Софья Прокофьева - Пока бьют часы
Серые жабы настороженно переглянулись. Их складчатые шеи надулись. Самая большая жаба, мутно-зеленая, будто по края была налита темной водой, кивнула с важным видом и что-то глухо пробормотала.
- У меня только маленький домик и маргаритки... - грустно сказал Лесной Гном. - Конечно, это совсем не то, что братья, но я так люблю свой домик. Девочка, которую я не вижу, я так бы хотел тебя увидеть. Но это, вероятно, невозможно...
- Отчего же? Пожалуйста, господин Гном, - и Татти стянула с головы колпак-невидимку. Лесной Гном поднял повыше свой зеленый фонарик.
- Как раз такая, как я представлял себе. - Лесной Гном несколько раз кивнул головой. - Глаза зеленые... О, как много света в этих глазах... Такие милые растрепанные кудряшки. Что ж, стань опять невидимой, и дальше, в путь...
Лесной Гном о чем-то глубоко задумался. Он шел, тихо вздыхая, вдруг свет зеленого фонарика резко качнулся.
- Стой, стой! Берегись! - дребезжащим старческим голосом вскрикнул Лесной Гном. - Здесь пропасть, бездонная пропасть!
Маленький плоский камешек скользнул из-под ноги Татти и сорвался куда-то вниз.
- Тик-ток-ток-ток! - затихая, выстукивал камешек, отскакивая от крутых уступов.
- Ах, я глупый, старый Гном! Прожил триста лет, а то и того больше, и все такой же рассеянный и бестолковый, - тяжело дыша проговорил Лесной Гном, и зеленый фонарик дрогнул в его руке. - Страшно подумать, один неосторожный шаг и... Прости меня, девочка, которую я не вижу. Как жить на этом свете, когда не знаешь ничего, не знаешь, что случится с тобой через мгновение?..
- Да что вы, господин Лесной Гном, - постаралась успокоить его Татти, хотя, по правде говоря, у нее душа ушла в пятки, - все обошлось, ну что вы так переживаете. Успокойтесь, пожалуйста.
Татти боком прошла вдоль стены мимо черной пропасти. Вдали мелькнул слабый прыгающий по стенам огонек.
- Это Цеблион, - шепнул Лесной Гном, - мы его догнали. Я провел тебя самым коротким путем. Этот путь очень опасный, но о нем никто не знает. Иди за Цеблионом, девочка, которую я не вижу. И возвращайся. Я буду ждать тебя здесь.
- Спасибо... - шепнула Татти и заторопилась за моргающим огоньком свечи.
Вслед за Цеблионом она стала подниматься по узкой каменной лестнице. Лестница обвивалась вокруг столба, как змея вокруг дерева. Наконец они остановились у какой-то запертой двери.
"Дворец - это когда много-много запертых дверей", - почему-то подумала Татти.
Татти почувствовала сильный запах ваксы.
- Эй, Начищенный Сапог, отвори дверь, я хочу поговорить с ткачами, приказал Цеблион.
Загремели ключи.
Цеблион стоял, расставив ноги, и нетерпеливо раскачивался с носка на пятку. Наконец ключ скрипя повернулся. Дверь отворилась. И в этот момент Татти незаметно проскочила между ногами Цеблиона прямо в комнату.
Татти увидела своих братьев.
Она тут же зажала себе ладонью рот. Ей так хотелось обнять их и закричать: "Я тут! Вот она я!" Но она только стояла и смотрела, стояла и смотрела.
Старший брат сидел около стола, положив на него свои тяжелые, большие руки. Младший стоял рядом. Татти показалось, что они какие-то совсем не такие, как дома.
Ей показалось, что старший брат стал каким-то суровым не по годам, а младший совсем взрослым.
- Морщинки, - неслышно прошептала Татти. - Морщинки и тут, и на лбу.
Цеблион молча остановился посреди комнаты. Глаза его, не отрываясь, жадно смотрели на братьев. Губы шевелились.
"Ой, он сейчас кинется и начнет их кусать!" - с испугом подумала Татти.
- Вот что, мои миленькие, славненькие ткачи! - сладким голосом сказал Цеблион. Он улыбнулся. Но глаза его остались такими же страшными. Улыбки не получилось. Просто человек оскалил зубы, и все. - Невидимый эликсир готов. Теперь дело за вами. Вы должны сегодня же взяться за работу. Мне не хочется портить вам настроение всякими пыточками и другими неприятными вещами.
Старший брат медленно повернул голову и посмотрел на Цеблиона.
Его взгляд был как раскаленный луч. Татти показалось, что она видит в воздухе этот взгляд. Она подумала, что Хранитель Запахов под этим взглядом сейчас завизжит, завертится на месте, задымится и сгорит. Но ничего не случилось.
Хранитель Запахов по-прежнему стоял посреди комнаты и неподвижным взглядом смотрел на братьев.
- Мы не будем работать! - резко сказал старший брат. - Мы знаем, для чего вам нужны колпаки. Они нужны вам для войны. А на свете нет ничего страшнее вашей войны...
Хранитель Запахов отвратительно захихикал.
