Юрий Воищев - Пираты Неизвестного моря
– Пусть пройдет испытание. Если он завтра представит нам поэму о пиратах – примем, если нет – нет.
Я был уверен, что Грунькин ни за что не напишет поэму. Но он меня подвел. Написал.
Ночью при свете Ленькиного фонарика Грунькин зачитал свою бездарную поэму. Он начал с плана.
План
1. Вступление.
Характеристика той эпохи.
2. Содержание.
Баллада о Джоне Спинглере.
а) описание шторма,
б) образ Джона Спинглера,
в) характеристика его поступков:
жестокость, кровожадность,
(и так далее).
3. Заключение.
4. Краткие выводы.
Дальше шла сама поэма:
БАЛЛАДА О ДЖОНЕ СПИНГЛЕРЕ
Когда-то в древности пиратыНа всю Европу ужас наводили.Из королевств заморскихШли на них солдаты,Но все же призраков морей не находили.Ну, а пираты жили, веселилисьИ грабили суда,А когда надо – не ленились, -Работали – со штормом бились,Чтоб не залила их вода.
Далеко в порту у Сан-Франциско,Где бушует Тихий океан,Как-то раз осеннею пороюРазыгрался страшный ураган.Крики страшные неслись повсюду,Люди гибли, гибли моряки.Некуда укрыться было суднам,Гибли женщины и гибли старики.Порт покрыт весь досками, телами.Все несется в Тихий океан -Так играет страшными волнамиРазыгравшийся на море ураган!
Два судна остались в страшном порте.Два всего – и оба уж трещат!Делать нечего – в открытом мореОба корабля под ветром мчат.На одном из них под черным флагомСам Джон Спинглер на корме стоит.Кажется, он весь пропитан ядом -По губам усмешка злобная скользит.Вышел в море он,Чтоб жечь и грабитьКорабли, идущие в пути.Трудно, даже невозможноОт пирата этого уйти.Шторм затих, и два судна на мореК порту дальнему опять пошли.Джон вдруг глаз прищурил:– Эй, кто там в дозоре?Дика-боцмана ко мне пошли! -Дик на зов хозяина явился,Как собачка, перед ним застыл.– Дик, чего зеваешь ты! А ну-ка!Почему соседку к черту не пустил?! -Пушки наведены уж на судно.Джон рукою мощной помахал -Грохот страшный – и вокруг безлюдноСразу стало. Молчит океан.Тогда мрачно усмехнулся Джон.Дело сделано – и он доволен.Тихо, мрачно в бурном океане,Лишь несется погребальный звон.
Заключение
Мы пираты все же не такие:Мы – хорошие, а те – плохие!
Когда Грунькин кончил читать, я первый подверг его творение беюпощадной критике:
– И что это такое?! Разве это стихи?! Это ж… – Я не мог слов найти от возмущения.
К сожалению, остальные пираты не согласились со мной.
– Стихи, конечно, неважные, – оказали они. – Но все-таки!
Короче говоря, мы пообещали принять его в пираты. Правда, назначили трехдневный испытательный срок.
Грунькин обиделся:
– Не доверяете?… Ладно, еще пожалеете…
Глава 15.
Второе сражение с Вениамином
Наступила «знойная летняя ночь», как сказал писатель Александр Беляев в «Человеке-амфибии». Все было при себе: и луна, и звезды.
– Ночью все кошки серы! – сказал мой брат Ленька, заворачиваясь в простыню, как в плащ.
– Ночь – это не день! – удачно заметил я, потихоньку вынув из Ленькиной тумбочки его собственный фонарик.
– Ночь – самое подходящее время для мести! – жутким голосом сказал страшно начитанный Гринберг, выкатывая из-под кровати желтющую тыкву, выдолбленную внутри.
– Ночью люди спят, – проворчал Грунькин.
Пружины на его кровати нервно застонали, и он отвернулся носом к стене и даже накрылся одеялом с головой.
– Спи, спи! – разозлился Рой. – Мы тебя из пиратов попрем, как миленького!
А Левка добавил:
– Филин!
Пружины снова застонали, но Грунькин благоразумно промолчал. Гринберг проделал в тыкве дырки для глаза, рта и носа и надел себе на голову. Глаз не было видно, зато нос так и торчал!
– Марсианский головной убор! – гордо заявил Левка.
– Не нос, а рубильник! – сказал Грунькин. Он высунулся из-под одеяла на том самом месте, где должны были бы находиться ноги, и хихикал:
– Ну и нос! Почем метр?
Левка, ни слова не говоря, медленно приблизился и внезапно наклонился над ним в своем жутком тыквенном шлеме для того, чтобы произвести убийственное впечатление. И произвел: тот перепугался не меньше, как до полусмерти, и завопил нечеловеческим голосом, или благим матом:
– Я пошутил! Я пошутил! Честное слово!
