Сергей Михалков - Сергей Владимирович Михалков
За окном разгорается зарево пожара. Вечеринкин с невозмутимым видом достает подписанную Почесухиным характеристику и читает из нее выдержки.
Вечеринкин(читает). «…Трудолюбив… Морально устойчив… Предан делу коммунального хозяйства…» (Складывает бумагу. Не спеша уходит.)
Почесухин (в смятении). А мне-то… кто же… такую характеристику выпишет?!..
Занавес
Эпилог
Поздний зимний вечер на занесенном снегом кладбище. Появляется Почесухин. На нем кожаное пальто с барашковым воротником, шапка-ушанка и фетровые бурки, в руках портфель. Бог весть откуда забрел он сюда, на кладбище. По снегу пробирается к памятнику с мраморным креслом. По всему видно, что не очень трезв. Кирилл Спиридонович обходит памятник вокруг, словно желая убедиться, что кресло на месте. Заходит за ограду. Чиркает спичкой, чтобы прочитать надпись на памятнике.
Почесухин(читает). «Купцу первой гильдии»! (С сожалением.) Восстановили… А мог бы это место занять советский человек!.. Где логика?.. Неясно… Чистосердечно признаюсь: неясно! (Смахивает портфелем снег с сиденья кресла и. отдуваясь, забирается на него. Садится, кладет портфель на колени. В раздумье говорит, как бы что-то вспоминая.) Кирилл Спиридонович… Почесухин… Не менял и не собираюсь… Год рождения: одна тысяча девятьсот десятый. Место рождения: Гнилые Выселки… Не колебался… не подвергался… не привлекался… не выбирался… Образование — незаконченное… Иностранные языки — не понимаю. Изобретений нет… Выговор есть. (Жалобно.) Дорогие товарищи! На моем здоровом теле осталось проклятое родимое пятно капитализма! Но! Я и с ним всего себя, без остатка, отдавал делу построения нового общества! (Подозрительно.) Меня публично обвинили в глупизме и в тупизме! Как это понять?.. Сказали, что с такими, как я, нельзя входить в коммунизм! А куда же мне можно?.. Мне бросили реплику, что я мещанин! А позвольте спросить: в каком это смысле? (С вызовом.) Если я и мещанин, то я наш, советский мещанин, дорогие товарищи! Я кончил! Вот какие пирожки!
Почесухин замолкает. Нельзя понять, заснул он или задумался. Хлопья снега засыпают человека, глупо сидящего в мраморном кресле. На городском катке разноцветными огоньками зажигается новогодняя елка. Ветер доносит оттуда веселую музыку. Все громче и громче играет духовой оркестр.
Медленно идет занавес
1957
Никита Михалков
ОТЕЦ
Отец
Этот, снимок сделан в 1952 году. Такой была наша семья тогда. В центре дед наш — Петр Петрович Кончаловский, замечательный живописец. Внуки называли его Дадочка. Рядом с ним Ольга Васильевна Кончаловская, его жена, Лелечка — пак мы ее называли, дочь великого русского художника Василия Ивановича Сурикова. А на коленях у деда — Лаврушка — наш двоюродный брат, сын Миши Кончаловского — Михал Петровича. А это Марго — старшая дочь Миши. Над ней Катенька — наша сводная сестра, дочь нашей мамы, Натальи Петровны Кончаловской, от первого брака. Вот наша мама. Рядом с ней — Леша Кончаловский — сын Миши от первого брака. А это Эспе Родригес, испанка, жена Михал Петровича. Вот. Он был замечательным художником, но все-таки прожил в тени своего отца — великого Петра Петровича. Рядом с ним — мой брат, Андрон, тогда студент музыкального училища в Мерзляковском переулке.
А это я. Мне семь лет, и сижу я на коленях у нашего отца — Сергея Владимировича Михалкова. Тогда ему было неполных сорок лет.
А этот снимок сделан почти 90 лет назад. На нем изображен маленький мальчик по имени Сережа, по фамилии Михалков. Однажды его няня. Груша, выпустила коляску с младенцем из рук, и покатилась эта коляска под горку, все более и более набирая скорость. Груша гналась за ней, но так и не догнала. На счастье, в гору подымался какой-то мужик, который сумел поймать эту коляску, чем спас жизнь младенцу, но ужасно напугал его своей огромной бородой. С этого дня маленький Сережа начал заикаться. И на 90 лет знаменитое заикание Сергея Михалкова стало как бы его визитной карточкой.
С. М. Ну, я никогда не стеснялся своего заикания, и даже наоборот — я им пользовался, особенно в школе, когда на уроках химии учительница меня что-то спрашивала, я начинал заикаться, она меня жалела и ставила мне «удовлетворительно».
Н. М. Какое самое первое ощущение в жизни? Вот первое. Первое воспоминание. Вот первое, что помнишь — в запахе, в образе, — вот что это такое?
С. М. Ну, самое первое — это, пожалуй… это, пожалуй, 17-й год. Это когда мы жили на Волхонке, дом № 6, и наши окна выходили на Кремль, а по улицам шли демонстранты. Мне было 4 года, и я хорошо помню, как они пели «Вихри враждебные веют над нами», и наша мама уводила нас в другую часть квартиры — с окнами во двор. Она боялась, что будут стрелять, опасалась. Образов я никаких не помню, и запахов не помню. Ну,