- Ах, вы мои глупенькие ткачи! - сказал он ласковым лисьим голосом. Вот что! Испугались войны, мои миленькие? Сразу бы и сказали. Так и быть, я поговорю о вас с Министром Войны. Он мой добрый приятель. Все пойдут на войну, а вы не пойдете. Договорились? Довольны теперь? Так что беритесь за работу, мои славненькие, и ни о чем не тревожьтесь!
Лицо старшего брата исказилось, от отвращения.
- Уходи отсюда, старик! - сказал он. - Ты никогда не поймешь нас. Твои уговоры бессильны. Мы не будем ткать материю для колпаков.
У Цеблиона от ярости скрючились пальцы. Татти увидела его зеленые ногти, похожие на желуди.
- Эликсир-невидимка готов, - прохрипел он. - Если вы не возьметесь за ум, вас завтра казнят! Это мое последнее слово!
Цеблион так хлопнул дверью, что тяжелые железные ставни застонали и заскрипели, а красный луч закатного солнца испуганно метнулся по стене.
- Ну что ж, умрем... - пробормотал младший брат и опустил голову. Бедная Татти...
- Я не бедная! - закричала Татти. - Я здесь!
И она сорвала с головы колпак-невидимку.
Она обнимала и целовала братьев.
- Я так соскучилась, я так счастлива, - шептала она.
А когда она подпрыгнула особенно высоко, старший брат поймал ее в воздухе. Татти перестала болтать ногами, и старший брат поставил ее на пол.
- Татти, - сказал старший брат. Голос у него был какой-то странный. Совсем чужой голос. - Ах, девочка... Ты должна немедленно уйти из дворца. Слышишь? И уехать в деревню. Ты не должна целый месяц ни с кем ни о чем говорить. Только с соседками. И только о молоке и хлебе. И ни у кого не спрашивать о городских новостях.
- Почему? - шепотом спросила Татти. Но пока она спрашивала, она все уже сама поняла. Ей стало так страшно, как никогда в жизни. Руки ее бессильно повисли. Колпак с красной кисточкой упал на пол.
Заскрипела старая лестница, как будто ее мучили.
- Эй, Начищенный Сапог, открывай дверь!
- А... это ты, сторож!
- А то кто же... уф... я принес хлеб и воду братьям. Проклятая лестница. Девяносто девять ступеней... уф! Проклятые братья! Хорошо, что их завтра казнят. Очень надо карабкаться по лестнице из-за каких-то ткачей, которые завтра станут покойниками.
Старший брат схватил Татти и быстро натянул ей на голову колпак-невидимку.
Дверь отворилась. Вошел пузатый сторож. Он держал кружку воды, прикрытую двумя ломтями хлеба.
Старший брат на одно короткое мгновение прижал Татти к себе и вытолкнул ее на лестницу.
Как Татти спустилась вниз, она не помнила. Она без сил опускалась на каждую ступеньку и безутешно плакала.
Внизу ее ждал Лесной Гном. Его зеленый фонарик светил совсем слабо, мигал, еле освещая замшелые стены.
- Девочка, которую я не вижу, ты так горько плачешь, что я вижу твою грусть. Она, как голубое облако, висит над тобой, - с сочувствием сказал Лесной Гном. - И мой фонарик тебя тоже жалеет. Видишь, он светит еле-еле. Но идем, тебе опасно тут оставаться.
Татти, ничего не видя от слез, шла за Лесным Гномом. Если бы он вовремя не схватил ее за подол юбки, она, наверное, свалилась бы в бездонную пропасть.
Лесной Гном с трудом открыл низкую дверь. Там, под лестницей, весь измучившись от беспокойства, ждал Щетка.
- Вот и мы, - со вздохом сказал Лесной Гном.
- Татти! - еле выговорил Щетка. - Наконец-то.
- Прощай, девочка, которую я не вижу, - печально сказал Лесной Гном. - Поверь, я очень хотел тебе помочь, но, кажется, из этого мало что вышло. Может быть, мы еще встретимся, а может быть, и нет. Ведь в этом мире нам не дано знать, что с нами случится...
Лесной Гном совсем загрустил и опустил голову.
- Пойду попрошу у госпожи Круглое Ушко чистый носовой платок. Что-то я слишком много плачу последнее время. Странно, очень странно...
Лесной Гном дунул на свой зеленый фонарик и исчез из глаз.
Татти забралась под лестницу, села на корточки рядом со Щеткой.
- Господи, что я натворила, - рыдала Татти. - Да меня мало убить за это. Ну что мне стоило взять еще пару колпаков для братьев? А теперь их... Нет! Нет! Не хочу! Не хочу! Вот проберусь в Белую Башню и пролью эликсир-невидимку. Да! И тогда братьев отпустят домой...
Вдруг Татти замолчала. Это она просто так сболтнула насчет Белой Башни и невидимого эликсира, не подумав. Но вдруг собственные слова поразили ее.
- Ой, правда, Щетка, ведь если не будет эликсира, их отпустят. Ведь тогда больше не будет нужна материя для колпаков. Ведь правда? Я пролью его, вот ты увидишь, я пролью!
