Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен

У кораблей-то нет некого́, всё же глухо же,

Закрычал же Васька горька пьяница

Он же голосом кричал же всё арабским же:

«Ах вы карабельшички, матросички арабские,

185 Што пришли во гавань княженеськую

Безо всякого вы без спросу без князевьского,

Ише хто же вам да всё приказывал?

Вы сходите-ко с кораблей же всё с арабских же,

Вас же требовал же князь же всё Владимер всё да Святослаевич,

190 Ише хочет посмотрять вас, премла́дых корабельшичков,

И премладеньких же всё вас матросиков,

И арабских же вас могучих пресильных всё бога́тырей,

Ише хотце узнать ему же всё, поведати,

Вашой силой-то же всё арабскою,

195 Как побрататьце с его же всё с бога́тыреми,

У его нет у князя всё же его бога́тырей,

Во городи во Киеве да не случилосе,

Не случилосе, не пригодилосе».

Тут арабские же карабельшички

200 Они скоро же все обрадовались,

Они скоро же скакали со черных же ка́раблей,

Они во шлюпочки скакали во дубовые,

И поехали ко пристани да княженеською.

Приезжали ко пристани княженеською,

205 Они выскакивали на пристань-ту скорёхонько,

Они бежали на гору-ту быстрёхонько.

Тут Васька же горька пьяница:

«Уж вы ой еси, арабские да карабельшички,

Вы позвольте-ко со мною всё побра́татьсе,

210 А побра́татьсе да поборо́тисе,

Уж мы силою да всё попробовати.

Вы пресильния арабские богатыри,

Я же не богатырь — Васька горька пьяница,

У мне силы же нет во мне да богатырьскою,

215 Мня же вы да поборо́тите,

Мне не стать с вами будет да не поправитьце».

Он хватал же их да одной рукой,

Он бросал их на матушку да на сыру́ землю,

Они падали, лежат и стать не можут некак.

220 Он хватал другого, третьего, четвертого,

И хватал-то их да до десяточка,

И бросал их кинал да сколько мог же всё.

Как арабские карабельшички да иопугалисе,

На убег от Васьки горькой пьяницы,

225 На убег убежали они пешком же от него,

И бросили свои ка́рабли арабския,

Со грузом со всей они же всё,

Со орудией всё они оставили со крепкою,

И убежали в город-от в орабской-от,

230 Ко своему ко царишшу Грубиянишшу,

Говорил тогда же Васька горька пьяница,

Он же князю-ту же всё Владимеру,

Ему ума-то князю в голову да всё давал же он:

«Уж ты ой еси же, нашо красно солнышко,

235 Ты Владимер же князь да Святослаевич,

Нужно нам же скоро дело делати,

Нужно выгружать с караблей орудью крепкую,

Как на ту ли нам стену горо́довую,

На ту ли на башню науго́льнюю,

240 Арабской царишшо Грубиянишшо,

Он пойдет, проклятой, на тебя, на красный Киев-град,

Он узнат, что теперь нет у тя богатырей».

Как прибежали его премладые да карабельшички,

Затопал царишшо Грубиянишшо,

245 Закрычал-то же́ голосом немилосьливым:

«Ах проклятые вы собаки, всё негожие,

Вы посланы были да в красен Киев-град,

Не лежать, не спать посланы, да дело делати.

Уж я же клал-грузил вам же ору́дь крепкую,

250 А вас нешто же всё дело да всё не сделалось,

Уж вы проспали, прокляты вы собаки всё негожие».

Приказал тогда царишшо Грубиянишшо

Налаживать караблей же флот же всё

И грузить-то орудю же всё крепкую,

255 И же сам пошел на черненых ка́раблях заморьских же,

Он с орудией пошел же всё со крепкою,

Красной Киев-город хотел весь же головней сожегчи́,

И пошли скоро из города из арабского,

Ише шли по морю, морю Хвалыньскому,

260 Увидали они да славной Киев-град.

В ту пору же во то же времечко

Ише Васька же горька пьяница

Он стоял на той ли на стеночки да горо́довою,

Он на той ли на башни науго́льнею

265 И смотрял-то стоял во трубочку в подзорную

И караулил царя всё арабского,

Того ли царишша Грубиянишша,

Не сходил же он со той башни всё да науго́льнею.

Ише стрелял царишшо Грубиянишшо

270 Они крепкой орудией да во славной Киев-град.

А Васька горька пьяница просматривал

Он во трубочку же всё подзорную,

На котором шел царишшо Грубиянишшо,

Он налаживал орудию саму лучшую,

275 Само лучшую, котора была крепкая,

Он улаживал, примеривал

Да устрели́ть царишшо Грубиянишшо.

Угодил-то, устрели́л да прям в его царя,

Ише падал царишшо Вахрамеишшо,

280 Ише тут-то ему да смерть случиласе,

И брал Васька же горька пьянища второе ружье,

Второ ружье да очунь было крепкое,

Устрели́л-то взял-то он да на черном ка́рабли,

Много, много народу всё тут сгинуло,

285 Черной ка́рапь же всё ко дну ушел,

Он опять же брал да он третье ружье,

И он стрелял опять да черной ка́рабель.

Устрели́л-то взял опять арабских как народа карабельшичков,

А тут карабли тут вси ко дну ушли,

290 Перестрелял же Васька горька пьяница,

Как убил-то всех арабских да народа же,

Оцистил Васька горька пьяница

Он зашшитил же красной Киев-град.

Тут же князь Владимер ему да низко кланялсе:

295 «Уж ты ой еси, Василей свет Иванович,

Заходи ко мне во грины княженеськие,

Да попить-поисть же всё, покушати,

И белой лебедушки же всё порушати».

И тут князь Владимер скоро обирал же всё почесен пир,

300 Для того ли Васьки для горькой пьяницы,

Он садил его да во большо́ место́:

«Уж ты кушай, ешь, да доброй молодец,

Ты по имени Василей свет Иванович,

Ты пречудной, прехитрой, мудрой всё бога́тырь же,

305 Оставайсе-ко, Василей ты же свет Иванович,

У меня же будь ты всё во городи во Киеви,

Сохраняй меня, князя Владимера,

Оставляю я тебе да всё свое же княжесьво».

Тогда говорил же Василей свет Иванович:

310 «Уж ты ой