Байки негевского бабайки - Пиня Копман
Рабство было — рабство есть.
Ветер враки дует в уши,
клич вождей звучит всё глуше,
и сомненья души сушат
как былинку суховей.
Для чего ушли из дома,
где и боль была шаблонна,
где хоть жили по-худому
но спокойней, здоровей?
К ночи слабость непритворна.
Но встаём с зарёй упорно,
вещи в путь собрав проворно,
тащим скарб, что так убог.
Нынче горе полной чашей,
но придем мы в землю нашу
оросим, взлелеем, вспашем.
С нами вера. С нами Бог!
***
15. Почти вся правда обо мне
Интернет
Интернет и пространство, и смысл бытия
В нем великим и малым не тесно.
А отшельникам-анахоретам, как я,
Без него бы и сгнить бессловесно.
Сквозь заборы границ он связал нас, струист,
Сделал маленькой нашу планету.
Потому, наплевав что еврей-атеист,
Я порою молюсь Интернету.
***
Самокритично
Кто душой совсем устал
тот и встал на пьедестал,
костенея бронзовеет.
Думать вовсе перестал.
Есть табличка "Не кантуй!"
Как ты это не трактуй
очень вредно человеку
превращаться в свой статуй.
***
Эпохи ветер надо мною веет,
Стихов ряды стоят многоэтажно,
И я уже частично бронзовею,
А в прочей части становлюсь бумажным.
Растет в народе склонность роковая:
Приходят люди, голову склонЯ,
И листики бумаги вырывают
С цитатами из мудрого меня.
А я терплю (Бумага стерпит много),
Хоть фэнами с бумагой сорванЫ
Два уха, клок волос и с пальца ноготь,
Пиджак, рубашка, галстук и штаны.
Но вот терзают смутные сомненья:
листок с цитатой оторвав уже,
Бежит народ к невзрачному строенью
Где выведены буквы «Мэ» и «Жэ».
***
Старый дом у пруда
В посеревший от старости дом у пруда,
Где и времени нет, нет проблем и забот,
Где не мертвая и не живая вода,
Где под хлипким крыльцом кто-то серый живёт,
Темнота от таинственных звуков густа,
А мечта безобидна и очень проста,
В дом, в котором ни боль не грозит ни беда
Я, наверно, уже не вернусь никогда.
Я с другой мелюзгой там ловил окуньков
Прыгал в омут, где «точно живёт водяной»
Пил забористый квас, аж до слёз пузырьков,
Хвастал до волдырей обгоревшей спиной.
Если сильно щипало, — я плакал тайком.
Дед ожоги мне кислым лечил молоком.
Изумрудного мха проросла борода,
Лебеда у забора и сена скирда…
Ивы серые косы мочили в воде.
На закате мне сказки рассказывал дед,
И манил в чудный мир, колыхаясь везде,
На рассвете туман, зачарован и сед.
Дней плелась череда, пролетели года
и осталась от жизни лишь горсточка льда.
Расплещусь по Вселенной я талой водой.
Дом останется поросли пусть молодой.
И, пускай без меня, по утрам иногда
Детский смех раздаётся над гладью пруда.
***
Заботы пенсионера
Пол неба окатив оранжевым и красным
Над горизонтом глаз раскрыла Солнце-мать.
Вещает птичий хор: «Жизнь может быть прекрасной!
Да здравствует рассвет! И дайте нам пожрать!»
А снизу в гаммы птиц вплетают мявы кошки
Их голоса сильны, мягки и высоки.
Собрав кулёк спешу. А что? Проспал немножко.
Почти до трех часов вычитывал стихи.
Так и живу, друзья. ВольнО пэнсионэру
Тащить паёк с утра для птиц и кошаков.
Я вижу в этом смысл. В космическую эру
Смывать грехи с души — забава старичков.
***
Зачем пишу стихи
Уж такова она, моя стезя.
Пишу затем, что не писать низзя.
Пользительней, наверно, кушать водку,
с подругой анатомию учить,
качать мышцУ на кукол платья шить
и школоту гонять по околотку.
Но как на небо вылезет луна,
то всякой рифмы голова полна,
и ежли рифмы те не всунуть в строчки,
да не забросить сходу в интернет,
то ить ни сна и ни покоя нет
до самого исхода мутной ночки.
И так писать до самой смерти мне
С Прекрасной Дамой Тьмой наедине.
Писать в тиши — ну что за благодать?
В мозгу слова прельстительны и гладки.
А ночь в насмешку дарит мне загадки.
Записывая, тщусь их разгадать.
Мои стихи как дети мне милы.
Не для хулы пишу, не для хвалы,
я радости и страхи в них итожу,
сомнений горы и прозрений пшик,
и добавляю (все же я мужик)
и грезы эротические тоже.
Зачем пишу? Конечно, для души
Не чтоб «умищем» сверстников глушить.
Не строчкой слезной жду прельстить юницу
для ублаженья душ и сочных тел.
Но чтобы внук, раскрыв мою страницу
сказал: и я бы так писать хотел!
***
Наказание
И опустился август мне на плечи,
прижег щетину жаркой чешуёй
и зашептал: «Ну что же, человече,
во мзду за недозволенные речи
твой рок: вовек томиться болтовней".
И заткнута была моя шарманка,
навеки запечатаны уста.
Лечь-встать — моя работа спозаранку.
Болтаюсь, безутешный Ванька встанька,
за то что голова моя пуста.
***
Любовь к дереву
Творец Адама вылепил из глины.
Мне не понять, чего нашел он в ней.
А я, видать, из рода Буратины.
Мне дерево дороже всех камней.
А всякие алмазы да рубины,
гранит и глина, чернозём, песок, -
не трогают души моей глубины,
(ну разве если попадут в носок).
Но если вижу дерева фактуру
я, (и поверьте, это не клише)
готов в добро поверить, и в культуру,
и в то, что буду делать физкультуру,
не пить, не врать, сдавать макулатуру…
И сразу станет легче на душе.
***
Лунный клоун
«Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость-и больше ничего» Эдгар По. Ворон
Из мерцанья мути ртутной, из приютов неуютных,
словно дух, неупокоен в черный час кончины дня,
из оконных дыр-промоин возникает лунный клоун
отражений липкий воин, блик лампадного огня.
Этот глупый, вздорный клоун беспардонен, беспокоен,
нагло мнит, что он достоин восхищенья моего.
В упоеньи самомненья он коверкает движенья,
размножая в отраженьях неживое божество.
Он лопочет и хохочет, от меня чего-то хочет.
роет землю, словно кочет, то рыдая, то браня…
Кто ты, клоун, шут безумный? Что в зрачках твоих латунных?
Но витрины в бликах лунных отражают лишь меня.
И в рассветный грай вороний я бреду бульваром сонным,
Где за гранью дыр
