Мариэтта Чудакова - Не для взрослых. Время читать!

«Слушай, это ты в сад лазил, где живет девчонка, у которой отца убили?

– Ну, я.

– Так вот, – с досадой пробормотал Квакин. – Мне, конечно, на Тимкины знаки наплевать, и Тимку я всегда бить буду...

– Хорошо, – согласился Фигура. – А что ты мне пальцем на чертей тычешь?

– А то, – скривив губы, ответил ему Квакин, – что ты мне хоть и друг, Фигура, но никак на человека не похож ты, а скорей вот на этого толстого и поганого черта».

Это – отношение Пугачева к своим соратникам и, в противовес им, – к благородному Гриневу: «Ребята мои умничают. Они воры. ... Мои пьяницы не пощадили бы бедную девушку».

Тимур попадает в опалу – взрослые его несправедливо причисляют к банде (как царская власть – Гринева), считают вором. Ольга говорит:

«У тебя на шее пионерский галстук, но ты просто... негодяй.

Тимур был бледен.

– Это неправда, – сказал он. – Вы ничего не знаете».

Сочувствующий читатель-современник просто не мог не думать при чтении повести про свежие в памяти расстрелы на Лубянке тех, кого еще недавно называли самыми преданными делу революции.

За разговором Тимура с Квакиным – тени героев Пушкина, законнопослушного сына империи Гринева и вольного атамана Пугачева.

«Ну что, комиссар? – спросил Квакин. – Вот и тебе, я вижу, бывает невесело?

– Да, атаман, – медленно поднимая глаза, ответил Тимур. – Мне сейчас тяжело, мне невесело.

– .Гордый, – тихо сказал Квакин. – Хочет плакать, а молчит».

Все происходит всерьез, и так и выглядит: «Пленников втолкнули внутрь маленькой часовни с наглухо закрытыми ставнями. Обе двери за ними закрыли, задвинули засов и забили деревянным клином. <...>

– Как оно теперь: по-нашему или по-вашему выйдет?

И из-за двери глухо, едва слышно донеслось:

– Нет, бродяги, теперь по-вашему уже никогда и ничего не выйдет».

Слышен отзвук знакомого с детства: «Присягай – сказал ему Пугачев – „государю Петру Федоровичу!“ – Ты нам не государь, – отвечал Иван Игнатьевич, повторяя слова своего капитана. – Ты, дядюшка, вор и самозванец!»

Гайдар писал свою повесть в конце 30-х годов, когда жестокая советская власть призывала тысячами плакатов быть бдительными и не доверять никому. Она учила ужасному – твой отец, мать, брат, друг

может оказаться врагом! И если его арестуют и объявят врагом народа – ты должен этому сразу поверить и публично, на собрании отречься от своих близких.

Сотни тысяч людей были безвинно расстреляны за два с лишним года – 1936—1938. Миллионы (вдумайтесь в эти цифры) погибли в лагерях Колымы, Магадана и других суровых по климату мест – от голода и непосильной работы по 16 часов в сутки на пятидесятиградусном морозе.

А Аркадий Гайдар упрямо и бесстрашно противопоставил всеобщему недоверию в качестве новой нормы и образца для подражания полное доверие человека человеку.

Он был в этом наследником русской классики – от Пушкина до Достоевского. Но в отличие от князя Мышкина его герой – сильный и уверенный в себе.

Увлекательную и обаятельную повесть про «положительно прекрасного» человека успейте, пожалуйста, прочитать вовремя. Не пожалеете.

О БЛАГОРОДСТВЕ

Один из самых замечательных русских писателей ХХ века – Михаил Михайлович Зощенко.

Отец его был художник, из дворян. Жили они в Петербурге. Когда началась первая мировая война, Зощенко – еще не писатель, а студент юридического факультета Петербургского университета – в 1915 году отправился добровольцем на фронт.

Он так отважно воевал, что получил несколько орденов. На одном из них – ордене св. Анны 4-й степени – была надпись «За храбрость».

Друзья молодости считали Зощенко человеком биологической храбрости. В. А. Каверин, будущий автор «Двух капитанов» (об этом замечательном романе для подростков у нас когда-нибудь еще пойдет речь), рассказывал мне, как однажды шли они, несколько молодых людей, по ночному Петрограду (так переименовали в начале войны с Германией Петербург – чтобы заменить данное Петром Великим немецкое слово «бург» славянским «град»). И навстречу им кинулся человек с ножом. Все оцепенели. Один Зощенко шагнул навстречу и мгновенно обезоружил его.

Прославился Зощенко почти с самых первых своих литературных шагов. Маленькие сборники его рассказов выходили огромными тиражами. Люди раскупали их, чтобы читать в поезде, на отдыхе.

Его имя было известно решительно всем в стране. Так и говорили про какой-нибудь комический случай: «Ну, это просто Зощенко!»

