Святослав Сахарнов - Повести и рассказы
Я ввалился в магазин и прохрипел:
- Сапоги!
Девушки-продавщицы очень удивились:
- Вы это о чём?
- Мне нужны сапоги. Резиновые. Сорок второй размер. Срочно. Высокие, до колен.
- Сапог нет, - ответили девушки.
Ноги перестали меня держать, и я упал на подоконник.
- Поймите, - сказал я. - Приехал издалека. Мне надо всё время ходить. У меня есть босоножки. Но я не могу в них. Я тону в грязи.
- Сапоги все разобрали, - сказали девушки.
- Милые! - взмолился я. - Приехал издалека.
- Катя, поищи, там какие-то ещё есть, - сказала продавщица постарше.
Та, что помоложе, принесла из задней комнаты маленькие резиновые сапожки.
- Только такие, - сказала она, - только детские, на пять лет.
- Мне не пять лет. - Я чуть не плакал. - Мне тридцать четыре года. У меня сорок второй размер!
- Странный вы человек, - сказала старшая. - Сапоги покупают заранее. Вам говорят ясным языком: взрослых сапог нет. Зимой...
Я покачал головой. Зимой меня здесь не будет. Я буду ходить дома по асфальту в галошах...
Стоп! Это идея!
- А галоши у вас есть?
- Сорок первый размер.
- Давайте.
Я заплатил деньги и получил пару блестящих, словно облитых маслом, галош. Примерил их. На полуботинки галоши были малы. Ничего!
Я снял полуботинки и надел галоши. Я надел их просто так, на носки.
Я знал, что спасёт меня. БОСОНОЖКИ. Они меньше, а в крайнем случае им можно обрезать носки.
Пускай никто ещё не ходил в галошах, надетых на босоножки. Я буду первый.
Мне не страшна теперь никакая грязь.
Я вышел из магазина и пошёл самой серединой улицы. Я не шёл, а плыл по грязи. Как Колумб к Антильским островам.
ТЕПЕРЬ ДОЖДЬ МНЕ НЕ СТРАШЕН!
ЛЕСНЫЕ ВОДОПАДЫ
Я шёл по лесу.
Лес был мокрый, сырой. В нём хорошо слышались все звуки.
За мной кто-то шёл следом.
Я сразу заметил это. Шагов слышно не было, но ветки позади то прошумят, то замолкнут. То сзади, то сбоку.
Я остановился и стал ждать.
И тут совсем рядом, под соседним деревом, кто-то как забарабанит. Я туда. Никого.
Постоял на месте, послушал и понял.
Шумели капли. Маленькие капли воды. Сорвётся капля с самой макушки, упадёт пониже на лист. А там, на листе, другая капля лежит. Сольются они, станет листу невмочь держать их, прогнётся и уронит - уже две капли. А там, ниже, четыре... восемь... И рухнул вниз дробный лесной водопад.
Послушал я и пошёл дальше. Шёл, пока не наткнулся на развалины. Видно, стоял здесь когда-то дом. Только, наверное, очень давно. Тут фундамент когда-то был, здесь - стена... Всё погребено в траве, сквозь пол деревья проросли, водой залит подвал.
Хотел я кирпич поднять, ухватился за него, а он развалился в руке раскис.
Видно, здесь когда-то самые первые поселенцы жили. Лет двести назад.
Обошёл я развалины кругом. Куст, под кустом сухой кусок стены. На нём кто-то копотью вывел:
ЖИЛ В ЭТОМ ДОМЕ... фамилия неразборчиво и год: 1956.
Вот тебе и двести лет! Всего десять лет, как ушёл человек.
В лесу как в воде: что упало, затянулось травой, плесенью, мхом утонуло, ушло на дно.
Десять лет - как десять метров глубины: кое-что ещё рассмотреть можно.
Пятьдесят - и следов не найти.
ЕЩЁ РИСУНОК
- Николай, там осьминога привезли! - сказал мне Дед.
- Где?
- На первом причале. На сейнере лежит.
Я схватил альбом и побежал.
У причала стоял малый рыболовецкий сейнер - МРС. На палубе в дощатой выгородке была навалена пластами рыба. Она тускло поблёскивала, как жесть.
Поверх рыбьих приплюснутых тел лежало что-то фиолетовое, в пятнах. Это был осьминог. Он скорчился, застыл и был похож на лепёшку студня.
Вот он какой!
Я спросил рыбаков:
- Можно мне его взять?
- Варить?
- Рисовать.
- Поздно. Мы уже на завод сообщили. Сейчас его заберут.
- Я недолго...
Осьминога вытащили на причал.
Он был вялый, ни одно щупальце не шевелилось. Глаз не было, только по бокам головы две плотно закрытые щёлки.
Я развёл щупальца, присел на корточки и стал рисовать.
На рисунке я сделал осьминога не таким плоским и дряблым.
По-моему, получилось хорошо.
Только кончил, пришли две женщины в ватниках, положили осьминога на носилки и унесли. Он лежал на носилках как пласт. Тело его в такт шагам тряслось и покачивалось.
Итак, ещё один рисунок! Есть ещё одно морское животное.
ПУСТАЯ КОМНАТА
Каждое утро, когда я шёл на катер и проходил ворота, меня останавливала старуха сторож.
