Хаим Оливер - Великий поход династронавтов

Оливер Хаим

Великий поход династронавтов

Моим детям, а также детям моих друзей с любовью.

ПРОЛОГ, КОТОРЫЙ МОЖЕТ СЛУЖИТЬ И ЭПИЛОГОМ, НО БЕЗ КОТОРОГО НАША ПОВЕСТЬ ОБОЙТИСЬ НЕ МОЖЕТ

Хотите верьте, хотите нет, но всё началось с пронзительного телефонного звонка: дз-з… дз-з…

Я спал и видел страшный сон: редактор издательства глядит на меня сквозь толстые стёкла очков и сурово спрашивает, когда же я представлю обещанную книгу. Меня бросает в дрожь, я не могу выдавить из себя ни слова.

Дз-з… дз-з…

Я проснулся. Сердце бешено колотилось. Была глубокая ночь. Не соображая, где я и что со мной, я снял трубку.

— Послушайте, вы, — раздражённо сказал я, — совести у вас нет! Будить человека среди ночи!

— Говорят из Управления пограничных войск, — раздался в ответ чей-то негромкий голос.

— Это ошибка. Вы неверно набрали номер. Здесь частная квартира, — сказал я.

— Никакой ошибки. Писатель Оливер?

— Да… Чем могу служить?

— Будьте добры заглянуть к нам. Это очень важно.

— Когда?

— Сейчас.

— Сейчас три часа утра!

— Знаю. Но дело не терпит отлагательств.

— Ладно, — проворчал я. — Через двадцать минут буду у вас.

— Третий этаж, отдел "Борьба с диверсантами", капитан. Боянов. Жду, произнёс голос.

Я положил трубку и, как в таких случаях водится, почесал в затылке. "Борьба с диверсантами"… Хо-хо!.. Странно… Я перебрал в уме всю свою жизнь. Связей с диверсантами нет и не было. На границу в первый раз попал лет двенадцать назад, когда писал очерк о пограничниках, в последний — в прошлом году, когда возвращался из зарубежной поездки и провёз под носом у таможенников чудесные лыжи для сынишки. Как видите, особых грехов я за собой не знал, но всё-таки на душе было не совсем спокойно. Я оделся и пошёл по указанному адресу. Перед массивными дверьми Управления пограничных войск я в нерешительности остановился… А что, если меня просто кто-то разыграл? Не примут ли меня там за сумасшедшего? Не лучше ли повернуть домой? Однако в тот момент, когда, раздираемый сомнениями, я уже совсем не знал, как мне быть, огромная дверь, скрипнув, отворилась, и за нею оказался какой-то человек с капитанскими погонами. Вид у него был чрезвычайно таинственный: колючий, пронзительный взгляд из-под полуопущенных век, тонкие губы поджаты. Испытующе оглядев меня с ног до головы, он коротко обронил:

— Капитан Боянов. Следуйте за мной. Я последовал. Он вёл меня по длинным, мрачным коридорам, тускло освещённым редкими лампочками. По стене тянулся нескончаемый ряд дверей, доски пола тоскливо кряхтели под нашими ногами.

— Входите! — сказал капитан.

Я вошёл.

Самый обыкновенный кабинет: письменный стол, два кресла, на стене карта.

Капитан Боянов впился в меня своим колючим, всевидящим взглядом.

— Сейчас мы устроим очную ставку, — произнёс он негромким своим голосом.

— Очную ставку? — тупо переспросил я. — Между кем и кем?

— Между вами и группой… диверсантов.

— Диверсантов? — Я почему-то взвизгнул. — Знать не знаю никаких диверсантов!

— Вам придётся это доказать, ибо они утверждают обратное.

Хотя ночь была довольно прохладная, на лбу у меня выступила испарина. Однако я взял себя в руки и сравнительно спокойно сказал:

— Это, вероятно, какое-то недоразумение, товарищ капитан. Я никогда не…

Тут он неожиданно прыснул, но мигом овладел собой и впился в меня таким взглядом, что я сразу прикусил язык. Недоумение моё всё возрастало.

— Сейчас я провожу вас к ним, — с важностью произнёс он. — Рассмотрите их хорошенько. Если нужно, побеседуйте, но во что бы то ни стало удостоверьте личность каждого. По сути, это две самостоятельные группы. Одна держала путь к южной границе, другая — к западной. Почти в одно и то же время… И не желают давать показаний, молчат, точно воды в рот набрали. Только один проговорился по-моему, он у них главарь — и назвал ваше имя.

Глаза капитана словно оттаяли, в них появилось странное выражение какая-то смесь удивления, нежности и насмешки.

— А много их? — спросил я, окончательно сбитый с толку.

— Двенадцать человек. Есть ещё и тринадцатый, но это уж статья особая…

— Я готов! — сказал я и решительно шагнул к двери.

