Евгений Рысс - Девочка ищет отца
- Э! - сказал человек, нёсший фонарь. - Тут, по-моему, кто-то есть.
Из темноты в круг света вступила высокая худая женщина.
- Ну конечно, - сказала она, - мальчик и девочка.
Коля сидел, мокрый, дрожащий, прижимая к себе Лену, и напряжённо смотрел на склонившихся над ними людей.
- Ну-с, молодой человек, - спросил усатый, - кто вы такой и как вы сюда попали?
- Это моя сестра, - сказал Коля, - она больна.
Усы пошевелились.
- Ну-ну, посмотрим... Берите, Александра Петровна, девицу, а вы, юноша, тоже, кажется, идти не способны. Ну, что же, лезьте мне на спину и чувствуйте себя там как дома.
Ветровой фонарь покачивался, освещая неверным светом деревья, лужи, мокрую траву, поднимавшуюся из воды.
Обхватив ногами спину усатого, Коля положил ему голову на плечо.
Деревья появлялись из темноты и уходили опять в темноту. Коле они казались то стариками, идущими под конвоем фашистских солдат, то партизанами, выскочившими из лесу. Коля изредка ещё вздрагивал, но почему-то ему казалось, что теперь всё будет хорошо.
Глава шестнадцатая
Утро после грозы
Сквозь сон видел Коля тёмную деревенскую улицу, слышал глухой собачий лай и скрип двери. Лампа ярко освещала избу. Какой-то мальчик вышел навстречу и потом хлопотал, устраивая постель. Качаясь, дошёл Коля до лавки, где постелили ему, натянул одеяло и сразу заснул. Снился ему домик в лесу, дедушка на крылечке, цыплята, которые пищат, забираясь под крыло наседки.
Проснулся он в комнате, освещенной солнцем, и, проснувшись, долго не мог вспомнить, что с ним было и как он сюда попал.
Мальчик (Коля туманно вспомнил, что видел его вчера) сидел за столом и, высунув на сторону язык, писал. Работа эта давалась ему нелегко. Он вздыхал, окунув перо в чернильницу, долго осматривал его, тщательно снимал волоски и вообще проявлял много неторопливости и аккуратности. Однако не только пальцы, но даже ухо и нос были у него выпачканы чернилами. По другую сторону стола на скамейке сидели фокстерьер с обрубленным хвостом и надорванным в жестоких боях ухом, одноглазый рыжий кот, который, казалось, всё подмигивал и ухмылялся про себя, и чёрный ворон, который держал голову так, как будто твёрдый крахмальный воротничок всё время подпирал ему шею.
Мальчик задумался, потом, посмотрев на фокстерьера и ворона, спросил:
- "Кувыркаться" пишется с мягким знаком?
Фокстерьер тявкнул, а ворон, склонив голову набок, прокричал:
- Воронок, Воронуша!
- Дураки! - с огорчением сказал мальчик. - Ни о чём вас нельзя спросить, а есть небось просите.
Коля не выдержал и рассмеялся. Фокстерьер повернулся к нему, поднял ухо кверху, так что оно торчало, как сигнальный флажок, и тявкнул. Тогда кот посмотрел на Колю и подмигнул, а ворон необыкновенно кокетливо повертел головой и переступил с лапы на лапу.
Мальчик осторожно положил ручку на чернильницу и провёл рукой по лицу, желая, очевидно, стереть пятно с носа. Вместо этого он оставил широкую лиловую полосу на щеке, но, так как полоса была ему не видна, счёл, что всё в порядке.
- Проснулся? - сказал он. - Ну, здравствуй.
- А Лена где? - хмуро спросил Коля.
- Это сестрёнка твоя? Она в соседней избе, у Александры Петровны. Она, понимаешь, больна. У неё воспаление лёгких.
Коля вскочил и начал торопливо одеваться.
- Ты что, к ней хочешь? - спросил мальчик. - Ты не торопись. Отец тебя, наверное, не пустит.
- А кто твой отец? - буркнул Коля. Он так привык за последнее время всегда опасаться врагов, что неизвестный этот отец, сам мальчик и даже фокстерьер, даже кот, даже ворон казались ему подозрительными.
Мальчик провёл рукой по волосам, отчего на них осталась ровная чернильная полоса, и сказал спокойно и веско:
- А ты не рявкай. Сердиться тебе совершенно нечего. Отец мой - Василий Георгиевич Голубков, фельдшер. Вчера, возвращаясь от больного, нашёл тебя и твою сестру в лесу. И подобрал, не желая, чтобы вы там померли. И нёс тебя на спине километров пять. И устроил тебя у себя дома, а сестру твою - у нашей акушерки Александры Петровны, хотя это опасно, потому что сюда фашисты заходят и ловят всех подозрительных. Донял или нет?
Коля постоял, подумал, потом повернулся и сказал:
- Ты на меня не сердись. Давай мириться.
- Вот так-то лучше, - сказал мальчик, протягивая ему руку. - Тебя как звать?
- Коля. А тебя?
- Меня - Владик, а фокстерьера - Жук. Тебе сколько лет?
- Двенадцать.
