Игорь Фарбажевич - Кровавый Джек-Косые Паруса
Почуяв пленника, она ощутила свою над ним власть и закружила вокруг шлюпки смертными кругами, примериваясь, как схватит его за бока, как сомкнет на нем свои челюсти-жернова, и громко точила зуб о зуб в нетерпении.
Сводит от голода скулы
на скоростных виражах.
В черном просторе - Акула,
челюсти - в острых ножах.
Кто мне грозит аркебузой?
Чье гарпуна острие?
Коль ваша жизнь вам в обузу
бросьте Акуле ее!
Что мне напевы сирены
или русалки любовь?
Жарко клокочет по венам
жутко холодная кровь.
Шваркнется в обморок каждый,
кто попадется в пути.
Я, как безумная, жажду
счеты со всеми свести!
Если же вы дорожите
жизнью своей и чужой
больше ещё задрожите,
Встретившись в море со мной!
Эй, вы, двуногие трусы!
Суши и моря жулье!
Коль ваша жизнь вам в обузу
бросьте Акуле ее!
Он лежал ни жив ни мертв, покорно положась на судьбу или случай. Плеск становился громче, уже то за левым, то за правым бортом шлюпки показывался из воды акулий плавник, разрезая волны, как масло.
С детства забывший о Боге, Джек начал страстно молиться. Вдруг ясно вспомнилась молитва "Отче наш", которую, пират, казалось, навсегда вычеркнул из своей памяти. Вода возле лодки вдруг забурлила, забила фонтанами брызг...
Еще вираж! Еще мгновенье, и - мой закончился б рассказ! Но вдруг нежданно, в тот же час у лодки началось сраженье!.. Дралась с Акулой Рыба-Меч, внезапно появившись рядом. Их поединок стоил свеч: одну из них ждала награда.
И то ли во сне, то ли в забытьи, он услышал их голоса.
- Он - мой! - ощерилась Акула.
- Нет, мой! - визжала Рыба-Меч. - Хочу тебя предостеречь, чтобы мозги твои продуло!
Взлетел до неба хрип и визг. Кровь пролилась фонтаном брызг. Вертелась лодка в волнах боя. А пленник был ни жив, ни мертв, средь разъяренных рыбьих морд, давно простясь с самим собою. Акула в гневе, между тем, впилась в соперницу зубами. И карусель кровавых тел взбивала брызги над волнами. Но тут Меч-Рыбе удалось проткнуть акулий бок. Насквозь!
Два жутких предсмертных вопля, которые, наверно, услышал сам Дьявол, разнеслись над морем. Рыбы забились в агонии. Вскоре оба чудища навек замерли и, всплыв на поверхность, мирно уплыли в разные стороны.
Шлюпку отнесло на юг, прибивая волной к берегу, и вскоре в заливе Уош выбросило на песок.
Что было дальше - вы знаете. Но не всё...
Глава двенадцатая.
В СТАЕ
Когда рыбаки, развязав Джека, в ужасе бежали, атаман пиратов со стоном перелез через борт шлюпки, упал на мокрый песок и стал двигаться дюйм за дюймом к спасительному огоньку костра, покинутого рыбаками, что весело пылал за ветками деревьев.
...Так Джек на новый берег вполз, не ведая о расстояньи, то - на пригорок, то - в откос, теряя силы и сознанье.
К почти погасшему костру с трудом добрался поутру.
Осмотрелся, глубоко вздохнул, и впервые сказал "спасибо" Господу: он благодарил Создателя за то, что остался жив. Нанизал на прут несколько сельдей, лежавших в рыбьей куче - улов, брошенный рыбаками - и поджарил, скорее, чуть подкоптил на едва тлеющих углях. Еда немного прибавила сил. В бутылях ещё оставалось вино, и он выпил все до последней капли, но не опьянел и не взбодрился в горестном своем положении. Раны от побоев и канатных узлов горели, напоминая лишний раз о том, что произошло две ночи тому назад.
Где-то вдали послышались человеческие голоса. Джеку пришлось собрать остаток сил, чтобы, прихватив с собой несколько рыбин, двинуться напролом в самую гущу леса. Уже будучи далеко, он услышал где-то позади лай собак и возбужденные мужские восклицанья. Скорее всего, это ночные "храбрецы" вели соседей к лодке.
С этого часа Джек не смел показываться на глаза людям. Ночами рыскал по лесу в поисках воды и пищи, обходя стороной тропы, днем же хоронился в каком-нибудь овраге или в старом дупле. Он позабыл вкус мяса и хлеба, питаясь лишь грибами и ягодами, которых в лесу в эту пору было в избытке.
Теперь ему стал понятен язык птиц и зверей, но вскоре эта способность оказалась ни к чему: все живое сбежало, уползло и улетело в соседние леса. Животным тоже был страшен Человековолк!
Он потерял счет неделям и месяцам. Солнечный свет уходил на убыль. Пошла череда дождей, и яркие теплые дни были теперь кратки и редки.
Смешалось время в голове. И то, что пролетело лето, Джек вдруг заметил по листве, что озарилась желтым цветом.
