Иштван Чукаш - Ориза-Тризняк (Кот Мирр-Мурр - 2)
- Как хорошо, что мы встретились! Я хочу вступить во Всемирную Ассоциацию. Пожалуйста, порекомендуй меня! Знаешь, мне очень скучно. А здесь все так интересно! - сказала она и дружелюбно тявкнула. Я посмотрел наверх, в сторону сидевших в тени - что они на это скажут. Коты, сидевшие в тени, отчаянно махали лапами и мотали головами, из чего я понял, что об этом не может быть и речи. - К сожалению, это невозможно, - повернулся я к Остановке Кирпичный Завод. - Почему? - спросила она. Раздумывая, что бы ответить, я опять посмотрел в сторону трубы, но там лишь махали лапами и мотали головами - нельзя. Тогда мне в голову пришла мысль. - Это невозможно, - сказал я, - потому что ты собака. Как же ты можешь вступить во Всемирную Ассоциацию Котов? - На слове "котов" я сделал особое ударение, чтобы было яснее. Искоса я взглянул в сторону трубы, одобрят ли там мой ответ. Коты, сидевшие в тени, счастливо кивали головами - да, да. В самом деле, вы должны признать, идея была очень хорошей! Остановка Кирпичный Завод задумалась, а потом сказала: - Нельзя так нельзя. Не буд.у же я навязываться, - и взгляд ее поскучнел. - А знаешь что? - сказал я ей. - Организуй Всемирную Ассоциацию Бродячих Собак! В нее и вступишь. Остановка Кирпичный Завод повеселела. - Ценная мысль. Спасибо. Да, да, замечательно! Ну, я пойду организовывать Всемирную Ассоциацию Бродячих Собак! Еще раз спасибо! Она дружелюбно прищелкнула языком на прощанье и ушла. Некоторое время на крыше было тихо. Я смотрел на котов, но они не смотрели на меня. И не улыбались, хотя я улыбался им. Наконец кот с цепью, сидевший в тени впереди всех, знаком позвал меня и хрипло произнес: - Подойди ко мне. Еще ближе! Я подошел почти вплотную к нему. Он положил мне на спину лапу, кашлянул и громко произнес: - Уважаемые господа присяжные! - Затем указал лапой на меня. - Беру тебя к себе! Иными словами: за твое героическое поведение с сегодняшнего дня разделяю свое место с тобой. Как бишь тебя? Легко представить себе, что от радости я чуть не лишился дара речи; в конце концов я пролепетал: - Кот Мирр-Мурр. - Правильно, - сказал кот. - Отныне мы будем руководить Всемирной Ассоциацией Бродячих Котов совместно! Попрошу аплодисменты! - обратился он к собранию. Мне похлопали. - А теперь, - продолжал кот, - я разделю с тобой верховный символ! Он приподнял цепь, висевшую у него на шее, и знаком пригласил меня надеть ее на шею с другого конца. Так я и сделал. Цепь несколько врезалась мне в шею, но я промолчал и лишь улыбнулся. Меня еще раз наградили аплодисментами. Жаль, что там не было фотографа, который мог бы запечатлеть меня на вершине славы! Я бы спрятал эту карточку и время от времени рассматривал бы ее. Ведь, к сожалению, я недолго находился на вершине славы. Всего, наверное, около трех часов. Уже светало; Великая Бродячая Кошка закончила охоту на мышей и ушла спать. Все стали понемногу задремывать. Кроме меня. Я думал, что мне спать не подобает. К тому же, я втайне надеялся, что Великая Бродячая Кошка еще выглянет и, быть может, приветливо кивнет мне, пока я нахожусь на вершине славы. И тут мы услышали роковые голоса: - Ого, черт возьми, сколько здесь кошек! Брысь! Брысь! Брысь! Начался треск, грохот - конец света. Крышу стали сносить. А бродячие коты ушли бродить по свету. Мы с товарищем бежали рядом, соединенные одной цепью. Бежать так было довольно трудно, и мой товарищ сказал: - Сними цепь! Ты пока только мой заместитель! Цепь моя. Потом, когда встретимся, дам поносить! До свидания! Что и говорить, мне было немного грустно. Я еще раз оглянулся на крышу: как раз в это мгновение ломали Большую Гулкую Трубу. Вместе с пятым параграфом. Вот и все, что произошло в середине. Еще немного о самом конце. Я вернулся к Ориза-Тризняку. Там все еще играли в карты. - Большую Гулкую Трубу снесли, - сказал я. - Да? - спросил Ориза-Тризняк. - Но незадолго до этого меня еще успели выбрать в президиум, - сказал я. - Поздравляю! - ответил он. - Скоро они доберутся сюда, - сказал я. - Эту трубу тоже будут сносить. - Слышали? - сказал Ориза-Тризняк. - Поднимаем ставки! Начинаем последнюю партию! На этом я закончу. Мирр-Мурр, бродячий кот и заместитель председателя Всемирной Ассоциации Бродячих Котов. Ничего не буду иметь против, если вы расскажете новости обо мне всем, кого увидите. Пишите мне. Мой последний адрес: вторая половина первого места в тени Большой Гулкой Трубы. (Пишите по этому адресу! Я хочу, чтобы почтальоны тоже знали, где я сидел!)
Обратный путь
Последняя партия, проходившая при повышенных ставках, закончилась. Небо совсем посветлело; до игравших уже доносились удары кирки. Ориза-Тризняк выломал из стенки трубы кирпич, на котором был нацарапан его выигрыш. - Возьму с собой, - сказал он. - Был бы рад еще раз встретиться с вами за картами. Похоже, я выиграл больше всех, - добавил он хвастливо. Остальные почти не обращали на него внимания; глаза у всех были воспаленные, невыспавшиеся. Пал Пломба делал зарядку. Полосатый глубоко вздыхал: - Больше никогда в жизни не возьму в лапы карт! Никогда в жизни! Это последний раз! Но на него тоже никто не обращал внимания. Ориза-Тризняк взял кирпич под мышку, кивнул Мирр-Мур-ру, и они стали прощаться.
- Было очень приятно познакомиться! - сказал Ориза-Тризняк. - Ухожу от вас со здоровой радостью победителя. Между прочим, вам не мешало бы поупражняться в игре в карты самостоятельно. И попрошу запомнить: долгов я никогда и никому не прощаю! Пока! Мирр-Мурр тоже пробормотал что-то невнятное, что при желании можно было понять как "до свидания", и они ушли. Подойдя к краю крыши, коты еще раз оглянулись. ОризаТризняк помахал на прощание своим друзьям, а Мирр-Мурр бросил последний взгляд на крышу, теперь уже освещенную солнцем, - свидетельницу его краткой славы. Игроки сидели на краю трубы и лениво махали им. Ориза-Тризняк помахал кирпичом, Мирр-Мурр слегка поклонился, и они спустились с крыши. Куда же теперь?Глаза Мирр-Мурра несколько увлажнились - с грустью думал он о краткости своей славы. Ориза-Тризняк, напротив, был весел и даже насвистывал. Утро было холодное, дул колючий ветер; чтобы не замерзнуть, они ускорили шаг. Ориза-Тризняк шел впереди, Мирр-Мурр следовал за ним. Мирр-Мурр не спрашивал, куда они идут, а Ориза-Тризняк ничего не говорил. Так они довольно долго бежали трусцой, молча, вдоль стен домов и оград. Наконец коты добрались до парка, в котором Ориза-Тризняк когда-то бросался каштанами в дроздов. Под их ногами шуршали листья, и по покрытой инеем траве за ними тянулась серебристая полоса. Пока Мирр-Мурр осторожно поднимал промокшие лапы, выбирая место, куда ступить, Ориза-Тризняк подбежал к скамейке, забросил на нее кирпич и забрался сам. - Иди сюда, - позвал он Мирр-Мурра. - Здесь не так мокро. И солнце как раз сюда подходит. Мирр-Мурр прыгнул на скамейку и сел рядом с Ори-за-Тризняком; было