- А, это ты, батюшка? Всё ходишь? - спрашивала она.
- Хожу.
- Всё общим житьём живёшь?
- В общежитии.
- А у меня комната пустая...
Старуха вздыхала.
Однажды я не выдержал.
- Бабушка, - сказал я, - не беспокойтесь, мне и там хорошо. А комната вам самой нужна.
- Не нужна теперь, - сказала старуха. - Сын прежде в ней жил.
- Он что - уехал?
- Погиб... Водолазом был... Прошлым летом погиб...
Старуха стояла в воротах и как-то странно, просительно смотрела на меня.
Я смутился.
- Если кому-нибудь понадобится комната, я скажу. Я обязательно пришлю таких людей к вам, - сказал я. - Скоро мои знакомые из Владивостока должны приехать.
Я сказал и подумал, что Букину и Лизе незачем останавливаться у кого-то на один день.
Просто мне хотелось ободрить старуху. Уж очень невесёлой она выглядела.
ПОД ВОДУ
На катер для меня притащили легководолазный костюм и помпу.
- Только сначала сдашь зачёты, изучишь правила, тебя осмотрит врач, сказал Телеев. - Чтобы всё было в ажуре. А то отвечай за тебя.
- Отвечать всё равно придётся, - сказал Дед.
Он не очень-то верил, что на Чёрном море я уже опускался с аквалангом.
Для пробы меня опустили на пятнадцать минут около причала, на глубину три метра.
Сначала надели костюм. Он был как детская матрёшка: из двух половинок. Рубаха и штаны надевались на широкое стальное кольцо-пояс. Поверх пояса затягивалось второе кольцо. Половинки соединялись, прижимались друг к другу. Шлем у костюма был мягкий, похожий на капюшон, только с маской.
Меня одели и начали опускать. Опускали постепенно. Вода была мутная. Ничего, кроме обросшей ракушками причальной сваи, я не видел. С моря шла зыбь. Меня качало и ударяло о сваю. Стук головой, стук! Я сразу попросился наверх.
- Написано в инструкции: первый раз держать пятнадцать минут, ответил по телефону Телеев.
На шестнадцатой минуте меня вытащили.
- Вот теперь можешь опускаться. Снимай и рисуй под водой сколько хочешь! - сказал Телеев. - Самочувствие как?
- Ничего. Сваи у вас что - железные?
- Железные.
- Чувствуется!
ЕЩЕ ТЕЛЕГРАММЫ
Не успел я прийти домой, как мне вручили новую телеграмму:
ТВОЮ ТЕЛЕГРАММУ ПОЛУЧИЛИ ТЕЛЕГРАФИРУЙ ПОДРОБНОСТИ РАБОТЫ
МАМА ЗИНА
Я ответил:
НАЧАЛ СПУСКИ УДАРИЛСЯ ГОЛОВОЙ О СВАЮ
КОЛЯ
"ВИСЮ"
Через два дня я опустился в водолазном костюме в море.
Мы работали у восточного берега острова.
Берег был пустынный.
На нём стояли, как изваяния, каменные столбы.
- На острове Пасхи в Тихом океане есть очень похожие фигуры, - сказал я, - только они изваяны рукой человека, а эти?
- Ветер да море, - сказал Телеев. - Бывает, заштормит, так их водой, как ножом, режет.
Он сидел на перевёрнутом ящике и отдыхал, прежде чем пойти второй раз под воду.
Одели и меня. Я взял фотоаппарат, мешочек из полиэтилена, выждал, когда запустят помпу, проверил телефон, закрыл окошко маски и полез за борт.
Последняя ступенька лесенки. Я шагнул вниз, за окошечком запузырилась вода.
Меня опускали, держа за шланг и сигнальный конец, Шапулин и Жаботинский.
Опускали быстро. Мимо прошёл чёрный катерный борт. Наискосок в сторону убежал якорный канат.
Из голубой тьмы вынырнуло и стало приближаться морское дно.
Я уже почти касался его ногами, как вдруг дикая боль вошла в уши. Будто в барабанные перепонки кто-то сунул по гвоздю и, проткнув их, стал сверлить мозг. Я закричал.
- В чём дело? - спросил Шапулин.
- Стой!
Спуск прекратили.
- В чём дело?
- Уши!..
Меня стали поднимать. Я не чувствовал ничего, креме боли в ушах. Только когда моё плечо стукнулось о дно катера, боль немного утихла.
- Ну как? - спросили по телефону.
Я молчал.
- Будете выходить?
- Повисю.
Я висел под катером, следил, как притупляется боль в ушах, и раздумывал: как надо говорить - "вишу" или "висю"?
Ни одного правила грамматики вспомнить под водой я не мог.
НАВЕРНОЕ, "ПОВИШУ".
- Давайте опускайте! - сказал я наконец. - Только осторожно.
Потихоньку, с остановками, меня опустили на дно.
Оно было покрыто крупной белой галькой. Кое-где среди камней росли кустики бурых водорослей. Пучеглазая камбала подплыла и легла рядом.
Она, наверно, первый раз в жизни видела человека.
Я присел на корточки, протянул руку и потрогал её. Рыбина не шевельнулась.
Я поднял бокс с фотоаппаратом, навёл его на камбалу, щёлкнул и сообразил, что не взвёл затвор.