Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен
Налету он Соловья подхватывал,
И взял он Соловья, положил в карман
И поехал опять вперед по той дорожке прямоезжеей.
Потом у его пал конь с резвы́х ног на колени.
130 Бьет коня по тучны́м ребра́м:
«Уж ты мой доброй конь, не можешь нести меня, бога́тыря?»
— «На мне сидит вас два бога́тыря».
Тогда догонул старой доброй молодец,
Что есть у меня в кармане Соловей Рахматович.
135 Тогда старо́й на это был догадливой,
Да вынул он Соловья из кармана,
Привязал его к хвосту конскому,
И тогда поехал опять старой преспокойно по своей дорожечке.
Он приезжат к Соловью во высокой дом,
140 Увидала Соловьева молода жена,
Говорила она своим дочерям:
«Дочери мои родные, едет наш Соловей,
Везет, наверно, добра молодца».
Увидали тогда его родны дочери:
145 «Не отец наш везет — доброй молодец отца везет».
Заходила жена на ворота высокие,
Поднимала подворотницу тяжелую.
Подъезжал старой казак к подворотнице тяжелоей,
Тогда говорит Соловей Рахматович своей жене:
150 «Уж ты ой еси, молода жена,
Не изнимай ты подворотницу тяжелую,
Не раздражай ты добра молодца».
Тогда она упустила подворотенку тяжелую.
Говорит тогда Соловей своей молодой жене:
155 «Отпирай-ка ты подвалы глубокие,
Выпускай оттуда ты добрых мо́лодцев
И давай добру молодцу золотой казны».
Вот тогда она отворила подвалы глубокие,
Выпустила она тридцать мо́лодцев
160 И потом давала ему золотой казны.
— «Не надо мне ваша золота казна,
Отпускайте вы добрыих молодцев
По своим местам да к молодым жена́м».
Тогда старой казак не дал им Соловья Рахматьевича,
165 Отправлялсе старой тогда с ним в стольной Киев-град.
Приезжал старо́й в стольной Киев-град
К тому солнышку Владимиру.
У солнышка Владимира был почестен пир.
Тогда заходит старой во горницу на почестен пир:
170 «Уж ты здравствуешь, солнышко Владимир-князь,
Уж ты здравствуешь, княгиня-мать Апраксия».
— «Приходи-ка ты, удалой доброй молодец,
Какой ты страны да какой орды,
Какого ты отца, какой матери?»
175 Говорит на то старо́й казак Илья Муровец:
«Приехал я из города из Мурова,
Из того села Карачегова.
Ехал я дорожкой прямоезжеей,
По которой дорожке никто не прохаживал
180 И серой заюшка не проскакивал,
И белой горносталь не прорыскивал».
Тут молодцы на это не поверили.
— «Я привез Соловья Рахматовича».
Вот побежали смотреть Соловья да Рахматовича.
185 Говорят: «Ну, как же он ревет у тя по-змеиному,
По-змеиному, по-соловьиному?»
Тогда старо́й казак Илья Муровец
Приказал Соловью зареветь в полу́свиста́.
Тогда заревел Соловей полу́свисто́м.
190 Все на пиру устрашалисе.
Тогда выходит солнышко Владимир-князь:
«Уж твой Соловей ли Рахматович,
А зареви-ка еще полу́свисто́м».
Отвечает на то Соловей да Рахматович:
195 «Не твое я ем, кушаю, не тебя я и слушаю».
Старой казак заставил его зареветь во весь свист.
Тогда Соловей заревел во весь свист.
У Владимира-князя все зданья поколебалисе,
Все столы пошаталисе,
200 И все яства на столах прирассыпались,
И дороги́ вина все разливалисе.
Тогда ста́рого старика на пир все приняли
И все его принахва́лили.
Тогда приказали ему окончить Соловья ли Рахматовича.
205 Тогда старо́й прикончил Соловья Рахматовича
И принял он от князя Владимира дороги́ дары,
Дороги́ дары и великие.
Эта старина вся.
——
Аким Евпсихеевич Михеев
А. Е. Михеев, житель Усть-Цильмы, в 1955 г. 89-летний старик, оказался не столько исполнителем былин, сколько сказочником. В год записи от него былин помнил еще более десятка сказок волшебных и бытовых. Рассказывая сказки, начинал каждую с веселых остроумных присказок. Как сказочник, он был, по-видимому, хорошо известен местной детворе: она быстро заполнила всю избу, как только стало известно, что дед Михеев что-то рассказывает.
В молодости Михеев певал и старины, знал также духовные стихи. Узнав о цели прихода собирателей, он живо спустился с печки и охотно стал сказывать. Но из былин мог вспомнить только две.
Былины и сказки А. Е. Михеев усвоил от разных лиц, с которыми встречался на промыслах и других работах. В молодости Михеев много ездил и подолгу не живал дома.
В семье Михеева никто больше не пел былин и не рассказывал сказок. Дочь его, Устинья Акимовна Ончукова, 47 лет, славилась в Усть-Цильме как певица, но знала только лирические песни.
47
[ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СТАНИЧНИКИ]
Как ездил стар да по чисту́ полю,
По широкому да по раздольицу,
Он стрелял да гусей, да белых ле́бедей,
Он и серых ли маленьких утятышов.
5 Как наехали на старого станишники,
Как хотят-де старо́го бити-грабити.
Уж и говорил им стар да во перво́й након:
«Уж и бить вам меня да нынче не́ за что,
Уж и взять у старого да нынче нечего,
10 Золотой казны да с собой не́ взято,
Только есть у стара́ худа шубишко,
Дорогой ценой да стоит сто рублей,
Дешево́й ценой — да ровно двадцать пять».
Как станишники на то оне не варуют,
15 Как хотят старо́го бити-грабити.
Говорил им старо́й во второй након:
«Уж и бити вам меня да нынче не́ за что,
Уж и взять у меня да нынче нечего,
Золотой казны с собой не́ взято, —
20 Только есть у стара́ худа шляпишко,
Дорогой ценой — да ровно двадцать пять
Дешево́й ценой — да ровно двадцать пять».
Как станишники на то оне не варуют,
Как хотят да старо́го бити-грабити.
25 Говорил им старо́й во третье́й након:
«Уж и бити вам меня не́ за что,
Уж и взять у меня да нынче нечего,
Золотой казны с собой не́ взято.
Только есть у стара́ сабля вострая,
30 Сабля вострая есть да некровавлена».
Как станичники на то же не варуют,
Как и стали за старого приниматися.
Говорил им старо́й во четвертой раз:
