Юрий Вронский - Кукша в Царьграде (Необычайные приключения Кукши из Домовичей - 2)
- Нет, вы не ослышались, - говорит юноша, - я действительно намерен купить у вас раба по кличке Немой.
- Но ведь он сбежал еще в позапрошлом году! - восклицает Епифан. Сбежал и как в воду канул!
- Тем легче, - говорит странный покупатель, - вам с ним расстаться.
- С кем, простите? - спрашивает старик.
- Я неточно выразился, - отвечает юноша, - я хотел сказать: тем легче вам решиться на эту сделку. Если бы раб был по-прежнему у вас, вы бы, очевидно, не стали его продавать, по крайней мере, за те пять номисм, что уплатили за него на невольничьем рынке. А раз он сбежал, у вас нет оснований отказываться от этой сделки. Вам возвращают пять номисм за раба, которого у вас уже нет, ваше дело лишь подписать купчую - и раб переходит в мою собственность.
"Уж не мошенник ли какой-нибудь? - думает Епифан, внимательно глядя на него. - Нет, на мошенника не похож. Хотя, кто его знает! Может быть, позвать все же стражников?" Старик переводит взгляд с лица посетителя на отворенную дверь, за дверью пестреет уличная толпа, стражников поблизости не видать.
- Стражников звать не надо, - говорит посетитель, перехватив взгляд Епифана. - Вы меня ни в чем не уличите, только потеряете пять золотых, которые уже почти вернулись в ваш кошелек.
Такой довод кажется расчетливому лавочнику вполне разумным, он согласен, что стражники им ни к чему. Однако он ни в чем не любит спешки, особенно в таком важном деле, как купля-продажа раба. Поэтому он говорит:
- Перед тем, как сбежать, негодяй искалечил моего главного работника! Бедняга чуть не месяц лечился, я вынужден был давать ему на лекарства...
- Сколько же вы хотите за это? - перебивает его юноша.
Торговец медлит с ответом, он колеблется, боится продешевить и в то же время опасается, как бы не отпугнуть странного покупателя чрезмерным требованием. А юноша, как назло, проявляет нетерпение, не давая как следует подумать. Наконец Епифан решается:
- Четыре номисмы. И еще номисму за то, чтобы этот разговор остался между нами. Тогда будет ровно десять. - Голос старика дрожит от волнения. Я думаю, это не слишком высокая плата за такого хорошего раба... а также за лекарства... и за простой искалеченного работника... К тому же в последнее время рабы подорожали, а Немой - очень толковый раб, правда, не скрою, он немного строптив... но...
Покупатель мягко прерывает его:
- Простите... Ведь пострадавший от Немого - свободный, если я не ошибаюсь?
- Вы не ошибаетесь, - отвечает Епифан.
- Так у него, по-видимому, есть семья? - спрашивает покупатель.
- Конечно! - подтверждает старик. - Жена и пятеро детей.
- И они, наверно, любят ходить на ипподром? - допытывается юноша.
- Как все жители Царьграда! - отвечает торговец.
- Небось они иной раз не прочь поставить на хорошего возницу?
- Возможно, - говорит старик уже с легким недоумением.
- Я думаю, они не будут в обиде, - заключает юноша, - если я передам им через вас еще десять или двадцать номисм на игру, помимо тех десяти?
Епифан внимательно глядит на юношу, стараясь сообразить, шутит он или говорит серьезно - от такого чудного покупателя можно ожидать чего угодно. Наконец старик понимает, что над ним смеются. Он мрачнеет, а голос юноши становится жестким:
- Получите свои пять номисм, и давайте составим купчую. А нет, я ухожу.
И юноша делает шаг к выходу. Испуганный лавочник останавливает его, отпирает крохотную комнатку, и оба входят в нее. Старик покрывает кусок папируса мелким ровным почерком. Наконец купчая составлена и скреплена подписями, деньги переходят из мошницы покупателя в железную укладку торговца, и Кукша становится собственностью юноши. На улице юношу ждет Афанасий, он бросается к нему навстречу.
- По твоему лицу, дорогой Патрокл, - взволнованно говорит Афанасий, я вижу, что дело сделано! Не так ли?
- Все в порядке! - отвечает Патрокл. - Хитрый лавочник хотел выманить лишние пять номисм, но это ему не удалось: я все время помнил твою просьбу - не давать ему ни одного лишнего обола.
- Трудно выразить словами, как я благодарен тебе, дорогой Патрокл! Я уверен, если бы я пошел к лавочнику сам, у меня бы ничего не получилось!
Юноши направляются к дому Афанасия - теперь остается написать отпускную, и Кукша свободен. Афанасий доволен, что, выкупая Кукшу, уложился в пять номисм, полученных от Андрея Блаженного. Учитель ни за что не хотел, чтобы Афанасий выкупал Кукшу на свои деньги, и был бы огорчен, если бы его денег не хватило.
