Николай Внуков - Фотография Архимеда
— В восьмом, — сказал он, смущаясь все больше. Зачем только он подошел к этому киоску? Вдруг кто-нибудь их заметит?
— Я тоже в восьмом. Ты нашел человека, который сделал фотографию?
— Нет, — мотнул головой Андрей.
— Тебе очень нужно его найти?
— Очень.
— Зачем?
— Чтобы узнать, как сделан снимок.
— Это так важно?
— Да.
Она помолчала, похлопывая ладонью по портфелю.
— Послушай, ты можешь рассказать мне про эту фотографию?
Андрей растерянно оглянулся.
— Здесь? На улице?
— А ты только дома умеешь рассказывать?
— Нет... Просто это длинная история.
— Я очень люблю длинные истории, — обрадовалась Рагозина. — Знаешь что? Идем в сквер Победы. Если, конечно, ты не торопишься.
* * *...Как случилось, что он доверился и выболтал все девчонке, с которой только что познакомился?
Может быть, потому, что у нее такие глаза — внимательные, большие и всегда чуточку любопытные?
Как смотрела она на него, когда он рассказывал об Эратосфене! Как, подняв брови и полуоткрыв рот, слушала о Красном Пятне Юпитера и о кольцах Сатурна!
А он, подхваченный какой-то странной волной, подхлестнутый ее вниманием, уже рассказывал о Зодиаке, о Море Опасностей и о мрачном Озере Смерти.
— Откуда ты столько знаешь? — спросила она восхищенно.
Он усмехнулся.
— Потому что я почти каждую ночь выхожу в космос...
Глаза у нее стали огромными.
— Куда выходишь? — спросила она шепотом.
Он вдруг понял, что выдал тайну.
«Идиот, — спохватился он. — Какой идиот! Надо как-то вывернуться. Соврать что-нибудь. И поскорее!»
— Ну, эти... книжки читаю. По астрономии. С вечера как засядешь, так до утра...
Она покачала головой.
— Зачем ты говоришь неправду?
— Ты мне не веришь?
— Верю, — сказала она. — Только не про книжки.
«Что делать? Представить все шуткой? Не удастся. Будет совсем глупо, беспомощно... А, была не была!»
Он вздохнул и начал рассказывать про «Космос Первый».
— Какой ты счастливый! — сказала она, когда Андрей кончил. — Как мне хочется посмотреть! Послушай, а вдвоем нельзя выходить в Пространство?
— Нет, — сказал он, подумав, — Не полезешь же ты на наш чердак, да еще ночью!
— Верно, — грустно согласилась она.
Несколько минут они сидели молча.
— Андрюша! — вдруг встрепенулась Рагозина. — Хочешь, я буду тебе помогать? Давай вместе искать того человека, который сфотографировал Эратосфен?
— Вместе? — Андрей даже задохнулся от радости. — Конечно, давай! Вместе мы знаешь как быстро все провернем? Если ты сможешь сходить еще к одному человеку на Пролетарскую... Это недалеко от твоей школы. Только...
— Что — только?
Андрей посмотрел ей в глаза.
— Ты... у себя в классе... не будешь болтать о «Космосе»?
— Я?! — Рагозина даже привстала со скамейки.
— Ладно, — сказал Андрей. — Сейчас я тебе запишу адрес и отдам фотографию.
* * *Итак, Полещук не занимался фотографией. Он с любопытством слушал рассказ о снимке Эратосфена, удивленно разводил руками и уверял, что ничего не знает.
Андрей сговорился с Людой, что она придет после уроков в библиотеку и они вместе решат, что делать дальше.
Откровенно говоря, они все решили вчера. Надо было узнать у Александры Ивановны, не брал ли книгу еще кто-нибудь, кого она не записала в формуляр. Бывает, наверное, в библиотеках такое. Приходит знакомый и просит новую книгу «на денек». Разве знакомому откажешь? А у него формуляра нет. Он даже в библиотеку не записан...
Конечно, сходить в библиотеку Андрей мог и один, но они все-таки договорились встретиться, потому что вдвоем было интереснее.
Андрей сидел в читальном зале и перелистывал журналы, разложенные по круглому столу. Напротив него сидели две старушки пенсионерки, разглядывали картинки в «Огоньке» и перешептывались о чем-то.
Когда в зал вошла Люда, старушки разом повернули головы в ее сторону, потом в сторону Андрея, потому что Люда улыбнулась ему и сделала рукой что-то вроде салюта, а потом наклонились к своему «Огоньку» и, сдвинув головы, зашептались еще оживленнее.
Люда подвинула стул и села рядом с Андреем.
— Давно ждешь? — спросила она.
— Недавно.
Он взглянул на старушек. Чего они шепчутся? Делать им нечего. Сидели бы дома да пили чай...
