Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова - Автор Неизвестен
Вы два руського могучего бога́тыря!
195 Поежай в перьвы́х Добрынюшка Никитич млад,
Поежай второй Олёшенька Попович млад;
Опишите вы всё Дюково именьицё,
Вы берите-ко черьнил да вы з бумагами,
Накладите-ко вы больше — лошадиной воз».
200 А наклали они бумаг, ц́ернил всё лошадиной воз,
Как поехали они во ту славну Корелу во богатую.
Не доехали они да всё до города;
Увидали-то у Дюка крышу на дому его;
Говорят-то тут они всё таковы реци:
205 «Как горит, верно Корелушка богатая!»
Приежают они ко Дюку на широкой двор,
Говорят-то всё они да промежу́ собой:
«Дюк Стёпанович, наверно, не пустым хвастат».
Описали-то они да всё жили три месяця,
210 Описали они только всё один конюшной двор.
Шьчо пошли они поближе, Дюковой искать да ро́дной матушки:
Им стрецялась-то им встрету всё им женшшина;
Они кланелись ей всё до низко́й земьли:
«Здрастуй, Дюкова ты ро́дна матушка!
215 Ише Дюк-от тебе да всё поклон послал
Он поклон тебе послал, всё низко кланялсэ».
Говорила-то тут им всё женьшина:
«Ище есь то нас у Дюка до петидесят.
Я не Дюкова-та как да ро́дна матушка,
220 Ище Дюкова я да портомойниця».
Ведь пошли они ищэ́ вперёд;
Тут как стретилась им да дру́га женшина;
Они кланелись всё ей до низко́й земли:
«Здрастуй, Дюкова да ро́дна матушка!» —
225 «Я ведь Дюкова всё да мукосейница;
Ище есь-то нас у Дюка до петидесят».
Тут пошли они да всё опять вперёд;
Стретилась тут им да всё ведь женьшина;
Ишше кланелись они ей до низко́й земли:
230 «Здрастуй, Дюкова ты ро́дна матушка!
Ище Дюк-от тибе да всё поклон послал». —
«Я не Дюкова-то всё ведь родна матушка,
Я ведь Дюкова всё ведь я коласьниця».
Говорят-то тут дородьни добры молодци,
235 Шьчо два руського могуцёго богатыря,
Как по имени Добрынюшка Микитиць млад,
А по имени Олёшенька Поповиць млад:
«Уж ты гой еси, да ты всё женьшина!
Доведи-ко нас до Дюковой да ро́дной матушки —
240 Описать нам всё в доми именьицё».
Тут ведь доводила она до Дюковой до ро́дной матушки,
До чесно́й вдовы Омельфы Тимофеевны;
Шьчо на стули сидит да рыта бархата,
В дорогом она сидит вся в красном золоти.
245 Они кланелись ей всё до низко́й земьли:
«Здрастуй, Дюкова ты ро́дна матушка!
Ишше Дюк-от тобе да всё поклон послал,
Шьчо поклон-от послал, да велел низко кланитц́е».
Говорит-то ево всё родна матушка:
250 «Как моё-то ведь всё дитятко захвасьливо,
Шьчо захвасьливо дитятко моё, всё неуступчиво.
Я про то ведь вам скажу: он не пустым хвастат».
Говорят-то тут дородьни добры молодцы:
«Мы приехали описывать его именьицё».
255 Говорила родима ево маменька:
«Пусь продаст-то князь Владимир стольне-киевской,
Ише Киев-от продаст пушай на бумагу-ту,
Он Чернигов пусь продаст да на чернила-та;
Тогда опишут-то, быват, ево именьицё,
260 Ише вдо́вей-от дом да всё сиротской-от».
Они стали тут писать да всё описывать;
Они так-то всё на то они поло́жились:
«Как писать-то нам ведь нать три годицька —
Не описать-то нам будёт всёго именьиця».
265 Описали-то ево всё платья цьветноё —
Как носить-то надоть платьице всё цьветноё,
На три года нать носить, нать на три месяця,
Кажной день носить-то по три платья переменныя.
Тут ведь они да росьмехнулисе,
270 Росьмехнулисе они, всё удивилисе;
Тут всёго они именья оступалисе:
«Шьчо же хвастат доброй молодець, нас не оманиват,
Он ведь бы́лом хвастат, всё-то былью-ту».
Приежают они-то скоро ко князю ко Владимеру;
275 Росказали всё про Дюково именьицё.
Говорил-то князь Владимир таковы реци:
«Выпускайте вы ведь Дюка-ка из тёмной те́мници».
Говорил-то всё он Дюку таковы реци:
«Молодой ты свет боярин Дюк Стёпанович!
280 Ты просьти, просьти миня хошь виноватого,
Ты просьти-ко всё миня, князя Владимера!»
Тут садитц́е скоро Дюк Стёпановиць
На своёго-то он всё тут на добра́ коня.
Как ударились они с Цюрилушком всё Пле́нковым
285 Шьчо о ту ли они заповедь великую;
Говорит-то всё Чурилушко всё Пле́нковичь:
«У меня-то ведь у шубоцьки да есь три пуговки;
Запоёт у этих пуговок как соловей-тиця».
Говорил-то ведь как Дюк Стёпанович:
290 «У меня-то есь у шубоцьки да всё ведь как не пуговки;
Зарыцят у меня ведь вси зьвери рыкучия,
Запоют-то вси ведь птици иностранныя,
Зьвеселять-то всех во городи во Киеви».
Говорит-то всё Чурило таковы речи:
295 «Уж ты гой еси, богатой ты боярин Дюк Стёпанович!
Мы поедём-ко с тобой всё на Почай-реку;
Перескоцит у которого всё конь ц́ерез Почай-реку,
У которого не перескоцит, у того нать голова всё с плець».
Они так-то промежу́ собой ударились.
300 Переско́цил-то у Дюка у Стёпановича
Ц́ерез ту ли ц́ерез матушку ц́ерез Поцяй-реку;
Как Цюрилушка-та пал ведь доброй коницёк в Поцяй-реку,
Уронил-то Цюрилушка в Почай-реку.
Тут стал-то боярин молодой всё Дюк Стёпановиць
305 Он ведь вытянул Чурила со добры́м конём.
Говорит-то тут Владимир-князь да стольнё-киевской:
«Молодой ты наш боярин Дюк Стёпановиць!
Шьчо ты знаешь, над Цюрилом теперь сам суди,
Ты суди-ко, Дюк да ты Стёпановиць,
310 Ты суди у мня Чурилушка своим судом».
Говорит-то молодой боярин Дюк Степановиць:
«Я не буду-ту судить Чурила всё свет Пле́нковича,
Я тово ли всё бабьёго угодьничка;
Я оставлю-ту ходить его, всё жить во городи во Киеви,
315 Я у ласкового князя у Владимера;
Пушшай з девками он, з бабами он управляитце!»
А поехал молодой боярин Дюк Стёпанович,
Роспрошшаитц́е со князём со Владимером,
Со кнегиной с Опраксе́ёй с Королевисьнёй,
320 Роспрошшаитц́е с Добрынюшкой Никитичом,
Роспрошшаитц́е с Олёшенькой с Поповичом,
Со всима́-ти он со руськима с могучима бога́тырьми;
Уежает он к родимой