холодно, они прижались друг к другу и стали ждать солнца, надеясь обсушить на солнце свои шкурки. Многоопытные бродячие коты съежились и дрожали от холода, в это мгновение они были похожи на испуганных птенцов, выпавших из гнезда. Гнездо! Мягкое, пушистое, теплое гнездо! Оба они думали об одном и том же: о теплом, мягком доме. Мирр-Мурр вспоминал Эдена Шлука и молочко, а Ориза-Тризняк - чудаковатого трубочиста, хотя, впрочем, ничего хорошего о нем ему не вспоминалось. Первым заговорил Мирр-Мурр. - Знаешь, - сказал он, - если привыкнуть к тете Вице, которая приходила убирать квартиру, то у Эдена Шлука было бы не так уж и плохо. Главное, там было тепло! И там мне каждый день давали большую миску молока! При слове "молоко" Ориза-Тризняк тихо застонал. - И знаешь что, - продолжал Мирр-Мурр, - там собиралась очень интересная компания. Взять хотя бы художника! Мир искусства. В его мастерской тоже было тепло. И в "Красном коне" было тепло. Ориза-Тризняк включился в разговор: - Ты помнишь повариху? А кухню? А полные кастрюли? А уху? А жареное мясо? А шницеля? А жареного цыпленка? А тушеного цыпленка? А вареную говядину? А жареную говядину? Он умолк, не в силах продолжать: во рту совсем пересохло, в животе защемило от голода. - Пойдем! - воскликнул он. - Что ж нам теперь, до весны здесь сидеть? - Куда? - спросил Мирр-Мурр. - К Эдену Шлуку! - ответил Ориза-Тризняк. Он взял под мышку кирпич, и коты двинулись в путь. Солнце стояло уже в зените, когда они подошли к воротам дома, где жил Эден Шлук. Здесь Мирр-Мурр в нерешительности остановился. Он вспомнил домоуправа Йеромоша и тетю Вицу. - Подожди! - шепнул он. - Неудобно все-таки вламываться без приглашения. А потом, его может не быть дома. Надо это как-нибудь разузнать. - Но как? - спросил Ориза-Тризняк. - А что, если мы ему напишем письмо? - предложил Мирр-Мурр. - Нет, это не годится, - сказал Ориза-Тризняк. - Письмо будет идти самое меньшее два дня! Давай пошлем телеграмму! Телеграмму ему сразу принесут! Мирр-Мурр одобрил это предложение. Но как послать телеграмму? Он еще никогда никому не посылал телеграмм! Ориза-Тризняк показал ему жестом - положись на меня. Главное - найти почту. Мирр-Мурр вспомнил, что видел почту где-то поблизости. Им удалось найти ее. Там Мирр-Мурр вспомнил, что у них нет денег, а телеграмма, наверное, стоит дорого. Но он промолчал, решив довериться во всем Ориза-Тризняку, и стал следить за его действиями. Ориза-Тризняк изучающе огляделся по сторонам и, найдя отдел телеграмм, удовлетворенно кивнул. Отдел телеграмм находился за стеклянным окошечком. Коты осторожно прокрались в глубь комнаты, туда, где в большой корзине лежали оплаченные, проштемпелеванные телеграммы. - Вот они! - шепнул Ориза-Тризняк и, улучив момент, когда все отвернулись, выхватил из корзины какую-то телеграмму. - Пошли! - позвал он. Коты проскользнули к столу, на котором стояли чернильницы. Ориза-Тризняк схватил ручку, обмакнул ее в чернильницу, перечеркнул написанный на телеграмме адрес и сверху написал: "Эдену Шлуку". - Где он живет? - спросил он. - Улица Утиная, 13, - сказал Мирр-Мурр. Ориза-Тризняк написал адрес. - Ну вот! - сказал он. - Через час ее доставят! А мы спрячемся и посмотрим, кому ее вручат. - А что написано в телеграмме? - полюбопытствовал Мирр-Мурр. Ориза-Тризняк перевернул телеграмму и прочитал: "Сегодня утром у нас родился сын! Назвали Бёцике! Счастливый отец!" Мирр-Мурр покачал головой. - Это не