться. Николас подумал о том, как Отец Водоль двигал мебель силой мысли. Кто знает, вдруг у Николаса тоже получится раздвинуть трубу?
– Я смогу, – твёрдо сказал он.
– Сможешь, – подтвердила пикси.
Мальчик закрыл глаза и пожелал. Сперва ничего не изменилось – он всё так же висел в воздухе. Потом его окутало тепло, и желудок странно перекувырнулся, словно Николас куда-то падал – или взлетал.
Сердце мальчика отчаянно заколотилось, и когда он наконец открыл глаза, то увидел лишь темноту. Он был внутри печной трубы.
Николас слышал голос матери: «Мальчик мой! Мой милый рождественский мальчик!»
– Я буду похож на тебя, мама! Я сделаю людей счастливыми!
Дымоход изгибался и расширялся, подстраиваясь под Николаса, который со свистом нёсся вперед. Оставшаяся в камере Пикси Правды кричала ему вслед:
– Вот! Я же говорила!
В следующий миг в лицо Николасу пахну́л холодный воздух, и он вылетел из трубы, чтобы приземлиться прямо на покатую крышу.
Блитцен спешит на помощь!
Посадка вышла не то чтобы очень мягкой, но Николас даже не поморщился. На востоке вставало солнце, расцвечивая небо розовыми и оранжевыми мазками. Наступал канун Рождества. Эльфхельм с высоты казался крохотным и безобидным, словно игрушечная деревня.
Николас попробовал оторваться от черепичной крыши, но ничего не вышло. Возможно, он был слишком напуган, чтобы лететь дальше. Один стражник высунулся из окошка башни и прокричал эльфу, который стоял у её подножия:
– На помощь! Человеческий мальчик сбежал!
– Он на крыше! – отозвался эльф внизу. Присмотревшись, Николас узнал Матушку Ри-Ри – эльфиху с косами, что сидела напротив него за праздничным столом.
Мальчик судорожно оглядел деревню и увидел оленей на лугу. Среди прочих он заметил Блитцена – тот щипал траву на берегу замёрзшего озера.
– Блитцен! – что есть мочи завопил Николас, не заботясь о том, что перебудит всю деревню. – Блитцен! Сюда! Это я, Николас!
На его крик из Главного зала высыпала сотня стражников в чёрных туниках. С такой высоты эльфы напоминали муравьёв на снегу. Отец Водоль раздавал приказы прямо из окна комнаты Совета. Николас знал, что, несмотря на скромные размеры, бегают эльфы очень быстро. Значит, времени у него в обрез. Он снова набрал полную грудь воздуха.
– Блитцен!
Кажется, Блитцен оторвался от завтрака и посмотрел в сторону башни.
– Блитцен! На помощь! Помоги мне! Ты умеешь летать, Блитцен! Умеешь летать! Магия, которая спасла нас, поможет тебе взлететь! Ты. Умеешь. Летать!
Бесполезно. Мучительно было смотреть на мир, раскинувшийся внизу, на гору, которая темнела вдали, – и знать, что всё это недостижимо. Николаса захлестнуло отчаяние. Даже если Блитцен его понял – и даже если волшебство эльфов наделило оленя способностью летать – вряд ли у него что-то получится, раз он не верит в магию (и не представляет, что это такое).
