На тропе Луны - Вологжанина Алла
– Только бы не попались оба под камеру. Пусть кто-то один…
Итак, задание выполнено. Осталась сущая мелочь – собственный интерес.
Листки, выхваченные из ящика «Лар – Лог», валялись на полу. И снова нужная ему информация заняла от силы полстраницы.
– Ликантроп, – прочитал он. – Жертва укуса волка-оборотня. В волка полностью не превращается. Превращение заканчивается на середине, обычно дается мучительно… что правда, то правда…. Выглядит как получеловек-полумонстр. В обеих ипостасях крайне силен физически, плохо себя контролирует… Ну, тут я бы поспорил… так… глубинные механизмы… способности четырехмерника притупляются… сам уже понял… ликантропия необратима. Твою же… эх.
Тем временем идущий с первого этажа охранник уже практически добрался до открытого кабинета. На свое счастье, не больно-то он торопился. У взломщика был приказ нейтрализовать всех, кто попытается помешать или хотя бы обнаружит его присутствие. Ясное дело, под «нейтрализовать» хозяин понимал «убить». Но некоторые приказы человек предпочитал толковать максимально вольно – горьким опытом научен. Да и зачем без надобности убивать? У человека на любой случай имелась какая-нибудь хитрая вещица, ни дать ни взять, безумный техноманьяк. Вот эта, например, вещица была к тому же по-настоящему памятной; человек не удержался и ласково погладил пальцем неровную от множества деталей поверхность… Затем одним щелчком привел сувенир в боевую готовность.
Сувенир походил на миниатюрную круглую шкатулку размером чуть больше пятирублевой монеты. Всю его поверхность покрывали шестеренки, стрелочки и еще какая-то мелочовка – как будто часы вывернули наизнанку. Шестеренки пришли в движение – зубчик за зубчиком, круг за кругом странный механизм начал свою работу. Охранник тем временем наконец-то вошел в кабинет. В зубах дымилась сигарета.
– Ты что тут забыл? – удивился он. А может, за своего принял.
– Я-то не забыл, – отозвался человек. – Ты. Ты забудешь.
Охранник выхватил дубинку и кинулся на него. Однако же не трус. Взломщик резко выбросил вперед руку, остановил противника ударом в грудь. И сразу же кинул в лицо охраннику сувенир, который держал в другой руке. Шестеренки тем временем работали в полную силу. Не долетев до цели, «шкатулка» зависла в воздухе и начала вращение. Охранник уставился на нее, остолбенел, глаза его стали совсем пустыми, сигарета глупо повисла, угрожая выпасть из ставшего мягким и безвольным рта.
– Ты никого не видел, – спокойно сказал ему человек, стараясь даже случайно не кинуть взгляд на сувенир. – Ты пришел проверять этаж и геройски тушил пожар.
– Никого не видел. Проверять этаж, тушил пожар, – послушно повторил охранник. – Я. Да.
– Вызовешь пожарных, – вздохнул человек. – Герой.
Не глядя, молниеносным движением схватил сувенир. Тот продолжал вращение в ладони, щекоча кожу зубчиками шестеренок. Сигарета охранника пришлась как раз кстати. Старая бумага и трухлявые архивные шкафы полыхнули, словно их предварительно пропитали бензином.
Человек просто прошел через пламя и выпрыгнул из окна. Да-да, он помнил, что пятый этаж и все такое. Просто плевать на это хотел. И до детенышей добраться не мешало бы, пока запах пожара не перебил их следы.
Карина и Митька ошпаренными зайцами неслись от архива в сторону окраины, где оба и жили. Для надежности бежали не по улицам, а прямо по лесу, перепрыгивая через узловатые сосновые корни, получая по ногам и по физиономиям хлесткими травинами и ветками. До дома оставалось совсем чуть-чуть, когда Митька остановился.
– Получилось! – завопил мальчишка. – Во круто вышло!!! Ну что, ты довольна?
– Да!!!
Адреналин в крови совершил какой-то сложный химический кульбит, хотелось валяться на земле и хохотать во всю глотку. Карина так и сделала. Рухнула плашмя в аромат влажной хвои и не до конца завядшей душицы, от полноты чувств замолотила по земле руками и ногами.
– У меня на полке, – на мотив «Жили у бабуси» провыла она, – два веселых волка!!! Один серый, другой белый… Тот, что серый, – с челкой!!!
