Пленники Барсова ущелья (илл. А.Площанского) - Ананян Вахтанг Степанович
Инстинкт подсказывал Паруйру, что тут что-то кроется, но мысли были затуманены, путались, и разрешить загадку ему было не по силам. И все же однажды ночью, когда он беспокойно ворочался в постели, его вдруг осенило: «Когда пропали ребята? Седьмого ноября. А поток? Поток пронесся двадцать пятого. — Паруйр хорошо запомнил этот день. — А раз так, — рассуждал он, — то как могли попасть в него ребята восемнадцать дней спустя после того, как они пропали?»
От этой мысли сердце Паруйра забилось так сильно, что он вскочил с кровати и зажег свет:
— Жена, вставай!
— Ты что, рехнулся? — рассердилась она.
— Конечно, рехнулся. Вот скажу сейчас — рехнешься и ты. Сын наш не утонул!
И Паруйр взволнованно поделился с женой пришедшей ему на ум мыслью. Утраченные было надежды вновь воскресли в сердцах супругов, и всю ночь они провели без сна, увлеченно строя разные догадки. А утром, чуть свет, Паруйр поднял на ноги всех матерей и отцов пропавших ребят, и они спешно собрались на совещание. Не любил Арам Паруйра, не считал его серьезным человеком, а потому и сказал в ответ на его слова:
— Вот еще тоже! А может, быть, поток и седьмого проносился? Откуда ты знаешь?
И, махнув рукой, ушел. Беспокойно бегавшие глаза Паруйра действовали ему на нервы.
Начались споры, расспросы, однако никто не мог сказать точно, вытекал ли седьмого ноября из Барсова ущелья поток. Это ведь далеко от села, да и место пустынное.
И так же быстро, как возникли, увяли новые надежды родителей. Слишком неоспоримы были факты: ведь что ни говори, а вещи детей были найдены в русле потока.
Не успел Арам задуматься как следует над услышанным, как пришло письмо от старого, охотника — Бороды Асатура.
«От севанского села Личк моему приятелю Араму, всем близким пропавших ребят, всем большим и малым Айгедзора привет! — так начиналось это письмо. — Примите уважение очагам вашим, и да будет обилен ваш хлеб.
Арам-джан! Небо свидетель, сна и покоя не знаю с того дня, как оставил вас с мокрыми глазами и вернулся в наше село. Много ночей с того дня не спал я до свету, думая о пропавших детях. А когда мать нашего Грикора получила письмо о том, что ребят унес поток, сердца наши и совсем заныли. Вот и подумал я тогда о делах мира сего. Но, Арам-джан, со вчерашнего дня и еще одна мысль вошла мне в голову и не дает покоя. Думал я над нею всю эту ночь и решил, что не могли ребята утонуть в потоке… Спросишь, почему?
Первое, Пятеро ребят не могли уснуть одинаково глубоко — так, чтобы ни один не услышал приближения воды. Этому я не верю. Не забывай, что человек в лесу и в поле спит всегда настороженно. Такова природа. Сам того не понимая, он остерегается всего — животных, разных случайностей. Значит, хоть один из пяти должен был спать так чутко, что поток не мог бы застать его врасплох. Он бы и товарищей поднял и сам отбежал бы в сторону. Это одно.
Второе. Быстрые горные реки и потоки всегда выбрасывают утопленника на берег.
Третье. Как мог поток унести всех? Хоть один уцепился бы за куст или за камень — так подсказывает мой разум.
Четвертое. Поток не мог снять с пастушка-курда аба. Понял? А уж собака-то и вовсе не могла утонуть. Ты ведь должен знать, что собака, если она с хозяином в лесу, никогда возле него не заснет. Она может притвориться спящей, но и с закрытыми глазами все видит, все слышит. Собака еще издали почует приближение опасности и всегда предупредит хозяина. Значит, заслышав шум потока, собака должна была вскочить, залаять, дать знать… А если бы она сама попала в поток, то спаслась бы, выплыла.
Понял, Арам-джан? Мы с тобою всю жизнь на природе, и потому я спокоен — ты меня поймешь. Послушайте меня: идите вверх по руслу потока. Поднимитесь по этому пути и поглядите, не оставил ли поток там, наверху, какие-нибудь следы ребят. Если, найдете, надо будет пробраться в Барсова ущелье, раз воды вырываются оттуда.
Вот, Арам-джан, мой добрый совет вам, и да посмотрит на вас ласково глаз неба, и да найдет каждый свою дорогую потерю.
