Алексей Югов - Черный дракон
В это время к нему подошли Коля Ершов и Миша Бутылкин. Он встретил их. радостно, но смутился и тотчас же оставил банку с кормом.
— Да ты не спеши, — важно сказал ему Ершов, присаживаясь на ступень лестницы. — Докармливай уж их, как полагается. А мы посидим, посмотрим.
И, чтобы не смущать больше товарища, он обратился к Зайцевой, расспрашивая ее, почему она сегодня, в таком наряде и почему очки у нее забрызганы мелом. Он заговорил с ней в веселом тоне, с готовностью посмеяться и подшутить немного над ней по поводу ее работы в голубятне. Но Катя отвечала ему рассеянно, нехотя и с озабоченным видом смотрела в сторону «дровяных ущелий».
Он заметил это и замолчал.
— Куда ты это смотришь? — спросил он, наконец, у нее.
И она, зная, что Ершов очень хорошо относится к Чугуновой, рассказала ему о беде, постигшей Марусю.
— Ты посиди, Коля, а я сбегаю к ней, — обратилась она к Ершову и уже накинула было на плечи свое пальто, лежавшее на бревнах.
Но он вдруг вскочил на нога и остановил ее за рукав.
— Подожди, Зайцева, — озабоченно хмурясь, сказал он. — Это дело я сам должен выяснить. Я считаю: никто не вправе так с лабораторией поступать. В конце концов, можно ведь и на родителей воздействовать... Миша, пойдем! — решительно обратился он к своему другу. — Если она сама нам все это подтвердит, Чугунова, тогда... мы там обсудим!
Катя не посмела их остановить.
... В «дровяных ущельях» свистел влажный апрельский ветер. Было сыро, холодно, неуютно. Дрова, хотя и обтаяли, но под разбухшей, растрескавшейся корой поленьев уцелел еще набившийся туда заледенелый снег.
Бутылкин с Ершовым, спотыкаясь, пробирались среди рассыпанных, торчащих во все стороны поленьев, перепрыгивали с одного полена на другое, и Ершову показалось на миг, что вот он Роальд Амундсен и идет со своим верным спутником через торосы, трещины
и заструги гренландского ледника на помощь к погибающему участнику экспедиции.
У Ершова развязались шнурки на ботинке, и ему пришлось немного отстать. Бутылкин один подошел к Чугуновой и остановился за ее спиной, не решаясь ее окликнуть.
Она сидела, ссутулясь и прислонившись плечом к поленнице. Почувствовав, что кто-то стоит сзади, она слегка оборотила угрюмое, заплаканное лицо и глянула исподлобья.
— Гутен таг, Чугунова! — сказал Миша Бутылкин, и его добродушное простоватое лицо расплылось в улыбке.
Маруся не могла удержаться и, сама на себя досадуя за это, усмехнулась. Бутылкин обрадовался и приветственно потряс в воздухе рукой. Еще немного — они бы, наверное, разговорились. Но в это время Маруся увидала приближавшегося к ним Ершова.
Лицо ее вдруг потемнело, брови сдвинулись, она отвернулась.
Обескураженный Бутылкин, уже готовившийся присесть возле Маруси, растерянно посмотрел на нее, потом на Ершова.
Тот, ничего не подозревая, подошел к Чугуновой и окликнул ее:
— Чугунова!
Она молчала.
Ершов ничуть не смутился, так как заранее был готов к такой встрече.
— Вот что, Чугунова, — спокойным, рассудительным тоном начал говорить он, — ты брось эту ерунду. Ну, я понимаю, лаборатория — любимое твое дело... ценность... Но что же, жизни теперь из-за этого лишаться, что ли?! Ну?
Чугунова молчала.
Подождав немного, Ершов заговорил опять. Он становился все красноречивее — слова, горячие и убедительные, приходили как-то сами собой, с необычайной, даже удивившей его самого легкостью. Когда он кончил говорить, он был уверен, что достиг своей цели и что Чугунова сейчас вот обернется к нему.
Но она молчала и не оборачивалась. Этого уже он не ожидал никак. Пожалуй, даже враждебность какая-то чудилась в этом молчании.
Ершову стало неловко перед товарищем. Он напряженно придумывал слова, которыми хоть немного можно было бы сдвинуть дело с мертвой точки. Наконец, ему показалось, что он их нашел.
— Вот что, Чугунова, — сказал он, — в конце концов, я как вожатый нашего звена мог бы и с твоими родителями объясниться...
Найденные им слова как будто произвели то действие, на которое он рассчитывал: Маруся Чугунова обернулась к нему.
— Ты скоро уйдешь? — спокойно и холодно спросила она.
14На половине обратного пути из «гренландских ледников» неудачная спасательная экспедиция Ершова повстречалась с Катей Зайцевой.
