Георгий Садовников - Пешком над облаками

Интуиция обиженно зарычала на мальчика, но я предостерегающе шепнул ей "тсс...", и она послушно прилегла у моих ног.

А маленький авантюрист быстро схватил карандаш и линейку, провел на карте черту и незаметно выскочил из рубки.

Интуиция потянула меня за рукав, предлагая последовать за Толиком Слоновым. "Сегодня с тобой что-то неладное, - мысленно сказал я ей. - Теперь ты опережаешь события. Неужели ты не чувствуешь, что мне следует подождать? И хорош я буду, если штурман заметит на карте чужую руку и окажется, что проделка Толика и начавшееся приключение не имеют между собой ничего общего".

Интуиция виновато опустила голову, я ободряюще похлопал ее по холке, и мы стали ждать, что будет дальше.

Постояв некоторое время спиной к столу, штурман Федя повернулся, подошел к карте и, бросив на нее взгляд, крикнул Косте:

- Поворот двадцать градусов!

"Пора!" - подумал я и выбежал вон из рубки.

Будь на моем месте хотя бы младший матрос, он бы предостерег штурмана. Но юнге еще рано было разбираться в премудростях навигации. И потому он не мог знать, что странный мальчик, вдруг найденный на буксире, проложил курс прямо на рифы. Но зато юнга мог вовремя заметить рифы, потому что у него были самые молодые и зоркие глаза.

И я, выбежав на палубу, первым делом воспользовался этим правом - сразу увидел острые грозные рифы, выступавшие из пучины под самым носом нашего буксира.

- Прямо по курсу рифы! - крикнул я капитану, стоявшему на мостике.

- Спасибо, юнга! Ваш случайно брошенный взгляд спас наш буксир от неминуемой гибели, - похвалил меня капитан и скомандовал:

- Право руля!

Но тут же появился боцман и доложил:

- Капитан, стоило вам подать команду, и руль сразу вышел из строя!

- Тогда мы погибли, - мужественно заметил капитан и посмотрел на меня с тайной надеждой.

Самообладание и законы приключений не позволяли ему сказать прямо: "Юнга, пусть вам в голову побыстрее придет дерзкая идея, которая поможет спасти наше старое доброе судно. Ведь вы по штату самый проворный, находчивый из нас".

Я и сам знал, что только мне под силу спасти команду и буксир. И до сих пор у меня это каждый раз каким-то непонятным образом получалось.

Но теперь обстановка оказалась такой безнадежной, что даже я бы показался полным безумцем, если бы попытался искать пути к нашему спасению.

Капитан и сгрудившаяся вокруг него команда прочитали это на моем грустном лице и приготовились встретить гибель, как и подобает мужественным морякам. И только мальчишка - главный виновник - бегал по судну и счастливо кричал:

- И уже ничего нельзя сделать! Ура! Ну-ка, волна, ударь посильнее!

И, словно услышав его просьбу, огромная, жуткая волна растолкала своих меньших сестер, подхватила буксир и, раскачав его взад-вперед, чтобы удар вышел сильней, понесла на острые угрюмые скалы, торчавшие из воды.

Я смотрел на приближающиеся страшные рифы и с печалью думал о туапсинской детворе, которая ждет не дождется нас с запасом дыма.

И вдруг мне в голову пришла отчаянная мысль.

"А что, если... - сказал я себе. - Рифы, они же не сплошные. Они, как и мы, состоят из молекул. А между молекулами всегда есть небольшие пустоты. И если направить судно так, чтобы наши молекулы как раз прошли через эти пустоты?"

- Прошу всех замереть на местах! - крикнул я звонким юношеским голосом и направил наши молекулы - и корабля, и членов команды - в пустоты, намеченные мною в рифах.

Мы прошли сквозь грозные скалы, точно нож сквозь растаявшее сливочное масло. Когда рифы остались за кормой, я вернул руль матросу Косте и огляделся. Все мои товарищи стояли на своих местах, живые и невредимые. Даже явившийся в последний момент Пыпин и тот замер там, где его застала моя просьба. Такое с ним случилось впервые с тех пор, как мы полвека назад случайно расстались на пирсе Новороссийска.

И все же кого-то не хватало. Я бросил взгляд за корму и увидел Толика Слонова, держащегося обеими руками за гребень рифа. Мне сразу же стало ясно, что произошли. Вопреки моей просьбе непослушный мальчишка продолжал бегать по палубе, и одна из его молекул зацепилась за молекулы скалы.

Но рассуждать было некогда. На мальчика надвигалась та самая ненасытная волна, которая только что пыталась разбить наш буксир о рифы. Потерпев неудачу, она повернула назад, намереваясь выместить на Толике всю свою неизрасходованную ярость. Поэтому я, не раздумывая, бросился в океан и выхватил его у волны перед самым ее носом. Мы укрылись за противоположной стороной скалы, и волна промчалась мимо нас, как говорят, с пустыми руками. Пока разъяренный вал разворачивался, чтобы снова напасть на нас, я подхватил Толика под мышки и благополучно доставил на борт нашего славного корабля.

