Авессалом Подводный - Муравейник

Первое мая

Чахлые демонстрации собирают остаткимоего детства под реющим флагомВеликой Державы — миловал Бог,оставшейся в прошлом. В сущности, краткийдля Истории миг, но пройденный дьявольским шагом,и не вытащишь из кавычек обычное слово «срок».

САМОВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СТИХИ

За то меня жизнь жучила,что не хотел походить на чучело,равно со всеми в строй.

На то душа меня мучилаи вьюк верблюжий навьючила,чтобы встал перед ней — герой.

И судьба меня перекручивала,и мотыгой своей окучивала,из окопа бросала в бой.

И то, что из меня выросло,не знаю, по чьему замыслу,медной звенит трубой.

Мысленные взоры человекаобнимают разные предметы,каждого по вкусу и влечению.Булка привлекает хлебопека,а меня — растаявшие лета,где ищу я смысл или значение.

Размышления и сомненияв ариаднину мысль сплелись,и дорогою, мне не знакомой,через вехи смертей и рожденийустремляясь усердно ввысьбездонной пропасти близ,я судьбою иду влекомый.

Человек выражает себя, наблюдая весеннее небо,созерцая тона облаков, освещенных лучамивосходящего солнца над розовым снегом,постигая Божественный замысел первоначальный.

Я не спешу себя представить миру.раздеться и пройти по свету нагишом,крича: вот я! вот я! — ликующим народам.Неторопливо я настраиваю лиру,довольствуюсь укромным шалашоми наблюдаю Вседержителя природу.

За положенными мне пределамимысль моя невозбранно скитаетсяпрезирая оковы граничные,но из путешествия смелогообязательно возвращаетсяна круги, для меня привычные.

Родному языку не чуждые гармониитворю по мере сил и разумения,ищу земли и неба понимания.Неяркое пятно на общем фоне я,владычествуют надо мной сомнения,а отличает качество старания.

Языка усердная штудия —мое основное занятие;скребу по родным сусекам,играю словами трудными,чтобы читатель понятливыйделался человеком.

Вторая родина мне улыбнулась краше первой(хоть жаловаться на судьбу мне не пристало),во глубине лесов объяла покрывалом,не обозримым по своим размерам;и посреди тайги, под кронами сосновымия вьюги и пурги овладевал основами.

В прошлом не находится опоры.Старый друг вперед не повезет.Преступая юность, наступает зрелость.Новечерами задвигаю шторы,не стремлюсь в неведомый походи пою, что в молодости пелось.

Добрые мои учителяобучали меня, в сущности, зря:

все, что я в жизни постиг,приходило помимо них.

Злые же мои учителяизводили меня тоже зазря:

все, чего я в жизни достиг,пришло, несмотря на них.

И теперь, на своих двоих,я не помню ни тех, ни других.

Подлежащее и сказуемое,не подвластны уму моему они,отзываются в теле трепетом;

и к наречию с деепричастиемей же Богу, совсем не причастен яграмматически детским лепетом.

Я пишу стихи по наитиюсвоему сообразно развитию,озабочен своими мыслями,

чтобы были они не случайными,чтобы ясно они прозвучали бы,и мозги бы мои почистили.

Мои юношеские опытызвучали совсем не шепотом —скорее, орлиным клекотом.

Годы скромности мне прибавили:неудачи слагали штабелем,самомнению не потрафили.

И пою теперь тихим голосом,не вершины ценю, а полости,и спокойствие паче гордости.

Разговоры с собой молчаливо веду вечерами,когда шум утихает дневной в одинокой моей голове,и сияние Цели не столь утомляет глаза,а контуры Смысла мешаются с ясными снамигде небо со снегом соперничает в синеве,а в глазах у любимой светится бирюза.

Сбежали ручьи по проталинам,наполнили озеро снежноежурчанием переливчатым.Песня моя печальная,дума моя безбрежная,а судьба половинчата.

Данный от Бога мир не устроил меня.Другой я построил сам, но не ужился в нем.Куда мне идти теперь, где разыскать коня,как напоить его, дышащего огнем?

Смысла во мне немного,но где-то он окопался,далеко, глубоко, — не знаю,где, но зовет в дорогу,грозит лежебоке пальцем,сомнений пугает стаю.

В отрочестве читанные книжкиплохо объясняли мир мальчишке, —скорее, его заменяли.А теперь, совсем уже взрослому,с книгами тоже не просто мне,что на меня упали.

Что я только себе ни придумаю,стараясь постичь судьбу мою,и фантазии чту законами.И висят, как костюм на плечиках,мои мысли о человечности,и примерки их ждать — эонами.

ЖИЗНЕННЫЕ СТИХИ

Дни и ночи сплетаются пальцами,встречаясь утром и вечеромпод серым покровом сумерек.Человек по земле скитается,песню поет беспечную,о вечном совсем не думает.

Любовь крылами помахала,роскошная, как опахало,зажгла бенгальский свет;а после праздника усталадержать шампанского бокалы,допела свой сонет.

Ты приходишь, как цапля на длинных ногах,улыбаясь щеками розовыми,смотришь серьезно и преданно,и душа моя восклицает: «Ах!»,говорить прекращает прозоюи как пес за тобою следует.

Дороги, расстилавшиеся передо мной,оказывались обычно грунтовыми,и я шел по ним босиком;а рядом ехал некто на «кадиллаке»с рецептами на всю жизнь готовыми,и говорил: «Да ты не от мира сего,и ляжешь костьми похуже собаки,поедем лучше со мной». Но бензина в баке,я знал, у него оставалось совсем ничего.

Хлебаю жизни соль упрямуюстоловой ложкою сполна.В ней чаще истина видна,чем чаровница кучерявая.

Болезнь свалила с ног. Пинок судьбы,благословенный и необходимый.Единство тела и души мне явлено сполна.

Подражание Лао — цзы

Благородное вино — украшение Поднебесной.Благородная мысль охранит от ошибок.Благородный муж не смутится перед врагом.Благородная истина отправляет в путь.

из цикла «Сотворение мира»

Пестики, тычиночки, пыльца,развлекали, видимо, Творца, —их творил Он в благодушном настроении,а глубоководных осьминогов,столь головоногих недотрогов —весь в глубоких будучи сомнениях.

В сердце играет дешевый вальсок,сентиментальный и нежный.Снова из жизни ушел кусок,сгинул во тьме бесснежной. 

Что ж! Как умею, его хороню,доброй землей засыпаю,голову тихо долу клоню,и лишнего не мечтаю.

Не знаю, есть ли в жизни смысл,не ведаю о том печали,разлуки с нею не боюсь.Корабль огибает мыс,не помышляя о причале,куда от века я стремлюсь.

Оберег