Рубиновая девочка - Кира Гембри
– Проходи, – сказала я хриплым голосом и открыла дверь в лазарет.
Ной сунул руки в карманы и протиснулся мимо меня. Уже перед первым вольером он остановился и стал втягивать носом воздух, будто принюхиваясь. Я ждала, что он будет острить на тему ароматов сырости и кошачьего туалета, но оказалось, у него в носу просто ещё осталась морская вода.
– Это лазарет для животных, – зачем-то сказала я, хотя это было и так понятно, и прошла пару шагов вперёд, чтобы показать самых новых пациентов.
– Мистер Мёрфи проглотил резиновый мячик, и вчера его прооперировали. Сегодня он уже в полном порядке, – сказала я. – Увы, еда – это его любимое занятие, и ничего не мешает ему глотать игрушки. А этот кот – задира из задир. Поэтому бабушке приходится то и дело латать его раны. А вот там у нас птицы: чайка с поломанным крылом, которую Нана нашла на берегу, и Эвелина. Конечно, у кур фермера Орина нет имён, но мне кажется, «Эвелина» ей подходит. – Я спохватилась, что опять слишком много тараторю, и, поспешно закрыв рот, в ожидании ответа повернулась к Ною, который всё это время стоял на одном месте.
Оглядывая лазарет, он пару раз фыкнул, а потом уставился на меня.
– Это и есть то самое место? – спросил он. – Величайший аттракцион, который ты во что бы то ни стало хотела мне показать? Жирный мопс и больная наседка?
В следующие мгновения не было слышно ничего, кроме пыхтения Мистера Мёрфи, который уселся в свою миску для еды. Сначала у меня не было слов: я просто молча смотрела на Ноя. И хотя это он был мокрым до нитки, я чувствовала себя так, будто на меня вылили ведро холодной воды. Но потом глубоко внутри я ощутила какое-то клокотание. Ярость заполняла каждый уголок моего тела как горячая волна, пока я не наполнилась ею до краёв. Я даже не помню, была ли я когда-нибудь такой злой! Ной уже пошутил по поводу цвета моих волос, моей одежды и даже посмеялся над всем нашим островом. Но теперь, когда дело дошло до лазарета, моему терпению пришёл конец!
– Знаешь, а ты прав: это пустая трата времени! Я имею в виду не только нашу экскурсию, но и вообще твой приезд на остров!
Ной открыл рот, но я не дала ему сказать ни слова. Пульс стучал у меня в ушах, и я потеряла всякий контроль над собой.
– Твой отец, наверное, спятил, если верит, что ты здесь хоть немного изменишься, – продолжила я. – Ты действительно невыносим, и всегда таким останешься. Неудивительно, что он не желает с тобой общаться! – Я развернулась и выбежала из лазарета.
Вообще-то мне хотелось бежать и бежать, забираясь на все местные холмы, чтобы дать выход своей ярости. Но я не могла оставить Ноя одного в лазарете. Поэтому я добежала до огорода и принялась остервенело дёргать сорняки. Пожалуй, никогда ещё я не рвала одуванчики с таким остервенением. Жёлто-белые цветки то и дело разлетались в воздухе, и я даже вспотела от такой работы.
Когда мне под руку попалась крапива, мой гнев немного убавился. Тяжело вздохнув, я бросила одуванчики на землю и подняла голову. Почёсывая волдыри на руке, я с тревогой смотрела в сторону лазарета. Что там делает Ной? Дожидается меня, чтобы ответить в своей манере? От мысли, что он, возможно, сейчас изливает раздражение на животных, мне стало плохо, и я быстро перепрыгнула небольшое ограждение, которым обнесён лазарет. Его дверь была ещё открыта. С колотящимся сердцем я влетела внутрь, чтобы застукать Ноя на месте возможного преступления. Это было очень глупо – оставить его тут одного. А вдруг с пациентами что-то случилось?
Но внутри я озадаченно остановилась и стала оглядываться по сторонам. Ной как сквозь землю провалился! Далеко не сразу я заметила скрюченную фигуру в глубине комнаты. Он сидел на корточках перед вольером, просунув правую руку между прутьями решётки. Когда я поняла, кто находится по другую сторону от неё, у меня по спине пробежал холодок.
Ведь Заяц – самый злой пёс в мире – мог в момент отхватить ему все пять пальцев и проглотить их как пять колбасок.
Я хотела крикнуть, чтобы он отодвинулся, но вдруг увидела, что причин для беспокойства нет: огромный волкодав валялся на боку, подставив живот, чтобы Ной его чесал. Но стоило мне подойти ближе – он вскочил как ошпаренный, однако Ной успокоил его, похлопав по боку.
– Не могу поверить, что он позволяет себя трогать! – сказала я. – Мы думали, он терпеть не может людей!
– Да, иногда люди ведут себя мерзко, хотя сами совсем не такие, – сказал Ной, пристально глядя на Зайца.
– Люди? – спросила я, ошеломлённая неожиданной мыслью.
– Я имею в виду собак – ну, ты поняла, – выдохнул Ной и спросил: – А что там, кстати, мистер Беннет? Я думаю, ты уже сообщила ему обо всём?
Эти слова наконец заставили меня собраться.
– Конечно, я ничего ему не сообщала, – ответила я с достоинством. – Я не ябеда!
– О! – Ной надолго замолчал, и это выглядело так, будто он в чём-то разочаровался или, наоборот, испытал облегчение. Наконец он буркнул: – Пожалуй, так даже лучше. Впрочем, он уже написал моему отцу, что я занимаюсь ерундой, поэтому не важно.
Он говорил это будто сам себе и, кажется, почти не замечал моего присутствия. Поэтому я не решилась уточнить, что он имеет в виду. Какая мне разница, как он себя ведёт? Может, он надеется, что его раньше заберут домой? Но у его отца этим летом для него нет времени…
Как только я об этом подумала, всё моё раздражение улетучилось. В чём-то я даже поняла Ноя. Если бы я знала своих родителей и они жили рядом, я бы всеми силам старалась привлечь их внимание.
Пока я пыталась разобраться в своих мыслях, Ной всё дальше просовывал руки в вольер с Зайцем. Когда пёс заинтересованно вскочил с земли, я тоже решилась присесть поближе к нему.
– Где ты научился так хорошо ладить с собаками? – спросила я смущённо. – У тебя есть своя? Там, дома,
