Отрочество. Автобиография… почти. Книга вторая. Цикл «Додекаэдр. Золотой аддон» - Илья Андреевич Беляев
— Ё-мое, что ж я с ним делать-то буду?
— В цирк отнесешь, разве не ясно, — сказал Алексей.
— Кто же его кормить будет? Ухаживать?
— Ничего, сейчас медведи прибыльные. На них можно столько денег заработать!
— Ладно, я поинтересуюсь на счет него, а пока, пусть у вас побудет.
— Э-э нет, так не пойдет, чем мы его…
— Тогда… привозите завтра к десяти в цирк. Если и такой вариант вас не устраивает, — везите обратно в лес! — перебил я Михаила и, развернувшись, быстро направился домой — мало ли что им в голову взбредет сказать напоследок.
О ребятах я вспомнил уже поздно вечером, когда перед зеркалом проделывал манипуляции. Этим я занимался ежедневно, а накануне выступления перед публикой и подавно. На ум вновь пришел инцидент с Фоменковой. Как все говорят, здесь действительно много «почему»! Не подумайте, что я ненормальный, но он мне понравился. Его даже можно счесть за клоунскую репризу-пародию.
В восемь утра меня разбудил будильник. Сегодня, он на редкость был звонким и даже свалился на пол, видимо от досады, что не мог меня поднять с кровати.
Через час я уже находился рядом с кассой цирка, которая в этот момент была закрыта и передвинута на полтора метра вперед. «Видимо все деньги собрали, — подумал я. — И почему вчера этого не заметил?» По дороге к шатру поздоровался с теми охранниками, которых не так давно шарахнул током. Об этом они, конечно же, не знали, и видимо, не узнают никогда. Почти у самой двери гримерной встретил Алексея Рублева — среднего роста мальчика с опухшими глазами — нашего лучшего жонглера. Видимо вчера опять допоздна репетировал.
— Как ощущение? — спросил он, потирая карие глаза.
— Пока все хорошо. Руководители у себя?
— Конечно! Сейчас все в своих гримерных, готовятся.
— Ты вчера спал?
— Почти нет, — устало произнес он.
— Зря!
Войдя в свою небольшую комнатку, обставленную всевозможными коробками и ящиками для фокусов, я сел на один из трех стульев, разноцветной обшивки, и задумался над своей личной программой.
Моя комната из-за коробок больше напоминала склад, но эта версия сразу же отпадала, стоило здесь провести всего несколько минут. Помимо нагромождений ящиков, здесь находился небольшой шкаф для костюмов, видавший виды облезлый диван, столик с пудрой, помадой и прочим гримом, предназначенный исключительно для Насти и Елены, но и я иногда перекидывался на нем в карты с Иннокентием. Так же, как и говорил, здесь было три стула, а дополнением всему этому служило огромное зеркало во всю стену, висевшее над столиком и находившееся в каждой гримерной. Больше — ничего, но это пока. Сюда можно принести телевизор, магнитофон и прочую аппаратуру, но тогда уже в комнату не войдешь — все просто на тебя посыплется.
Сняв куртку и переодев ботинки, я направился к Любови Васильевне — рассказать о «рыбалке на медведя». Дверь, как всегда, была чуть приоткрыта и из комнаты вновь доносились голоса, но сегодня, в отличие от вчерашнего, разговор шел о цирке вообще.
— Сегодня нам опять пришел очередной счет — третий за последний месяц! — говорил Сергей Дмитриевич, и настроение у него, похоже, было на нуле. — Если так пойдет и дальше, вскоре мы лишимся этой земли и, как следствие, цирка. К тому же, через три дня, в одиннадцать, к нам пожалует ревизор, чтоб его, а у нас сплошные счета: за свет, воду, землю! Дезинфекцию еще навязали! В общем, полный аврал.
— Может, изменится что?
— Что может измениться, когда денег нет? Хорошо еще на охрану хватает, а то бы совсем все растащили, а тут еще эта ситуация с Евгенией…
— Опять деньги потерял?
Как из-под земли вновь появилась Вероника.
— Нет! С руководителем просто нужно поговорить, да разговаривают они сейчас.
— Подслушиваешь?
— Что ты! — сделал я вид, будто снова прислушиваюсь. — Вот, поговорили. Приятно было поболтать! — улыбнулся и вошел в комнату.
«У, глазастая!» — подумал я, закрывая за собой дверь.
— Чего тебе? — спросила Любовь Васильевна.
— Как вам сказать… Мои друзья медвежонка нашли. Не желаете ли принять в цирковой коллектив как будущего участника?
Они переглянулись. Видимо это сбило их с толку. Тогда я рассказал всю историю, что сообщил мне Александр. Первым опомнился звукооператор.
— Ну что ж, медведь — это хорошо. Пусть привозят!
«Видимо, подумали, что терять нечего, все равно скоро всех выгонят», — вертелось у меня в голове. Я посмотрел на часы.
— Через полчаса будет здесь. Куда его?
Они удивились еще больше. Видимо не рассчитывали, что это произойдет так быстро.
— В фургон, за шатром. Он все равно пустой стоит, теперь с медведем будет. После выступления накормим и что-нибудь постелем, чтобы мягче было. А сейчас извини, нужно готовиться, да и тебе не мешало бы собирать реквизит.
Я кивнул головой и вышел, но уходить далеко даже и не собирался, а затаив дыхание, прислушался.
— Зачем он нам? — спросила Любовь Васильевна и в голосе ясно чувствовалось недоумение.
— Ничего, три дня мы его продержим.
— А затем?
— Затем… Он обречен!
Больше я не стал их слушать. К тому же эта пронырливая Вероника могла появиться в любое мгновение, а этого мне не хотелось. В моей голове родился такой сногсшибательный план, что страшно говорить. Будет лучше, если я его приберегу на потом и не стану сейчас о нем рассказывать.
Ровно в десять, как и договаривались, приехал Мишка. Один. Его дребезжащую машину я услышал еще издалека. Нам потребовалось двадцать-двадцать пять минут для того, чтобы удобно разместить в фургоне «пойманного на крючок» зверушку. С ним нас не видел никто, даже те два охранника-милиционера, которых всегда неизвестно где носило. Поблагодарив за оказанную помощь, я отпустил Михаила обратно, а сам пошел в гримерную переодеваться.
До начала представления оставалось меньше получаса.
Уже надевая фрак, я вспомнил слова Любови Васильевны: «Костюмы, так же, как и реквизит, — ваши личные вещи. Не мните и не грязните. Помните! Стирать их будут только ваши родители. Так что не делайте им лишней работы!» Не знаю как остальные, но я об этом никогда не забывал.
За пять минут до начала, в комнату вошла Любовь Васильевна.
— Через пять минут начинаем! Все в порядке? Не нервничаешь?
— Нет. С чего вы взяли? — придал я голосу такое удивление, на какое только был способен.