— Ну, что она? — с тревогой спросила у них Катя.
— А! — раздраженным возгласом ответил Ершов. — Просто зло берет!
Он еще хотел что-то добавить, но Катя не стала слушать.
— Побегу, — сказала она, — ведь я теперь только вспомнила: Маруська-то, сумасшедшая, она, ведь, без пальто там сидит!
Они разминулись.
При выходе из «ущелья» Ершов оглянулся. Катя Зайцева все еще не добралась до подруги. Несмотря на то что ока очень спешила, она шла осторожно и время от времени останавливалась, чтобы осмотреться и выбрать дорогу поудобнее.
— Вот уж истинная девчонка! — проворчал Ершов. — Боится туфельки свои поцарапать!
Миша Бутылкин ничем на это не отозвался: он боялся каким-нибудь невпопад сказанным словом усилить раздражение Ершова.
...Подойдя вплотную к Чугуновой, все так же неподвижно сидевшей у подножия раскатившегося края поленницы, Катя Зайцева, ни слова не говоря, бережно накинула свое пальто на плечи подруги.
Плечо Маруси отдернулось, и пальто было бы сброшено на землю, если бы Зайцева не придержала его.
— Что ты, Маруська, простудиться задумала — выбежала так? Не думай: ведь не лето еще! — произнесла она слегка ворчливым тоном старшей подруги.
Чугунова ничего не ответила ей, не повернула головы, но пальто осталось у нее на плечах.
— Чудная! — покачав головой и вздохнув, сказала Катя.
В это время солнце скрылось за облако — все посерело вокруг, и стало холодно. В воздухе зареяли редкие большие снежинки.
— Ой, Марусенька, замерзаю, я к тебе! — поеживаясь, проговорила Катя и юркнула к Марусе под пальто.
Та слегка подвинулась, давая ей место.
Катя прижалась к подруге поплотнее и натянула на себя свободную полу пальто.
Потом взяла в обе руки холодные марусины пальцы и стала их согревать.
— Ой, да руки-то у тебя, как ледяные! — сказала она. А потом, помолчав, добавила укоризненно и вздыхая: — Ох, и дурная, ох и дурная, Маруська!
Потом затихла.
И так долго-долго сидели они, согревая друг друга.
Они молчали, ни единого слова не было сказано между ними. Только когда тяжело вздыхалось одной, то так же глубоко переводила дыхание и другая.
— Ну, я пойду... — глубоко вздохнув, сказала чуть слышно Маруся и пошевелилась.
Катя быстро вынырнула из-под пальто и вскочила на ноги. Встала и Маруся Чугунова.
— Пойдем? — с едва заметной улыбкой тихо проговорила одна.
— Пойдем, — так же тихо ответила ей другая.
Помогая друг дружке карабкаться по дровам, они выбрались из «ущелья».
Здесь, перед тем как расстаться, Катя Зайцева взяла обеими руками руку подруги и, заглядывая ей в глаза, тихонько сказала:
— А ты, Марусенька, не сердись на него...
15
На третий или четвертый день после встреч в «дровяных ущельях» во время большой перемены Катя Зайцева поочередно подходила то к
одному, то к другому из «химиков» и с каждым вела короткий, но таинственный разговор на языке «кля».
Речь шла о том, чтобы «химикам», живущим поблизости от Маруси и от Кати Зайцевой, объединиться вдобавок еще и в домашний химический кружок. Основою будущей лаборатории кружка должна была стать лаборатория Маруси Чугуновой. О помещении же — хоть бы где-нибудь на дворе: летом даже и лучше — предполагалось просить управдома. Все было предусмотрено. Катя умела убеждать. Поэтому, когда, по ее приглашению, будущий «домашний кружок» собрался у Ершова, то и говорить, по существу, было уже не о чем.
— Что же мы в этой лаборатории будем делать? — спросил вдруг Миша Бутылкин.
— Что? Опыты, конечно, — ответила Маруся. — Научимся хорошо разные вещества узнавать... Смешивать их будем, смотреть, что получится.
— Можем открытие какое-нибудь сделать, — сказал Ершов.
— А вдруг свинец научимся в золото превращать — хо-хоо! — восторженно вскричал Бутылкин.
— Вот-вот... как раз! — насмешливо возразил один из деятельных «химиков» и неистовый фотолюбитель, Петя Горный. — Свинец — он свинец и останется, хоть ты его в пар обрати. Ты помнишь, Надежда Павловна рассказывала: что ни одному химику из железа меди не сделать, а из меди — железа. То же самое — и серебро, и золото, и свинец: они вечно как есть, так и будут.
Маруся Чугунова, слушая его, поощрительно кивала головой. Когда он кончил, она добавила:
— Потому что они вечные элементы. Их атомы можно соединить друг с другом. А один из другого сделать никогда нельзя. И уничтожить нельзя.