Остаюсь, желая вам добра,
охотник Асатур.
1953 года, декабря 17-го.
Под диктовку деда Асатура написал его внук Камо».
Письмо деда Асатура придало некоторый смысл слухам, распространяемым Паруйром, и кровь в жилах Арама закипела, сердце забилось чаще, сильнее.
Выйдя из дому, он тотчас же побрел к Аршаку.
— Аршак, мы ведь не искали ребят выше главного шоссе?
— Нет. Зачем было искать? Все ясно, — подавленно сказал Аршак.
— Ясно-то ясно, но было бы неплохо и наверху поглядеть. Мы ведь ни одного тела не нашли, значит, есть еще надежда…
— Эх! — махнул рукой Аршак. — Были бы живы, откуда-нибудь да подали бы голос. Нет, понапрасну это. Нашли же мы одежду.
— Одежду? Разве мог поток снять с них одежду? — повторил Арам слова деда Асатура. — Пойдем, говорю… Послушай меня.
Аршак уступил. Оседлав лошадей, они спустились к руслу потока.
Здесь, привязав лошадей к кусту, они снова пошли по следам, оставленным потоком, но — теперь уже не вниз, а вверх от дороги, к краям кряжей, за которыми вдали виднелись рыжие скалы Барсова ущелья. По дороге им попадались ветки, вынесенные из ущелья водой.
— Откуда бы им взяться, этим веткам? Ведь вода через лес не пробегает. Раньше мы их тут никогда не видали, — вслух размышлял Арам.
И чем выше по течению потока поднимались они, выискивая в его сухом русле признаки жизни, тем сильнее одолевало Арама какое-то странное, беспокойное чувство.
Но вот наконец он нашел то, что, казалось, искал. Это была еловая ветка, оставленная потоком на одном из его берегов.
Арам взволновался.
— Они в Барсовом ущелье были, наши ребята! — воскликнул он.
— Откуда ты знаешь?
— Ветка обрезана ножом.
Однако Аршак снова безнадежно махнул рукой.
— Что мне ветка! — грустно сказал он.
Но, закаленный в охотничьих походах, Арам не принадлежал к числу тех, кто быстро разочаровывается. Увлекаемый какой-то смутной надеждой, зародившейся в его сердце, он упорно продолжал поиски.
Арам верил в счастье не так, конечно, как верят в него суеверные люди. Он называл счастьем неожиданное открытие, находку, неожиданно подвернувшуюся дичь. «Охота — дело счастья», «Повезет — пустым с охоты не вернусь». И такое счастье часто улыбалось ему в лесах и полях, часто вызволяло его из самых, казалось, безнадежных положений. Вот и сейчас он на него полагался.
— Опять ты не так понял, Аршак. Дело не только в ноже, а в том, что ветка-то из Барсова ущелья сюда попала.
— Почем ты знаешь? — с недоверием спросил Аршак.
— Подумай сам! Где же ты еще елку видел на пути потока? Нигде их нет!
Аршак посмотрел вверх, туда, откуда вытекал поток. Там в лучах заходившего солнца переливались окружавшие ущелье красно-рыжие скалы. Издали они были похожи на великолепные дворцы, окруженные крепостными стенами, башнями. И на этих красных скалах кое-где зеленели небольшие разлапистые елочки.
— Ладно… Скажем, что ветка эта и верно из Барсова ущелья.
— А значит, что и книжка из Барсова ущелья сюда попала и аба Асо.
— Э, брат Арам, не все ли равно, где погибли наши дети — в поле или в горах? — мрачно сказал Аршак. — Темнеет, едем-ка домой.
— Нет, нам нужно проникнуть в ущелье, — жестко возразил Арам. — Кто знает! На свете бывает много случайностей. — И вдруг радостная улыбка озарила его смуглое похудевшее лицо. — А вдруг они живы? Вдруг они и книжку и одежду нарочно бросили в поток, чтобы хоть так дать знать, где находятся? Ах, где же ты, счастье охотничье? — И Арам так вздохнул, что, казалось, вся душа его вырвалась с этим вздохом наружу. — Ну, что ты задумался? Идем!
— Что ж, идем, — вяло отозвался Аршак.
Они подошли к скалам, закрывавшим ущелье со стороны Арарата, и остановились у русла потока, там, где он низвергается со страшной высоты, унося с собой все, что лежит на пути. У самого подножия поток вырыл глубокую яму, и в этой-то яме Арам нашел скрюченный от воды и солнца детский башмак.