Когда мы ступили на палубу, к Толику подошел капитан и укоризненно сказал:

- Вот к чему приводят шалости. Ведь прежде всего ты мог погибнуть сам.

Я увидел за его спиной обиженное лицо штурмана Феди.

- Но ничего же не произошло? - возразил Толик капитану и штурману.

- То есть как - ничего? Ты мог утонуть, - пояснил капитан.

Толик засмеялся и сказал:

- Ну и что же? Зачем тогда путешествуют люди? Разве не ради риска и острых ощущений?

Тут даже удивился я, повидавший всякое на своем веку, в том числе и то, чего не было. Удивился тому, что такой большой мальчик до сих пор не понял, ради чего путешествуют люди.

- Кто вы, в конце концов, и как все-таки к нам попали?! - воскликнул капитан, потеряв терпение.

- Ну, если вас это очень интересует, ладно, я расскажу, - важно пообещал Толик.

К этому времени ураган, конечно, ушел. На небе появилось жаркое, ослепительное солнце, которое тотчас же высушило всех промокших.

Но ясной погоде и на этот раз не удалось застать нас врасплох. На буксире уже все было готово для отдыха. В кают-компании шумел растопленный самовар, на накрытом для чая столе вазы с конфетами и вареньем. И когда команда уселась за стол, Толик рассказал свою историю.

ГЛАВА V, рассказанная Толиком Слоновым, в которой он нехотя открывает тайну своего загадочного поведения

На второй день каникул мама сказала:

- Сынок, сходи, пожалуйста, в магазин. Купи хлеба. "Вот они, однообразные будни нашего детства. Уроки, общественные поручения, помощь родителям по дому", - подумал я уныло, а вслух ответил небрежно:

- Как хочешь, сходить я, конечно, могу, но при этом у меня останется масса непрочитанных книг по школьной программе.

- Ну тогда, конечно, садись и читай, - забеспокоилась мама.

Я понял, что прогадал. По дороге за хлебом можно было развлечься постукать футбольный мяч или просто поболтать с ребятами. Словом, даже ребенок из младшей группы детского сада и тот бы сообразил, что лучше сходить в магазин, чем изнывать над какой-нибудь книгой.

- Впрочем, я все перепутал, это я завтра не читал, - сказал я, будто бы спохватившись, и даже хлопнул себя по лбу - вот, мол, какой я заучившийся ребенок. - В общем, у меня есть свободное время. Распоряжайся мной как хочешь, - сказал я самоотверженно.

- Вот и хорошо! - обрадовалась мама. - Значит, купишь батон и... - Тут она тоже хлопнула себя по лбу: - Ах, я тоже забыла! Соседи ждут очень важного звонка из Антарктиды, просили, чтобы ты посидел у них дома, всего часок. А я уж сама за хлебом схожу. И знаешь, так даже будет надежней. Не то ты опять вместо хлеба накупишь конфет.

Я понял, что все-таки попался. Но делать было нечего. Я стиснул зубы и поплелся к соседям.

А рядом с нами жил известный ученый, крупнейший специалист сразу по всем языкам. Только сейчас его не было дома, а дверь мне открыла его жена.

- Вот тебе коробка конфет. Садись в гостиной возле телефона, ешь конфеты и жди звонка. А я вернусь через час, - сказал она и ушла.

Я повалился в широкое старое кресло и начал скучать, поедая конфеты. Почему-то все взрослые и дети считают, будто для меня нет ничего дороже конфет. Какое заблуждение! На самом деле я ем их в большом количестве ради того, чтобы хоть как-то разнообразить свою бесцветную жизнь.

Я съел три конфеты, затем сразу две... И вдруг мое левое ухо уловило звук, странный для безлюдных комнат. Он донесся откуда-то из глубин обширной профессорской квартиры. Кто-то неумело, делая длинные паузы, стучал по клавишам пишущей машинки.

"Привидение! - подумал я. - Наконец-то на склоне моих двенадцати лет я дождался настоящего приключения!"

Я встал на цыпочки, вышел в коридор и осторожно заглянул в профессорский кабинет, где, как мне помнилось, стояла машинка. Заглянул и чуть не заплакал от досады.

В старинном кожаном кресле, стоявшем перед профессорским письменным столом, сидел белый с шоколадным оттенком спаниель Аркадий и осторожно, точно пробуя, горячо или холодно, бил передней лапой по клавишам дорогой заграничной машинки. Ударит по клавишам и тут же отдернет лапу.

- Ты что делаешь? - крикнул я, негодуя.