то! - Да, пожалуй, - согласился Ориза-Тризняк. - Но дело не в тексте! - Представляю себе, как Эден Шлук удивится! - сказал Мирр-Мурр. Они потихоньку положили переправленную телеграмму на место и выскользнули на улицу. Затем спрятались в подворотню и стали ждать. Вскоре появился разносчик телеграмм; прислонив велосипед к стене, он позвонил в дверь Йеромоша. - Здесь живет Эден Шлук? - спросил он. Мирр-Мурр и Ориза-Тризняк слушали, затаив дыхание. - Он переехал, - сказал Йеромош. - А что там в телеграмме? Разносчик ловко развернул телеграмму, и они прочли ее. - Вот тебе на! - присвистнул Йеромош. - Кто бы мог подумать! У него вроде никого и не было. И вдруг сразу дедушка. Обязательно расскажу Вице! Надо же - Бёцике! Ха-ха! - Вы не знаете, куда он переехал? - настойчиво расспрашивал разносчик телеграмм. - В другой город, - коротко ответил Йеромош. Мирр-Мурр и Ориза-Тризняк незаметно выбрались из подворотни и побрели прочь. - Переехал, - сказал Ориза-Тризняк. - Давай зайдем в "Красного коня"! - предложил Мирр-Мурр. - Поищем художника! - и посмотрел на Ориза-Тризняка, вспомнив, что тот не верил в существование "Красного коня". Но на этот раз Ориза-Тризняк не стал спорить. Дверь "Красного коня" была раскрыта настежь - что, учитывая холод на улице, выглядело довольно странно. Через некоторое время из нее появился полицейский; за ним тащился художник. Он развел руками, взглянул на небо, а потом низко опустил голову. В руках у него была толстая пачка каких-то билетов. Изумленный Мирр-Мурр застыл как вкопанный. Он хотел было окликнуть художника, но Ориза-Тризняк вовремя прикрыл ему рот лапой. - Ни слова! - прошептал Ориза-Тризняк. - Не видишь, что ли, его арестовали! Молчи, а не то подумают, что ты его сообщник! Мирр-Мурр стоял и смотрел в спину удалявшемуся художнику - волосы художника были взъерошены, шнурок, который он носил вместо галстука, съехал на правое плечо. - Постой здесь, я пойду узнаю, что случилось. Подержи пока кирпич! прошептал Ориза-Тризняк и зашел в "Красного коня". В погребке он услышал беседу официантов Тони и Кристинки. - Бедняга! - сказала Кристинка и склонила головку, подобно птичке. - Покатишься - не остановишься! - заметил Тони, протирая краны винных бочек. - Да, но как он рисовал! - продолжила Кристинка и наклонила головку в другую сторону. - Забрали его не за это, - сказал Тони. - Хотя за одно это стоило. Какой только пачкотни он не пытался сплавить честным людям! Бр-р-р! Но забрали его за другое. Он просто-напросто спекулировал билетами. Вот до какой степени опустился. Спекулировал билетами в кино. - А на чем он попался? - спросила Кристинка и посмотрела на потолок с видом человека, который пытается понять, идет ли дождь. - Ха-ха! - сказал Тони. - Это довольно забавная история! Он скупил все билеты на вечерний сеанс и проспал. Продать билеты он не успел, и зал был совершенно пуст. Это привлекло внимание, поскольку в кассе была вывешена табличка: "Все билеты проданы". Билетерши побежали к директору, директор на угол к полицейскому, и полицейский без труда поймал нашего приятеля, который в этот момент как раз начал продавать билеты; те, которые продать не удавалось, он просто раздавал прохожим. Ему разрешили выпить последний стаканчик в "Красном коне" и - марш в тюрьму. Вот и вся история. Так вот и выходит: раз поскользнулся и покатился, не остановить! И так случится с каждым, кто станет рисовать дурацкие картинки вместо того, чтобы работать! - И он в