Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова - Автор Неизвестен
В состав этой части «Материалов» входят, кроме духовных стихов и былин, также лирические песни и причитания. Из лирических песен плясовые поются чаще всего во время путешествий на больших судах, иногда под гармонику; «круговые» или «короводные» поются летом на улице или на поле (см. выше описание игры «поле»), а зимою — в избах, на «су́прядках» или «бесёдах» (в Золотице — «вечере́ньки»), когда водят «кружки»; чаще всего это бывает на святках. Из рождественских обрядовых песен нами записаны две; одна (№ 67) представляет малорусские вирши, вероятно, примыкавшие к вертепной драме; другая (№ 68) принадлежит к типу северных колядок. Из свадебных величальных песен №№ 79 и 70 — варианты рождественской песни, помещенной в I ч. «Материалов» под № 43. №№ 70 и 71, записанные от девушки с Летнего берега, называются «виноградьями», — термином, прилагаемым в других местностях лишь к рождественским обрядовым песням; № 70 поют не только на свадьбах, но также на святках и вообще на вечеринках.
Свадебные обряды на Терском берегу весьма сходны с обрядами Зимнего берега, описанными в I части «Материалов». Но склад причитаний здесь — другой, отличающийся от метрики золотицких причитаний, между прочим, дактилическим окончанием. Каждый стих, как в тех, так и в других причитаниях, не договаривается или произносится шепотом. Эти скрадываемые слоги отмечены <косой чертой>. На Терском берегу, как и на Зимнем, термин для причитани — «плаць» (ж. р.); в Кандалакше употребляется и другой термин: «запла́цька». Для обозначения исполнения плачей употребляется термины: «плакать», «выплакивать», «приплакивать» и изредка «прицитывать» (Федосеево); отвечать плачью — «отплакивать». Женщины, помогающие невесте плакать, называются «плацея́ми»; обыкновенно плачей бывает 3—5. Плачи поются на один или на два напева; для похоронных плачей — напев особенный.
В этой части «Материалов», как и в первой, из записанных нами текстов печатаются те, которые имеют напевы, специально к ним относящиеся, а также некоторые из тех, которые поются напевами, имеющимися при других текстах. Записанный нами материал, не имеющий отношения к музыке, например, сказки, заговоры, диалектология, а также песенный материал, записанный без мелодий (последнее объясняется тем, что тексты записывались двумя лицами, а мелодия — одним), здесь не печатается. Из печатаемых текстов №№ 2, 6, 10, 14, 29, 31, 33, 35, 37, 39, 41, 52, 55, 57, 64—66 записаны Б. А. Богословским, а все остальные — А. В. Марковым.[719]
А. В. Марков
ЭТНОГРАФИЧЕСКАЯ ПОЕЗДКА 1903 ГОДА
Маршрут: Поной (трудность высадки). — Лица Вост. — Шалякушка. 30 июля — 15 августа.[720] Главная цель: собрать напевы. Записано 65 и столько же текстов.[721]
Былинная традиция в Поное падает. Из местных понойских жителей никто не мог сообщить мне старин. Все старины записаны мною от женщин, родом с Южного берега Кольского полуострова, вышедших замуж за понойских крестьян: Самохвалова из Стрельны, Харлина, Куроптева и Немчинова из Чапомы, Матрехина, Совкина и Заборщикова — из Кузомени, Горбунцова из Пялицы.
Падение былинной традиции выражается в том, что былины поются только женщинами, преимущественно пожилыми, что название «старина» известно только старухам и обычно заменяется названием «стих», и в том, что мало известны богатырские песни, и господствуют старины типа фаблио: Князь Михайло, Вдова и корабельщики, Молодец, проданный матерью, Князь Дмитрий и Домна, Иван Дудорович, Братья-разбойники. О Добрыне известна одна былина — о столкновении с Алешей; бой со змеем мне могли только пересказать словами. Козарин, Иван Годинович, Егорий Храбрый — богатырские.
Варианты почти всех этих старин были записаны мною в поездку 1901 г. с А. Л. Масловым и Б. А. Богословским в Кузомени и Варзуге; большинство таких же старин попало в «Беломорские былины» со слов золотицкой крестьянки Крюковой, родом с Терского берега.
Заинтересованный тем, что местные понойские старожилы не знают былин, я старался выяснить причину этого факта. Мне удалось собрать несколько письменных и устных материалов, из которых выясняется, что первоначальное русское население Поноя возникло из крестьян, приписанных к Воскресенскому монастырю (Новому Иерусалиму). Прежде всего, об этом свидетельствуют надписи на церковных понойских книгах, разобранные мною: 1) Надпись Никона 1664 г. 2) Надпись Иоакима 1677 г. 3—4) Надписи иеромонаха Сергия? 5) Надпись иеродиакона Андрея 1697 г. <Двое последних> записаны в синодике в числе благотворителей храма.
Предания: о Макаровых, Русиновых; указ 1711 г.
Церковная летопись Понойской церкви.[722] (Церковь упоминается в 1498 г.).
Писана священником Николаем Шмаковым в 1887 году. Основание первой церкви в Поное относится ко II половине XV в.[723] Согласно «Руководству по истории русской церкви» А. П. Доброклонского (Рязань, 1889. Вып. I и II. С. 137), в 1575 г. церковь была ремонтирована, а через 6 лет дана на попечение Троице-Сергиеву монастырю. Потом — передана Печенгскому монастырю и в XVII ст. считалась под управлением этого монастыря, и селение Поной называлось монастырской «вотчиной». И до сих пор есть в Поное Монастырский колодезь и все знают, что на веках жили здесь монахи и приказчики монастырские и именно Кольско-Печенгского монастыря.
Где именно была построена церковь, документов нет. Вероятно, она находилась в 110 верстах от теперешнего села вверх по речке, в Лопарских погостах. В 10 верстах от нынешнего Зимнего Лумбовского погоста показывают место, где в прежние времена был погост и была будто бы тут на веках церковь. Место это до сих пор слывет под названием «Церковного». Место это очень красивое и удобное для жительства, в особенности для ловли рыбы, так как с южной стороны здесь впадают в Поной две небольшие речки, а неподалеку находится озеро, в котором тоже есть рыба.
В первой половине XIX столетия, в 1810 г. в селе Поное было всего 7 дворов, из них два двора лопских. Примечание. В настоящее время в с. Поное всего три NB русских фамилии: Андриановых, Русиновых и Макаровых. Первая фамилия ведет род от священника Андриана, который упоминается в начале XVIII столетия и род которого — дети и правнуки — были здесь священниками полтораста
