Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен
Из 17 записанных на Цильме былин многие отмечены выдержанным эпическим стилем, стройной композицией, богатой обрядностью. Это свидетельствует о крепкой эпической традиции в недалеком прошлом в этих местах.
Записи 1955 г. вместе с записями 1942 г. показывают устойчивость некоторых местных, сложившихся на средней Печоре редакций. Таковы, например, былины о бое Ильи Муромца с сыном, о Скопине, о Бутмане. Новые записи былины о Соловье Будимировиче (см. №№ 6 и 36, оба записаны на Цильме) в сопоставлении с пижемскими вариантами сборников Н. Е. Ончукова (№ 8) и А. М. Астаховой, т. I (№ 67), явно свидетельствуют о наличии особой среднепечорской сокращенной редакции, без эпизода постройки теремов и посещения их девушкой. Интересна запись 1955 г. былины «Добрыня и Змей» (№ 45), повторяющей развязку варианта 59 сборника Н. Е. Ончукова: Добрыня, освободив от Змея похищенную им красавицу, женится на ней — мотив сказочный, для эпоса необычный.[29] В литературе о былинах уже было отмечено, что вся северо-восточная группа обработок сюжета «Добрыня и Змей» (тексты мезенские, пинежские, один печорский) выделяется насыщением их сказочно-легендарными мотивами.[30] Новая запись подтверждает наличие этих черт в печорской традиции. Характерно, что и самим исполнителем сюжет осознавался как сказочный (см. стих 183 и примечание сказителя в конце).
Так же как и записи 1942 г., материалы 1955 г. выявляют два параллельно идущих процесса, характерных вообще для всего позднейшего периода жизни эпоса (конец XIX и начало XX вв.). С одной стороны, у одаренных сказителей былина сохраняется не в механически затверженных текстах, а творчески, с внесением своих индивидуальных деталей, но в духе и стиле освоенной сказителями эпической традиции. В этом отношении очень показательна запись былины о Хотене Блудовиче в двух вариантах — в 1942 г. от А. А. Носовой и в 1955 г. от ее мужа Л. М. Носова. Как выяснили собиратели, оба супруга обычно исполняли былины совместно. Но жена не просто подпевала мужу, как это часто бывало и бывает на Печоре, а могла исполнять и исполняла былины и самостоятельно. И вот сопоставление показывает, что обе записи Хотена принадлежат к одной и той же редакции (что совершенно закономерно), но отдельные эпизоды разрабатываются каждый раз по своему, с творческими и часто очень выразительными вариациями (см. подробнее в комментарии к обоим текстам). Интересные творческие вариации находим в текстах былины «Илья Муромец и сын», например у Тимофея Дуркина (№ 43), в описании корабля Соловья Будимировича и в других.
С другой стороны, наблюдаются явные случаи забывания, искажения содержания, нарушения норм эпического стиля. Иногда у одного и того же сказителя обнаруживаются хорошие, порой замечательные варианты и вместе с тем тексты полузабытые или с явными признаками разрушения, что зависит от разных причин, чаще всего от отношения самого сказителя к тому или иному сюжету и в связи с этим от более или менее частого его исполнения. Это мы видим, например, в записях от Тимофея Дуркина, Лазаря Носова и некоторых других. Такие случаи встречались и раньше, даже в репертуарах выдающихся сказителей (например, у Трофима Рябинина). Но в последние десятилетия случаи забывания отдельных сюжетов, оскудения эпического репертуара вследствие редкого исполнения в большой степени участились. Это хорошо показывают нам записи 1942 и 1955 гг.
Среди записей 1955 г. обращает на себя внимание текст былины об Илье Муромце и Соловье-разбойнике (№ 35). В этом варианте проглядывают очертания одной из старых редакций, отраженной в рукописных текстах XVII—XVIII вв. (см. подробнее в комментарии к этому варианту).
4
Собирательскую работу на берегах Печоры продолжила экспедиция 1956 г., работавшая в низовьях реки — Нарьян-Марском районе.
Административная граница между обоими районами проходит около селения Тош-Виска, несколько выше Лабожского. Тут начинает заметно меняться и самая природа реки. Появляются сначала отдельные, затем все более частые острова; берега становятся ниже; постепенно исчезает таежный лес, и шаг за шагом все шире развертываются береговые просторы — тундра. Все больше появляется различных «висок», «шаров», «курьей» (т. е. проливов, заливов, старых русел — «стариц», мелких притоков); берега и острова становятся сильно изрезанными разнообразными водными каналами, заливные луга открывают широкие светлые просторы и дали. Нижняя Печора — огромный водный лабиринт с берегами настолько низкими, что трава непосредственно, без отмелей, переходит в воду, а весной, во время половодья, льдины нередко несутся прямо по улицам деревень и только кое-где высокие деревянные быки предохраняют постройки от аварий. Почти каждый год половодье приносит деревням нижней Печоры большие разрушения. В районах севернее Нарьян-Мара, над открытыми берегами тундры постоянно носятся сильные морские ветры и бушуют высокие морские приливы. Здесь все пропитано близостью океана. Ниже Нарьян-Мара уже прекращается движение речных пассажирских пароходов, — связь с Архангельском поддерживается большими пароходами морского типа. Сюда, в устье Печоры, приходят морские грузовые суда — советские и зарубежные — за лесом. Между немногочисленными деревнями, расположенными на отдельных островках в устье реки, мелькают маленькие местные моторные ботики и лодки, но регулярные рейсы их (в частности, движение почтовых ботов) нередко нарушаются из-за непогоды.
Таким образом, Нарьян-Марский район по своим природным условиям значительно отличается от таежной, укрытой лесами средней Печоры.
Иные природные условия определили и основную экономику края. Жители здесь — рыбаки. Хотя они занимаются и животноводством, но в сравнительно небольшом масштабе. Рыбный промысел значительно преобладает над всеми остальными. На путину издавна выходило очень много населения: тут добывается семга, нельма и другие ценные породы рыб. Зимой охотники выходят в промысловые избушки и добывают ценнейшего пушного зверя — песцов, горностаев, россомах, полярных лисиц.
Иначе, по сравнению со средней Печорой, сложилась и историческая судьба края. Низовья Печоры были в свое время колонизованы Москвой. В 1499 г. московские воеводы, князья Ушатов-Курбский и Заболоцкий-Бражин с дружинами пришли сюда и основали укрепленный острог — Пустозерск (около 20 км от нынешнего центра нижней Печоры — города Нарьян-Мара). Благодаря приведенным туда войскам русским колонизаторам удавалось справляться с местным населением. Московские поселенцы быстро овладели природными угодьями в устье Печоры. За первыми осевшими пришельцами из Москвы потянулись и другие. В низовьях Печоры начали вырастать селения москвичей. Постепенно этот глухой, удаленный от центра край сделался местом ссылки для неугодных царю людей. Устье Печоры видело ряд исторически известных ссыльных: протопопа Аввакума, боярина Артамона Матвеева, который 20 лет — с 1691 по 1710 гг. — прожил здесь с семьей, сподвижника правительницы Софьи — князя В. В. Голицына и других. Эти невольные колонизаторы Печоры везли с собой свой двор, последователей, слуг и увеличивали в устье реки московское влияние, укрепляли московскую культуру,