сердцах бросил тряпку в лужу вина на стойке. Услышав все, что ему было нужно, Ориза-Тризняк вышел на улицу. - Дружку твоему крышка, - сказал он. - Теперь не скоро увидитесь. - А что он сделал? - спросил Мирр-Мурр. - Он поскользнулся, покатился и не сумел остановиться, - сказал Ориза-Тризняк и взял у Мирр-Мурра свой кирпич. Коты зашагали дальше. Мирр-Мурр шел молча, думая о своем друге. Все это было довольно непонятно. "Во всяком случае, - думал он, - надо быть поосторожнее, а то еще поскользнешься и тоже куда-нибудь покатишься. Особенно когда идет дождь и на улицах скользко!" Впереди Ориза-Тризняк в ярости шлепал по лужам; кирпич тащился за ним по земле. Солнце уже начинало спускаться, а у котов за весь день во рту не было и маковой росинки. До Мирр-Мурра доносилось бормотание Ориза-Тризняка: - Жареное мясо! Шницель! Жареный цыпленок! Тушеный цыпленок! Уха! Ориза-Тризняк шагал все быстрее и все быстрее бормотал: - Вареная говядина! Жареная говядина! - Наконец он перешел на бег, и Мирр-Мурр припустился за ним. Солнце спряталось за тучи, становилось все холоднее и холоднее, и вдруг пошел снег. В одно мгновение улица побелела; кусты, деревья, крыши, дымовые трубы все отливало белым светом. Коты все быстрее бежали по улицам, молнией пересекая перекрестки. Не останавливаясь, промчались они мимо кафе, где когда-то впервые позавтракали бесплатно. Мирр-Мурр мельком увидел официантов, которые стояли, прислонясь к столикам, и заметил черноволосого молодого человека, который склонился над бумагами и что-то писал. Мирр-Мурр вздохнул, но Ориза-Тризняк, не обращая на кафе ни малейшего внимания, мчался все дальше, волоча за собой кирпич. Когда они наконец остановились у черного хода ресторана, шерсть у обоих торчала клочьями, уши обвисли, в глазах горел голодный огонь. Из двери струились дурманящие ароматы. Запах жареного мяса, запах шницелей, запах жареного цыпленка - от обилия запахов у Мирр-Мурра закружилась голова. Коты сидели на пороге, жадно втягивая ноздрями воздух. Ориза-Тризняк бросал отчаянные взгляды внутрь кухни. Мирр-Мурр тихо мяукнул. В этом мяуканье слышались все горести мира, способные опечалить кошачье сердце. Но наиболее явственно слышалось - "я хочу есть" и еще - "мне холодно". Услышав мяуканье, к ним вышла толстая, улыбчивая повариха; увидев промокших, дрожащих от холода, всклокоченных котов, она всплеснула руками, подхватила обоих бродяг, посадила их на кусок мешковины и стала вытирать им шкурки. У Ориза-Тризняка она хотела забрать кирпич, но тот крепко вцепился в него и так и не отпустил. Досуха вытерев котов, повариха поставила перед ними тарелку с жареным мясом и, улыбаясь, смотрела, как они ели. Ориза-Тризняк и Мирр-Мурр слопали все в мгновение ока. - Значит, вернулись? - спросила повариха. Мирр-Мурр кивнул, Ориза-Тризняк снисходительно наклонил голову. - А останетесь? Мирр-Мурр перестал жевать, ласкаясь, потерся о руку поварихи и замурлыкал, всем своим видом говоря - да, останемся, если можно. Ориза-Тризняк облизнулся и кивнул. Правда, это можно было понять и так, что он просто показал на пустую тарелку, как бы говоря - мясо кончилось. Когда коты наелись до отвала и были не в силах даже пошевелить лапой, повариха посадила их на подоконник и, поскольку Ориза-Тризняк не желал расставаться со своим кирпичом, положила кирпич рядом с ними. Лениво потягиваясь, Мирр-Мурр и Ориза-Тризняк смотрели за окно на снег, который, медленно падая, ложился на город.