— Александра Ивановна здесь?
Он кивнул.
— Андрюша, а если никто больше не брал книжку?..
Он пожал плечами.
— Не мог же снимок появиться ниоткуда!
Старушки опять подняли головы.
Он встал.
— Идем к Александре Ивановне.
В этот момент отворилась дверь и вошла Александра Антоновна.
— А, Степушкин! — сказала она. — Весьма кстати. Почему ты ушел с уроков в тот день, когда в школе был твой отец?
Андрей почувствовал, как тяжелая горячая волна ударила в щеки.
«Для чего? — подумал он. — Неужели она не видит, что я не один? Неужели она не понимает?»
— Почему ты молчишь?
— Потому что не хочу отвечать! — сказал Андрей, холодея от собственной дерзости, и, круто повернувшись, вышел из читальни на улицу.
Люда догнала его у сквера Победы.
— Кто это такая? — спросила она.
— Наш завуч.
— У нее что, немножечко не того?.. — Люда покрутила пальцем у своего лба.
— Наоборот, — хмуро ответил Андрей.
— Это одно и то же, — махнула рукой Рагозина. — Если бы она была нормальной, она никогда так не поступила бы. Для каждого разговора есть свое время и свое место. В середине века это знали даже неграмотные.
В сквере не было ни души. Голые деревья, неподвижные, словно выкованные из чугуна, тянули в мутное белесое небо узловатые руки. Рядами проволочных заграждений стояли кусты.
— У меня всегда так получается!.. — вдруг с отчаяньем сказал Андрей.
— Что?
— Вверх ногами. Хочу сделать нормально, а получается вверх ногами. Всю жизнь так...
— Даже «Космос»?
— Ну... «Космос» другое дело. А остальное...
— В таком случае у меня тоже все вверх ногами, — сказала Люда. — Сначала я хотела стать балериной, потом инженером-химиком, потом ботаником.
— А сейчас?
— Историком. Знаешь, где я хотела бы пожить? В Голландии тысяча шестьсот семьдесят второго года.
— Почему тысяча шестьсот семьдесят второго?
— Потому что в это время там вывели черный тюльпан. Ты не представляешь, что там творилось! Какие торжества были! И еще мне хотелось бы стать врачом... А в конце концов ничего путного из меня не получится. Так говорит мама.
— Из меня тоже, — сказал Андрей. — Что в школе не случится, я почему-то оказываюсь замешанным. Не хочу, а оказываюсь...
Они медленно шли по боковой дорожке вдоль ограды, и Андрей думал, что Люда одновременно похожа и на девочку, и на взрослую и, конечно, она лучше всех других девочек в мире.
— А спросить?! — вдруг воскликнула Люда. — Вот люди! Мы так и не спросили у Александры Ивановны про книжку! Андрюша, подожди меня здесь! Я сейчас все узнаю! Через десять минут! Держи!
Она бросила ему свой портфель и помчалась к выходу из сквера.
* * *Неизвестно, кто в классе пустил этот грязный слух. Это мог сделать Женька Трифонов, которого в школе называли «информатором номер один», или Венька Окулов, который любил придумывать разные небылицы и потом сам свято в них верил.
Да какое значение теперь имело — кто? Слух-то был пущен!
На второй перемене в класс ворвался Гришка Афонин, вскочил на парту и заорал:
— Мальчишки! Хотите новость? Наш Степушкин влюбился!
— Степушкин? — ахнул кто-то из девочек.
— Честное слово! Вчера вечером его видели в сквере Победы с какой-то девицей. Знаете, что они делали? Никогда не угадаете! — Афонин приложил ко рту ладонь и сказал, понизив голос: — Об-ни-ма-лись!
— Гы-гы! — грохнул класс.
Десять пар глаз уставились на Андрея. Десять ртов искривились в противных усмешках.
Андрей встал, чувствуя, что сейчас произойдет что-то страшное. Пол покачивался под ногами, как палуба корабля.
Не говоря ни слова, подошел к Афонину и сдернул его за ногу с парты.
— Ты чего?! — закричал Афонин.
— Трепло несчастное! — сказал Андрей, подтянул его за рубашку к себе и ударил в лицо с такой силой, что хрустнули пальцы.
Гришка Афонин обмяк, медленно опустился на колени в проход между партами и вдруг, странно булькнув, повалился набок. Алыми брызгами разлетелась по полу кровь.
И тогда страшно завизжали девчонки.
* * *«Надо постучать посильнее», — подумал Андрей.
Он повернулся задом и несколько раз ударил в дверь каблуком ботинка. В доме все затряслось и задребезжало. Потом зашлепали быстрые приближающиеся шаги, щелкнул ключ — и дверь приотворилась. В щель выглянул мальчишка.
— Кого надо? — спросил он неприветливо.