Пиши мне куда-нибудь… - Юрий Михайлов
– Ну, что, задышал? Все нормально?
Посмотрел на Михаила, моментально понял, что он пьян и, набросив на него свое пальто, которое почему-то валялось на снегу, сказал:
– Щас идем домой! Быстренько, пока не схватил воспаление легких!
А людям из толпы бросил:
– Дождитесь «Скорую помощь»! Они по срочному вызову едут… Пусть посмотрят мальчиков…
После этого он привел Михаила в походный вид: поправил на нем куртку, поверх нее надел свое пальто, на голову повязал свитер и повел к дому.
– Кого хоть нам благодарить-то? – Кто-то крикнул в толпе.
– Михаила Ивановича Серова, с обувной фабрики, – сказал громко и внятно Серега.
– Это, который футболист, что ли?!
– Он, он… – Серега уже почти вытащил брата из оврага.
Глава десятая
Михаила положили в областную больницу под утро с температурой 40 градусов: двухстороннее воспаление легких. Не помог спирт. «Но у него же одно легкое??». – Думал Серега, не понимая диагноза.
За пять первых дней, что он провел в больнице у брата, он осознал, что за жизнь Михаила никто и копейки не дает. Еще через 2 или 3 дня младший брат попал к больному. Там уже были Лиза, мама и дежурная медсестра. Миша походил на узника Бухенвальда с классических кадров военной хроники. Он улыбнулся Сергею, поманил его пальцем и вдруг взял в свою костлявую кисть его руку. Тот присел на краешек кровати – все стулья были заняты.
– Оставьте нас на пять минут, – почти одними губами сказал брат.
Все беспрекословно подчинились, встали и вышли из палаты-бокса тяжелобольного.
– Сядь ко мне поближе… Мне легче будет говорить с тобой… – Михаил постарался поудобнее развернуть голову на подушке, чтобы лучше видеть брата. – Ты знаешь, как я люблю тебя, Сережка… Если бы не эти женитьбы… Я бы согласен был всю жизнь прожить с тобой вдвоем… На каком-нибудь необитаемом острове…
Он помолчал, продолжил:
– Но есть наша семья, мама, есть Лиза, твоя маленькая сестренка Лу. Видишь, одних женщин я собрал? И за всех за них мы с тобой, мужчины рода Серовых, несем ответственность…
Брат молчал долго, минуты бежали в голове Сергея, как взбесившиеся скакуны. Он не знал, на что подумать, а уж, тем более, как понять то, к чему клонит Михаил.
И вдруг брат сказал:
– Я скоро умру… Это вопрос – ясный и решенный… Я уже говорил с главным врачом. В общем, если бы не старые болячки, я, может быть, и выкарабкался бы…
Опять длинная пауза:
– Но сейчас я не об этом хочу говорить. К этому ты привыкнешь, как и все остальные, мои самые любимые люди. Я хочу просить тебя полностью взять шефство над моими девчонками… Если понадобится, вплоть до удочерения Луизы. Стань первым помощником Лизы, проследи, чтобы она обязательно закончила институт. Пусть живет с вами: квартира казенная, ее скоро отберут. Но это, ведь, не смертельно. Мама Лизу любит, у них все получится…
Михаил молчал дольше обычного. Он хотел сказать что-то очень важное, но не находил слов, боялся, что Сергей не поймет его и что этим он все испортит… А так как его уже не будет, то исправить это не получится. Наконец, он сказал:
– Ты поймешь меня через несколько лет… Может, и правильно поймешь… И сделаешь это именно так, как я хотел тебя просить… Это связано с Лизой. Но сейчас с тобой еще рано об этом говорить, мой любимый брат.
Серега всхлипнул.
– Нет, только не слезы! Сейчас придут женщины, они до конца ни о чем не должны догадываться. Понял, Сережа?
Он еще немного помолчал и вдруг, без перехода, сказал:
– А ты мне пиши письма, рассказывай, как вы живете, как мама, Лиза, Лу? Как у тебя успехи? Запечатывай конверт, подписывай моим именем и куда-нибудь отсылай… Или убирай, лучше всего, в банку… Я буду незаметно приходить и читать их… И все буду знать о вас… О моих самых дорогих людях. Договорились? Пиши, как захочется: когда вспомнишь обо мне, когда тебе будет грустно или когда надо решить трудный вопрос… А вдруг, я что-то и посоветую…. Хотя бы мысленно… Ага, вот и женщины возвращаются. Мы договорились?
Серега, еле сдерживая слезы, кивнул.
– Ну, что, шептуны, поговорили? – Это уже мама спросила.
– Вечно оба вляпаются в какую-нибудь историю… – Это уже Лиза вставила фразу.
– Вам пора прощаться… – сказала медсестра. – На ночь мы уже никого не будем оставлять… Наши девочки на посту предупреждены, они подежурят.
– Я была у главного врача, – сказала мама. – Он разрешил мне быть с сыном…
…Умер Михаил на руках у мамы. Никто, кроме мамы и Сереги, не знали, что именно сегодня он скончается. Мама рассказывала потом, что умер он легко, как будто уснул, даже улыбнулся.
Но беда-то, какая, Господи! Ведь ему было всего 24 года…
Хоронили его всем поселком. В школе не училась вторая смена, почти все старшеклассники пришли на кладбище. Леня Корнилов держал в руках красную подушечку со значком «Кандидат в мастера спорта СССР». А мороз выдался такой, что у музыкантов примерзали губы к мундштукам. Кто-то что-то говорил, приехала большая делегация из техникума, было много рабочих из обувной фабрики.
Но почти никто из присутствующих на похоронах не знал, что умер-то он из-за двух пацанов, которые точно бы, на ночь, глядя, утонули в заводском пруду. Михаил после того злополучного футбола жил с одним легким. Даже меньше, чем с одним полноценным легким.
А тут двухстороннее воспаление…
«Но об этом не обязательно знать всем любопытным», – так на всю жизнь решил Серега.
PS: Сергей почти неделю или даже две собирался написать письмо брату. Наконец, выбрал минуту, когда Лиза и Лу пошли ко второй маме и обещали придти только к вечеру, сел за письменный стол.
«Здравствуй, мой самый любимый и дорогой брат Михаил! Мне так плохо без тебя, что ты не поверишь моим словам.
Как договаривались, пишу тебе. Куда? Не знаю. Но ведь ты же сам сказал: «Куда-нибудь…». Вот и пишу. Приготовил красивую железную банку из-под монпансье. Помнишь, старший брат привозил из крымского санатория конфеты? Спрятал я баночку надежно, никто не найдет.
В школе – мура, скорее бы экзамены и – в техникум. Все хвалят электрификацию с/х. Говорят, что намного проще сдавать, чем везде. А главное, потом свобода, жизнь в деревне. Лафа!
Лиза потихоньку возвращается к маме с бабушкой. Ну, что поделаешь? Насильно не удержишь у нас. Лу меня любит больше всех. По-моему, считает меня своим отцом. Я – не возражаю.
ЮМШ мы сделаем, так сказал Костя. Кочегарку ты бы уже не узнал: делаем ремонт, поставили перегородки, разбили всю территорию на классы. Форма будет к весне, железно обещали парни из мореходки. Еще, прикинь: подарили нам семь «ялов». Семь, почти