– Ты только челку не обрезай, поэт, – сказал Митька и тоже рухнул на землю. Потом приподнялся на локтях и заглянул Карине в глаза. – Тебе без челки хорошо. Глаза видно и вообще… «Если уйдешь ты, я тоже уйду… вслед за тобой…» – пробурчал он строчку из песни, которую Карина напевала на крыше.
«Целоваться полезет?» – мелькнула удивленная мысль. Не успела она задуматься, хотелось бы ей поцеловать Митьку в ответ или по шее ему дать, как оказалось, что размышлять было не о чем. Митьку интересовала куда более насущная проблема.
– Посмотри, луна вон почти полная. У меня руки-ноги с вечера зудят прямо… – В Митькиных серых глазах заискрились озорные огоньки.
Наверное, если вдруг все-таки поцеловаться, ей бы понравилось. Или во всем виноват адреналин?
– Лапы ломит и хвост отваливается, – насмешливо подхватила Карина, отгоняя всякие левые мысли. – Мне, думаешь, лучше? Я же терплю.
– Ты другое дело, у тебя воспитание спартанское… Давай побегаем, а?
У Карины прямо внутренности заныли. Она тоже чувствовала приближение полнолуния. Ей до ужаса хотелось прокатиться кубарем по осенней траве, почувствовать, как в шерсти запутываются сосновые иглы, изловить какую-нибудь мышь. Поднять глаза к небу и взвыть от невозможности достать до нее, белой, бледнеющей в ожидании утра, почти круглой, висящей в небе.
Луна… любому волку известно, что до нее непременно надо добежать… Честно говоря, ей уже не хотелось разбираться в куче бумаг, комом лежащих в кармане джинсов. Хотелось шевельнуть всеми частями тела, освободить когти, обрасти щенячьей своей шерстью… Ужасно хотелось забыть Ларисино вечное «не вздумай засветиться»…
– Ну ладно, давай! – Она вскочила на ноги и кинулась за ближайший куст – снять одежду. Куст оказался не только стеной, но и крышей – желто-пятнистая крона скрыла от нее весь окружающий мир. Хорошо все-таки жить на окраине, когда с одной стороны улица, с другой – опушка леса.
– Ты куда? – удивился Митька.
– Сам догадайся, – буркнула она в ответ.
– Ты что, одетая так и не научилась превращаться?
– Нет пока… вернее, не совсем. В волка – запросто могу, а обратно – не выходит, от одежды одни клочья. И ладно бы клочья, я тут дома пробовала, так пижаму кусками с себя обдирать замучилась: больно, кровища… С Лариком чуть инфаркт не случился.
Превращаться в одежде было очень трудно. Но все-таки уже лучше, чем ничего. Раньше-то вообще не получалось сохранить хоть какое-то подобие шмоток после превращений. Но, судя по Митьке, она тоже скоро сможет оборачиваться туда-сюда в любое время и в любом прикиде. Как только еще немного подрастет.
– Ну ладно, а чего за кусты-то побежала? Летом вон, в реке купались, и ничего не случилось, – подкалывал Митька.
– Ты что дурак-то сегодня такой? Я тебе не Лара Крофт, в купальнике по крышам лазать…
– Да уж, не Лара Крофт… Какая разница, одна или две полоски на доску намотаны…
Митьку иногда клинило в последнее время, переходный возраст, что ли? Говорят, по башке хорошо помогает. Карина от души засветила другу шишкой по затылку и кувырнулась через себя, с наслаждением ощущая, как вытягиваются конечности. Как будто сидела долго над домашкой, а теперь можно расправить затекшие руки-ноги-лапы.
В ноздри ударили сто миллионов запахов. У волчонка-оборотня даже в человеческом обличье нос куда более чуткий, чем у человека, но до волчьего ему все равно далеко. И как можно столько времени обходиться без хвоста? И волчьих глаз… Луна превратилась в сияющее окно в небе, в окно, за которым творятся чудеса, где все счастливы, и все прекрасно… И до которого невозможно добраться. Так было всегда, но сегодня к луне протянулась сияющая линия – словно лунный луч уплотнился, стал шире. И вот, это уже не луч, а дорога, не то прямая, не то завивающаяся странными петлями. Дорога, на которую можно попробовать встать всеми четырьмя лапами…