Сапоги его износились, куртка и брюки протерлись. Но Джек гнал от себя всяческую мысль о том, что когда-либо вынужден будет обратиться к людям...
Однажды утром он наткнулся на двух волков. Они заприметили его давно и наблюдали за ним, скрываясь в кустах.
Один волк был старым, хромым и облезлым, другой же - молодым, горячим и поджарым.
- Кто это? - тихо спросил Поджарый. - Волк - не волк, человек - не человек.
- Скорее всего, - человек, - промолвил, поразмыслив Облезлый. - Ты же видишь, он - двуногий.
- А шерсть?! - зашептал Поджарый. - А уши! А клыки!
- Но на нем рубаха, - резонно заметил старый. - И сапоги. И штаны.
- Так кто же он?! - занервничал Поджарый.
- Если я не ошибаюсь, - сказал Облезлый, - это тот, о ком так много говорят в округе.
- Оборотень?! - воскликнул молодой, и глаза его хищно сузились. - Тот, из-за кого опустел наш лес?
- Тот самый, - согласился хромой и дал знак Поджарому.
Молодой волк выскочил из-за кустов и отрезал путь Джеку. Тот хотел повернуть назад, но за его спиной уже стоял Облезлый. Волчьи морды ощерились, полные ненависти.
- Готовься к смерти! - гавкнул молодой с вызовом. - Ты нам ответишь за все!
- За что? - застыл на месте Джек.
- За то, что ты - человек! - хрипло зарычал старый волк, выгибая перед прыжком облезлую спину. - За то, что распугал все живое в нашем лесу!
- Я - не человек, - ответил Оборотень, отступая к деревьям.
- Но и не волк! - рассмеялся Облезлый. - От тебя за версту разит человечиной!.. А там, где прошел человек, - там псы, пули и капканы!
- Прощайся с жизнью! - клацнул зубами Поджарый, заходя сбоку.
- Ах, шакалы! - Джек, сжал кулаки. - Я принимаю ваш вызов!.. - И он достал нож, оброненный одним из рыбаков.
Как ни странно, но после пережитых мытарств, силы не покинули его. Былое уменье драться почти спасло Джека: Поджарый взвыл, зализывая рану, а Облезлый не досчитался последних зубов. Но волков было двое, и это решило исход драки. Тяжело дыша, они все же подмяли его под себя.
- Отнесем в стаю, - сказал Хромой.
- А может, здесь и сожрем? - спросил молодой.
- Ну, что за нравы!.. - покачал головой Облезлый. - Где былой патриотизм?! Где честь рода?!.. Вы, молодые, печетесь лишь о себе. А как же те старики, что уже не могут выйти на тропу охоты? А наши звереныши-сосунки?..
- Ладно тебе! - махнул лапой молодой. - Надоели поучения. В стаю - так в стаю.
Они с трудом, по очереди, понесли его на спинах к Волчьей Поляне и бросили в яму, которая представляла собой глубокую ловушку для самих же волков, вырытую здешними егерями. Звериная тоска охватила Джека. Злой, ужасный, никому не нужный, он лежал на куче опавших листьев и в бессилии скрипел зубами:
- Ни-чче-ей!..
Волчата, принюхиваясь и кружа, с любопытством заглядывали к нему. Волчицы же с нетерпеньем ожидали условного знака Вожака, чтобы тут же наброситься на Джека и разорвать его на куски. Они радовались удачной охоте своих собратьев: уже несколько дней стая голодала.
Однако, Вожак не спешил. Он был в растерянности, ибо не знал точно, кто у него в плену, человек или волк. Морда Оборотня чем-то напоминала ему морду собственного деда, которого когда-то загрызли охотничьи собаки. Немного подумав, он решил пока не трогать Джека. Это решение вызвало неудовольственный вой, но Слово Вожака было непререкаемым. Вскоре все, кто ещё мог ходить, отправились на охоту. Возле ямы остались лишь волчата да пара волков, издыхающих под сосной от голода и старости. Даже волчихи - и те бросились на поиски пищи.
Джек хорошо слышал, о чем говорили волки. Когда почти все покинули логово, он встал на ноги. Его голова неожиданно высунулась наружу, и волчата отскочили от края ловушки. Они были такие забавные, что вдруг рассмешили Джека. Изогнув спины, как это делали взрослые волки, волчата грозно фырчали и пытались рычать на страшного пленника.
Внезапно невдалеке раздался треск раздираемых кустов, и на поляну вышел бурый медведь. Он был необычайно худ, клочья рыжей шерсти торчали на нем в разные стороны, голодный безумный взгляд блуждал по поляне. Увидев застывших от страха щенят, медведь со страшный ревом бросился на них и когтистой лапой зацепил одного малыша. Тот громко завопил, но было уже поздно: теплая щенячья плоть в мгновение ока была разорвана и тут же отправлена в клыкастую пасть. Старые волки, лежащие под сосной, мгновенно притворились мертвыми, а остальные волчата, сбившись в кучу, завыли благим матом на весь лес.