А ведь тогда не было ни телевидения, ни пиара. Зощенко достиг этой славы исключительно своим литературным талантом. И ловкие молодые люди, ухаживая за барышнями, выдавали себя за Зощенко – это имя магическим образом вело их к успеху. А потом Зощенко получал письма от этих барышень с упреками в вероломстве – «Как же так – у нас с вами на теплоходе было все так чудесно, вы обещали звонить...» А он и не был ни на каком теплоходе.

Его рассказы были настолько смешные, что сам автор, как признавался он много позже, безудержно смеялся над ними во время работы.

«Уже первые строчки смешат меня. Я смеюсь. Смеюсь все громче и громче. Наконец хохочу так, что карандаш и блокнот падают из моих рук. ...В стену стучит сосед. Он бухгалтер. Ему завтра рано вставать. Я мешаю ему спать. Должно быть, я его разбудил. Досадно.

Я кричу:

– Извините, Петр Алексеевич.

Снова берусь за блокнот. Снова смеюсь, уже уткнувшись в подушку. Переписывая, я продолжаю тихонько смеяться. А завтра, когда буду читать этот рассказ в редакции, я уже смеяться не буду. Буду хмуро и даже угрюмо читать».

И как, действительно, можно не смеяться над Петюшкой Ящиковым, который попал в не очень-то приятную историю по причине. Впрочем, сейчас сами поймете, по какой причине.

Грубоватый, далеко не литературный язык рассказов близок к уровню образования и культуры этого самого Петюшки и его компании. Так, конечно, еще смешней. Отношение автора к этому языку вполне понятно.

Вот герой рассказа «Операция» размышляет – то ли сразу после работы ехать на «глазную» операцию (удалять ячмень), то ли заехать домой?

«Дело это хотя глазное и наружное, и операция, так сказать, не внутренняя, но пес их знает – как бы не приказали костюм раздеть. Медицина – дело темное. Не заскочить ли в самом деле домой – переснять нижнюю рубаху?»

Побежал Петюшка домой.

Главное – что докторша молодая. Охота было Петюшке пыль в глаза ей пустить – дескать, хотя снаружи и не особо роскошный костюм, но зато, будьте любезны, рубашечка – чистый мадеполам.

Одним словом, не хотел Петя врасплох попасть».

Приходит он в больницу. И вот доктор ему говорит:

«Снимите сапоги и ложитесь на этот операционный стол.

Петюшка даже слегка растерялся.

«То есть, – думает, – прямо не предполагал, что сапоги снимать. Это же форменное происшествие. Ой-ёй, – думает, – носочки-то у меня неинтересные. Если не сказать хуже».

Начал Петюшка все-таки свою китель сдирать, чтоб, так сказать, уравновесить другие нижние недостатки.

Докторша говорит:

– Китель оставьте трогать. Не в гостинице. Снимите только сапоги».

Далее Петюшка так объясняет ей ситуацию:

«Прямо, – говорит, – товарищ докторша, не знал, что с ногами ложиться. Болезнь глазная, верхняя – не предполагал. Прямо, – говорит, – товарищ докторша, рубашку переменил, а другое, извиняюсь, не трогал. Вы, – говорит, – на них не обращайте внимания во время операции.

Докторша, утомленная высшим образованием, говорит:

– Ну, валяй скорей. Время дорого.

Так и резала ему глаз. Режет и хохочет. На ногу посмотрит и от смеха задыхается. Аж рука дрожит».

Давненько, видно, Петя не менял свои носочки.

В общем, находите сборник рассказов Зощенко и читайте дома прямо вслух. Не только вам, а всем в вашей семье будет интересно послушать.

У Зощенко немало рассказов для детей. Одни – для самых маленьких. Например – «Глупая история». Ее можно читать хоть в три, четыре, в пять лет. А там уж у кого какой вкус. Даже и в 10 лет забавно, по-моему, почитать.

«Петя был не такой уж маленький мальчик. Ему было четыре года.

Но мама считала его совсем крошечным ребенком. Она кормила его с ложечки, гулять водила за ручку и по утрам сама одевала его». Вот однажды Петя проснулся, мама «одела его и поставила на ножки около кровати. Но Петя вдруг упал». И так он падал три раза подряд, и тогда мама испугалась и позвонила папе на службу, чтоб скорей приезжал – их сын «на ножках стоять не может.

Вот папа приезжает и говорит:

– Это глупости. Наш мальчик хорошо ходит и бегает, и не может быть, чтоб он у нас падал.

И он моментально ставит мальчика на ковер. Мальчик хочет пойти к своим игрушкам, но снова, в четвертый раз, падает.

Папа говорит:

– Надо скорей позвать доктора. Наверно, наш мальчик захворал. Наверно, он вчера конфетами объелся».