Сказания Корнуолла - Дэвид Генри Келлер
Стояла поздняя весна: цвела и плодоносила первая земляника, и все готовились к ежегодному жертвоприношению. Хубелейры двигались радостной процессией, чтобы предложить богам лучшие фрукты, мёд, вино и зерно. Повелитель Антон возглавлял род, тогда как Раймонд, с цветами в волосах, вёл тех, кто играл на арфах и флейтах. Маленькие дети бегали с гирляндами из маргариток. В воздухе трепетали голуби, держась в футе от малышей, которых их матери несли на руках. Все сердца наполняла истинная радость от перехода в другой год и милосердия, выказанного их великими богами, правящими с небес. Все облачились в праздничные одежды, оружие и боевые доспехи оставались в домах.
Дрожащей рукой престарелый властитель поднёс огонь к жертвам на алтаре. Затем три и тридцать человека Дома Хубелейров спели песни, которые пели их пращуры у Балара Бальдера в Ютландии, далёкой и давней земле. И из тех, кто играл на арфах, никто не издавал музыки приятнее или радостнее, чем Раймонд Золотой, пока высоко в небе струились трели жаворонка.
Повелитель Антон вознёс жертвенную молитву и все преклонили колени, моля о самом желанном, с чистыми сердцами и закрытыми в последний раз глазами. Когда они молились таким образом, Рэтлинги набросились на них со всех сторон.
Жаворонок прервал свою песнь в небесах; солнце скрылось за сгустившимися зловещими серыми тучами; ветер нагнал режущий холод со Скудного Моря. Трое из мужчин Хубелейров пали замертво на тёмную землю; тогда как все живые Хубелейры лежали грудой, связанные верёвками и измаранные грязью.
Сардайн, король Рэтлингов, громко расхохотался и, пока смеялся, бросал грязь на священный алтарь и лошадиный навоз на лица троих мертвецов. Весь тот день Хубелейры умирали и, когда погибал каждый из них, живые, связанные и беспомощные, лежали и смотрели на это. Их души расставались с телами не в мире и покое, но во всяческих мучениях, какие только могли измыслить и проделать искажённые душонки варваров. Когда все мужчины, женщины и даже грудные младенцы наконец испустили дух, в живых остался лишь один из тридцати и трёх, столь радостно отправившихся на ежегодное жертвоприношение.
Тогда путы Раймонда были развязаны и его поставили лицом к лицу перед Сардайном. Руки и всё волосатое тело короля были красны от крови, а по сторонам и под его ногами лежало множество кусков того, что когда-то было Домом Хубелейров.
— Сражение кончено, Раймонд! — выкрикнул он, в то время как кровавая слюна капала из его рта.
Золотой дерзко рассмеялся. — Нет! Оно только началось!
— Почему ты так говоришь? Я приберёг тебя до этого времени. Моя прихоть. Я хотел, чтобы ты видел, как казнят прочих. Разве не умно я использовал диких коней? Ты когда-либо видел что-то, столь же забавное, как способ, которым раскалённый меч овладевал вашими девицами? Один из моих людей искусно обращается с красками. Он нанесёт эту историю на пергамент — картины того, как умирал каждый из вас. Эти картинки сошьют в книгу. Ты присоединишься к другим; последняя страница оставлена тебе. У меня есть на тебя несколько прекрасных замыслов. Но сперва я дарую тебе одну просьбу. Скажи мне твоё желание — но берегись, не запрашивай слишком много — оно не должно стать между мною и моим удовольствием.
Раймонд Золотой посмотрел на него и сердце его заледенело, но не от страха. Он взмолился всем известным Богам, но не о милосердии, а потом заговорил.
— Позволь мне уйти отсюда до третьего дня; затем я вернусь сюда или к твоему дому на другой стороне острова. Тогда ты сможешь поступить со мной, как пожелаешь, если только дашь мне уйти до третьего дня.
— Хорошо! — отвечал Сардайн. — Что бы ни случилось, всё будет хорошо. Все корабли у нас, а уплыть в Корнуолл для тебя слишком далеко. Если ты вернёшься, хорошо, а если думаешь, что сможешь спрятаться на Ланди, для моих юнцов и шотландских борзых станет редкостной потехой поохотиться на тебя. Всё время, что тебя не будет, я стану оттачивать свои планы насчёт моего величайшего удовольствия. Мы будем ждать тебя здесь, где есть огонь и много свежего мяса. У нас много лет не было такого прекрасного мяса. Дайте ему уйти! Через три дня мы увидим его. Хотел бы я знать, какой из этих кусков падали принадлежал выкинувшей его суке. Я бы сберёг его, чтобы он, вернувшись, сожрал бы тот кусок.
Круг разомкнулся. Раймонд ринулся прочь перепуганным кроликом; но он не боялся.
Уже смерклось, когда он добрался до подножия горы Скаллери и омылся там в океане, а потом лежал на влажном песке, пока полная луна не поднялась из Скудного Моря. Поскольку он ступал знакомыми путями и был подгоняем спешкой, то поднимался на утёсы, пока не достиг вершины, а затем спустился с другой стороны в тёмный лес Земли Туманов. Пробежав по проторённому пути, он достиг конца путешествия. Там, на зелёном лугу, омываемом лунным светом и свободном от тумана, тяжко нависавшего в других местах, стояла круглая башня, а вокруг неё, пережёвывая жвачку, лежало несколько коров.
Там Раймонд остановился и спел сочинённую им самим песню, которую никогда ещё не пел, приберегая её для этой башни. Вот что он спел:
Льётся с небес свет золотой,
Радуют глаз цветы красотой,
Любовью полон мир земной,
Когда мы встретились с тобой.
Спеши, любовь, ко мне лети,
Меня от гибели спасти.
Тогда из башни вышла девица, подбежала и прижалась к нему, в то время как два огромных волкодава ласкались и лизали руки, и вышел широкоплечий слуга, с факелом в одной руке и булавой в другой. Все вместе они вошли в башню.
— У меня к тебе тысяча вопросов, — промолвила она.
— Ради твоей любви ко мне, — ответил он, — дай мне хлеба, вина и немного сыра, и позволь мне поспать у огня на медвежьей шкуре, ибо я очень устал и дух мой ослабел. Когда я назавтра проснусь, то поведаю тебе всё.
Она сделала это и, пока он отдыхал, бормоча в тревожном сне, она, слуга и огромные гончие, стерегли его и сохраняли огонь в очаге ярко горящим.
Наконец пришло утро и с ним солнечные лучи, словно копья пронзившие вздымающиеся туманы, девица