Мы миновали ещё два мрачных коридора, спустились по каким-то узким лестницам и наконец остановились перед узкой высокой дверью, возле которой стоял на посту часовой.

— Ну, как они? — спросил капитан.

— Спят, — отвечал часовой, и я заметил в его глазах то же самое выражение, какое недавно промелькнуло во взгляде капитана: удивление, нежность и насмешка разом.

— А тринадцатый? — спросил капитан Боянов.

— Как проснулся, вскочил, мечется из угла в угол. И рычит от злости. Сразу видно — хищный зверь.

— Заговорил?

— Пока нет. Но заговорит.

— А сержант Марко как?

— Спит ещё.

— А те?

— Молчат, товарищ капитан. Тут как-то проснулись ненадолго, и уж чего я им ни сулил, конфетами улещивал — молчат! Потом чуть было не подрались между собой, еле разнял. Провели между собой черту. И опять уснули…

— Придётся разбудить, — с сожалением произнёс капитан. — Но прежде, — тут он обернулся ко мне, — пойдёмте, я вам покажу, что мы у них отобрали.

Мы вошли в соседнее помещение. Там на двух длинных столах было разложено множество разных вещей.

— Вот что мы обнаружили у тринадцатого, — показал капитан.

В сущности, находки не представляли собой ничего примечательного: чемодан, какие-то предметы туалета и с десяток бутылок коньяка.

— В коньячных бутылках — розовое масло, — объяснил мне капитан. Опаснейший торговец контрабандой… Занимается этим делом систематически и давно… А вот что мы нашли у двенадцати остальных.

Чего тут только не было! Во-первых, двенадцать рюкзаков: шесть красных и шесть чёрных; двенадцать мешочков с сухарями; двенадцать фляжек; двенадцать карманных фонариков; двенадцать банок варенья — шесть сливового и шесть вишнёвого; шесть пакетиков аспирина и столько же аскофена… Два совершенно уникальных радиопередатчика — предельно примитивной конструкции и в картонных футлярах. На одном из передатчиков была нарисована красная голова с пышной бородой, на другом — чёрная голова с ещё более пышными усами…

Были тут два компаса: один огромный, морской, другой совсем крохотный, из тех, что продаются в магазинах культтоваров; два пистолета, но каких! Один времён русско-турецкой войны с выложенной перламутром рукоятью, второй настоящий браунинг, только без обоймы. Рядом лежал игрушечный револьверчик и ракетница. Кроме того, здесь можно было увидеть маску для подводного плавания, лук, сделанный из прутьев от зонтика, пучок деревянных стрел, связки бус и пластмассовых браслетов, шесть учебников испанского языка и шесть исписанных тетрадок — язык мне был неизвестен… А ещё — несколько пар нейлоновых чулок в целлофановых пакетах, дюжина флаконов французских духов в роскошной упаковке, баночки растворимого кофе, американские сигареты и стеклянные трубочки с каким-то белым порошком… Возле красных рюкзаков лежала машинка для стрижки волос, возле чёрных — безопасные бритвы и солидный запас бритвенных лезвий всевозможных марок.

Честно признаюсь, перечень неполон, слишком уж велика и разнообразна была «коллекция». Заметил я, например, кучку стеклянных шариков, тетрадь для рисования, две географические карты — Америки и Южной Африки — и ещё ятаган с вычеканенными на рукояти цифрами.

Под конец упомяну о том, что привело меня в полное недоумение: на столе лежало двенадцать пионерских галстуков…

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРОЛОГА

Да, действительно было от чего прийти в замешательство: все эти вещи несомненно могли принадлежать только весьма опытным диверсантам.

— Что вы на это скажете? — спросил капитан.

— Ужас! — ответил я. — Неясно мне лишь, при чём тут лук и роликовые коньки, стеклянные шарики или турецкий ятаган. Разве эти предметы тоже входят в грозный арсенал империалистической агентуры?

— Нам тоже многое ещё неясно, — сказал капитан со вздохом, и я заметил, что у него вовсе не такие уж колючие глаза, да и совсем он не так суров, как мне показалось вначале. — Мы очень рассчитываем, что вы им растолкуете… Но пойдёмте, я покажу вам задержанных. Жалко, конечно, будить, они так устали, но ничего не поделаешь.

Я последовал за ним, дивясь столь гуманному отношению к таким опасным преступникам. Капитан остановился перед окованной железом дверью и заглянул в глазок.

— Поглядите! — сказал он. — Это тринадцатый. Какой-то человек средних лет яростно метался по совершенно пустой комнате. На нём был элегантный, хоть и несколько помятый костюм. Лицо жестокое, с тяжёлой, выдающейся вперёд нижней челюстью, глаза спрятаны за чёрными очками.