Грунькин исчез под одеялом и вынырнул там, где и должна была находиться голова, – у подушки.
– Ха-ха! – засмеялся он, осмелев. – Карабас-Барабас!
Тогда Левка вдруг снял шлем, задумчиво повертел его в руках и как насадит его Грунькину на голову!
Грунькин загудел что-то изнутри и стал поспешно дергать шлем вверх, но не тут-то было. Размер не тот, запросто так не снимешь!
Грунькин так старался – чуть себе уши не оторвал. И ни в какую! Мне его даже жалко стало.
Ну, и посмеялись же мы над Грунькиным!
Грунькин, видимо, испугался, что его голова останется в тыкве на всю жизнь, и начал рваться к двери. А из-под шлема неслось, как из пустого молочного бидона:
– Пираты так не поступают! Я все Вениамину расскажу! Он вас из лагеря отчислит!
– Да брось ты! – испугался Ленька и стал помогать ему освободиться от тыквы. А она – ни туда, ни сюда. Тогда Ленька разозлился и ударил ребром ладони – тыква так и треснула и распалась на две половины.
Грунькин схватился за шишку на голове и выскочил в раскрытое окно.
– Все! – уныло заявил Рой.
Мы лежали и ждали мщения. Вот-вот заявится Вениамин с хнычущим Грунькиным, прочтет нам двухчасовую лекцию о правилах лагерного распорядка, а потом со вздохом скажет:
– Собирайте вещички и по домам! А в школу мы сообщим особо!
Ленька не выдержал всеобщего скорбного молчания и пробубнил:
– А чего это мы о нем и о нем?… Нечего было с ним связываться, он шуток не понимает.
– Сам ты не понимаешь! – послышалось за окном, и Грунькин влез в комнату. Забрался под одеяло и притих. А потом застонал жалобно-прежалобно: «Ой-ой-ой…» И так до бесконечности, без передышки!
– Уж лучше бы он Вениамина привел, – вздохнул Рой.
Грунькин постонал еще немного, а потом вдруг говорит:
– Что, струсили? Вениамин уже спит давно, двадцать четвертые сны видит! А вы обрадовались, что мне шишку набили, и ни с места!
Ленька вскочил и мерной рысцой затрусил к Грунькину.
– А что, неправда? – вскочил Грунькин. – Мы-ы… Мы-ы… «Мы его напугаем! Будет знать, как книги по ночам отбирать!» А сами? Трепачи! – и отвернулся.
Ленька потоптался на месте, сел на мою кровать и тихонечко свистнул.
Все собрались.
– Я считалку знаю, – зашипел Ленька. – Давай посчитаемся, кто первым пойдет: на вокзале в темном зале…
Счет выпал на самого Леньку.
– Я, верно, сбился, – растерялся Ленька и снова затараторил: – На вокзале в темном зале…
– Нечего, нечего, – загудели мы. – Не жиль!
Ночь была темная, хоть оба глаза выколи или пять мешков подряд надень на голову, а потом – шапку 60-го размера. И луна исчезла, и звезды – должно быть, к непогоде.
Впереди шел Ленька, за ним волочился хвост простыни. Леныка все время оборачивался и ворчал:
– Не отставайте! Ну!
– Ух, мы сейчас Вениамина и попугаем! – сказал я Левке. – Войдем к нему в комнату, станем по углам… Все в белом! И завоем: «у-у-у»… А он бряк на колени: «Караул! Спасите!»
Я зажег под простыней фонарик и весь так и засветился, как святой на старинных картинах.
– Привидение, – ахнул Ленька. – Шагай впереди!
Что, я дурак? Я ему отдал фонарик, а сам пошел сзади всех. Спасибо догнал Леньку.
– Ты не трусь, – подбадривал он его. – Как только войдешь в комнату, включай фонарик. А когда Вениамин напугается, деру!
– А вы? – остановился Ленька.
– А мы… – запнулся Спасибо. – Ну, мы тоже не подведем. Я стану на атасе, а остальные будут в окна смотреть.
– Дурак дурак, а хитрый, – обиделся Ленька. – Я и сам могу на атасе постоять.
– Ладно, ладно, – рассердился Гринберг. – Я с тобой войду!
– И я, – сказал Рой.
– И я, – заявил я на всякий случай. Не люблю оставаться белой вороной.
Спасибо смутился:
– Ну, вот… Ну, вот… Я хотел как лучше! Если б на Леньку не выпал счет, я сам бы вызвался первым!
– А потом бы заблудился, – с облегчением засмеялся Ленька. – Кто капитан? Я! А капитан где? Впереди! Ведь у пиратов настоящих как? Как? – спросил он у меня.