Глава семнадцатая * ПРИВЯЗАННОСТЬ К РОДИНЕ
Получив отпускную, Кукша остается в доме Афанасия. Теперь он живет здесь в качестве наемного слуги. Он свободен, может идти, куда ему вздумается. Но идти особенно некуда. Где ему будет лучше, чем в доме доброго Афанасия, который для Кукши больше, пожалуй, старший брат, нежели хозяин!
За то время, что Кукша живет у Афанасия, он вырос, налился силой, и, когда идет по улице, молоденькие служанки, да и не только служанки, заглядываются на статного белокурого молодца.
Неплохо живется Кукше, чего еще желать! Но странное дело, чем благополучнее складывается его жизнь, тем настойчивее его одолевают мысли о родине. Когда он с утра до ночи лил свечи под неусыпным надзором Димитрия, когда бездомный скитался по Царьграду и губил свою душу на службе у Рябого, реже он думал о Домовичах, не так его мучила тоска по родине.
А тут недавно высоко над Царьградом пролетали журавли из вечно теплых стран на далекий родной север, так у него чуть не разорвалось сердце. Точно таким же клином полетят они над Домовичами и такое же непонятное печальное курлыканье будут ронять с неба на родную Кукшину землю.
Афанасий не устает дивиться Кукшиной привязанности к неприветливой холодной родине. Он допрашивает Кукшу:
- Ну, а если бы ты сделался богатым здесь, в Царьграде, если бы у тебя появился свой дом, рабы, виноградники в окрестностях города, ты все равно мечтал бы вернуться на родину?
В ушах Кукши все еще звучит удаляющееся курлыканье, он тихо говорит:
- Не знаю...
Однажды в кружке патриарха Фотия шел разговор не столь ученый, как обычно. Рассуждали об ослаблении у молодежи чувства любви к отечеству, сокрушались, что бывают случаи, когда ромей переходит в мусульманскую веру и даже сражается против своей отчизны.
Афанасий, самый молодой участник беседы, задумчиво сказал:
- В нашем доме есть слуга, северный тавроскиф по происхождению. Он совсем юн, ему лет пятнадцать или шестнадцать. Он необычайно привязан к родине, которую видел в последний раз еще лет одиннадцати и которой больше никогда не увидит. Какая устойчивость чувства! А ведь он еще почти язычник, он лишь недавно выучился читать и писать!
Разговор пошел о том, что византийскому государству следует предпринимать всяческие усилия к тому, чтобы распространять свет христианского учения среди северных варваров. Михаил, священник церкви святого Акакия, сказал, глядя куда-то вдаль, может быть, в заснеженные просторы неведомой Тавроскифии:
- Я верю, что на почве молодого народа, грубого, но чистого сердцем, православие расцветет так пышно, как нигде и никогда еще не расцветало. Вспомните, ведь не случайно проповедь апостолов господа нашего нашла гораздо больший отклик у необузданных язычников, нежели у ведающих закон иудеев.
Юный Патрокл, начальник одного из гвардейских отрядов, заметил:
- Распространение православия среди северных варваров способствовало бы прекращению их разорительных набегов и помогло бы нам подчинить их.
- Так оно и будет, - сказал патриарх Фотий. - Среди скифов, живущих к востоку от Тавриды, уже много христиан, свет православия проникает от них и дальше на восток - к хазарам. Очень важно, чтобы теперь истина как можно скорее отправилась в поход на север. Тогда империя и христианство получили бы могучего союзника против наступающих мусульман.
Из патриарших палат на площадь Августеон Афанасий выходит вместе с Патроклом.
- Скажи мне, - спрашивает Патрокл, - отчего ты не хочешь сделать карьеру в гвардии? Здесь тоже нужны просвещенные и благочестивые люди, я и мои друзья оказали бы тебе немалую помощь.
Афанасий отвечает:
- Гвардейская карьера не для меня. Мне с младенчества нравилась жизнь созерцательная. Я гораздо более склонен к размышлению, чем к действию. Поэтому я и готовлюсь вступить в духовное звание.
- Ну что ж, дай тебе бог, - говорит Патрокл.
Не доходя изваяния императора Юстиниана, они прощаются, Патроклу надо идти в Большой царский дворец, где он служит, а Афанасий поворачивает направо, на Месу. Уже простившись с приятелем, Афанасий вдруг что-то вспоминает и окликает его.
- Дорогой Патрокл, - говорит он, - ты только что звал меня вступить в гвардию. Предлагаю тебе человека, гораздо более подходящего для этого дела, нежели я, - настоящего, испытанного воина, родом тавроскифа. Это Кукша, мой слуга, о котором я давеча говорил и которого ты великодушно помог мне выкупить. Среди тех, кто служит его царственности, есть и Кукшины единоплеменники, так что никого не удивит появление во дворце еще одного тавроскифа. А у тебя, между прочим, будет там верный человек.