- Мне тоже... скоро будет. Ну, а теперь пойдём. Может, тебя и пустят к твоей сестре.
Они вышли. Это была очень маленькая деревня. На каждой стороне улицы стояло не больше десяти домов. Вокруг деревни шло узенькое кольцо полей, огороженных жердями, и сразу начинался лес. Улица была пустынна. Только ленивые собаки лежали в пыли, положив на лапы сонные морды, да какой-то малыш ревел во всю глотку. Впрочем, увидев Колю, он замолчал. Видимо, появление нового человека в деревне очень его поразило.
Кот и ворон остались дома, а Жук бежал за мальчиками, задрав обрубок хвоста и горделиво поглядывая на сонных собак. Дом Александры Петровны был совсем близко, и около этого дома заметно было некоторое оживление.
У палисадника стояли и разговаривали две старухи. Они замолчали, когда мальчики подошли, и проводили их любопытными взглядами.
На крыльце сидел старик. Он посторонился, чтобы пропустить мальчиков, и молча ответил на поклон Владика. В сенях был слышен гул голосов, доносившийся из избы. В избе шёл оживлённый спор, в котором участвовало, видимо, много народу.
- Странно! - сказал Владик. - Отец не любит пускать посторонних к больным.
В этот момент дверь в избе отворилась, и в сени выскочил Василий Георгиевич. Он был красен и возбуждён, усы его сердито топорщились.
- Посмотрим! - крикнул он в избу и с шумом захлопнул дверь. Увидев Колю, он посмотрел на него, потом сказал: - А-а, кстати, молодой человек... - и, схватив его за руку, быстро потащил за собой.
Коля решил, что Василий Георгиевич на него за что-то сердится. Он только не мог понять, за что. Фельдшер пыхтел от негодования и иногда, не в силах сдержать ярость, энергично дёргал Колину руку. Они спустились с крыльца, обогнули избу и вошли в пустой хлев, в котором, по-видимому, давно уже не было коровы и проживала только тощая курица.
- Ну-с, молодой человек, - сказал Василий Георгиевич, отпустив наконец Колю и вытирая со лба пот, - кто такая эта девочка, которую ты выдаёшь за свою сестру?
Коля обмер и молчал, опустив глаза в землю.
- Дело в следующем, - продолжал Василий Георгиевич, - твоя сестра заявила в бреду, что она дочь знаменитого генерала Рогачёва. Так вот, меня интересует, что это - бред или правда?
Коля молчал, а потом поднял глаза и сказал:
- Врёт она.
- Отлично. Значит, это бред?
- Врёт она, - упрямо повторил Коля.
Василии Георгиевич смотрел на Колю внимательным, испытующим взглядом.
- Отлично. Теперь слушай, почему важно выяснить это совершенно точно. Твоя сестра, или кто она там, - словом, эта девочка говорила о своём знаменитом отце так много, что слухи пошли по всей деревне. Народ-то у нас ничего, можно положиться, не выдаст. Но есть у нас один человек, высокое наше начальство - староста. Староста этот, попросту говоря, свинья свиньёй, и нелёгкая занесла его в избу, когда девочка вовсю болтала про своего отца. Староста решил немедленно ехать в село, чтобы донести по начальству. Александра Петровна подняла крик и созвала людей. И вот сейчас собрался народ в избе, держит старосту и не выпускает. А староста рвётся ехать в село - сообщить в комендатуру. Ясно?
- Выдумала она, - сказал Коля. - Слышала песню про Рогачёва и выдумала.
Василий Георгиевич внимательно посмотрел на Колю:
- Хорошо. Тогда донос неопасен, и я велю старосту отпустить.
Он повернулся и решительно направился к дому.
- Стойте! - крикнул Коля.
Василий Георгиевич обернулся:
- Ну?
- Не надо отпускать старосту.
- Почему? Она действительно дочь Рогачёва?
- Нет... Но...
Василий Георгиевич подошёл к Коле и сказал серьёзно:
- Коля, задерживая старосту, все мы рискуем жизнью. Если это действительно дочь Рогачёва - ну что ж, мы не побоимся. Но если нет девочке ничего не грозит, а мы рискуем напрасно. Посмотри на меня и скажи правду.
Коля поднял глаза. Фельдшер стоял красный, взволнованный, усы у него топорщились, и такое честное было у него лицо, что Коля вдруг решился:
- Она правду говорила. Генерал Рогачёв - её отец.
Василий Георгиевич сразу стал очень деловит.
- Так, - сказал он. - Откуда это известно?
Коля рассказал про деда Ивана Игнатьевича, про человека, который пришёл в лесной дом, - словом, всё, что он знал сам. Фельдшер выслушал до конца, потом взял его за руку и молча повёл за собой.
Глава семнадцатая
Слышна артиллерия
Когда они вошли в избу, спор там несколько утих.
В углу, на высокой кровати, разметавшись, лежала Лена. Глаза у неё были открыты, но она никого не видела. Александра Петровна сидела возле неё на стуле и вязала чулок. Вдоль стен, на лавках, и на полу, сидело человек десять крестьян, почти сплошь старики и старухи.
