С. Полетаев - История двух беглецов
– Ты очень внимательно слушаешь меня. Я что сказала? Ты слышал? Я спрашиваю: что у вас за совещание? Может быть, ты ответишь, Даня?
Данька вскочил и стал медленно краснеть.
– Это у нас личный разговор, Клара Львовна. Сказать мы вам не можем, но больше не будем. Честное благородное…
– Так бы сразу и сказали, что личный разговор. Что это ваша тайна. А ты своё честное благородное слово оставь при себе – не надо им бросаться, оно тебе ещё может пригодиться…
Клара Львовна любила пошутить над человеком, но никогда по-настоящему не сердилась. Если кто ленится делать урок или не может самостоятельно, она готова сидеть с ним допоздна. Могла даже привести к себе домой, накормить, напоить, посадить рядом и заставить делать уроки. Дань-ку – он знал это – она жалела, иногда бывала у них дома и внушала матери, как ей надо воспитывать сына. Если Данька уставал от попрёков сво– ей мамы, он забирал портфель и шёл в соседний дом, где жила Клара Львовна, и делал уроки у неё. Это были, может быть, лучшие часы в его жизни, потому что у Клары Львовны была большая библиотека и он мог читать сколько ему влезет, лёжа на потрёпанной тахте. С ней было очень легко ладить. Она даже увлекалась его дикими фантазиями. Вот, например, когда он разработал дождевальную установку для полива клумб из окна, он никому не сказал о своём изобретении, а ей сказал. Она уважала Даньку. И не только Даньку, но и всех ребят. И если кто-нибудь говорил, что у него тайна, личная тайна, она считалась с этим и не приставала. Не то что некоторые родители, которые никак не могут примириться, что у детей есть тайны от них.
Клара Львовна была одинокая женщина. Непонятно почему на таких добрых женщинах никто не женится. Почему, например, не женится на ней Автандил Степанович? Наверно, она и сама не пошла бы за него замуж, потому что у неё была мать, о которой надо заботиться, и ещё старший брат, вдовец, о котором тоже надо заботиться. А потом ещё эти тетрадки – сколько времени приходилось на них тратить! Замуж выйти – значит, надо вместе время проводить, а где его возьмёшь, если столько тетрадей, если старший брат, если мать, о которых надо заботиться? Но, может быть, Клара Львовна вовсе и не хотела замуж? Этого Данька точно не знал, но он видел и хорошо знал, что она всегда была рада ребятам. Провожая, она обязательно совала Даньке какую-нибудь книжку. А потом звонила домой и узнавала, сколько он уже успел прочесть, нравится ли, и начинала спорить, если книжка почему-то не нравилась. Когда книжка освобождалась, она просила передать её другому, а потом ещё другому. Получалось, что чуть ли не весь класс прочитывал эту книжку и все о ней говорили…
В общем, Клара Львовна была человек что надо. Даньку она просто любила и всегда ахала, удивляясь его худобе. Она грозилась послать его в Бердянск к каким-то родственникам, потому что, говорила она, там страшно дешёвая жизнь, он будет купаться в Азовском море и есть фрукты. Она даже готова была послать его на свой счёт. Прожить в Бердянске ничего не стоит, там же виноград по двадцать копеек килограмм – и то никто не берёт. А арбузы и дыни – букет моей бабушки! – такие раньше подавали только к царскому столу. И всё это почти задаром. Данька бы там сразу поправился и стал, ну, если не толстым, то нормальным ребёнком. А то ведь смотреть страшно – кожа да кости, прямо Кощей Бессмертный. Данька не прочь бы поехать в Бердянск, если бы не мать, которая каждый год посылала его в лагерь, а лагерь он терпеть не мог. Почему? Потому что он не любил делать то, что делают все-есть по команде, ходить по команде, ну, и так далее и тому подобное…
В общем, Клара Львовна была настоящий человек – Данька это давно решил про себя, а сейчас он терпеливо ожидал звонка, чтобы объясниться с Сашкой и выяснить, за сколько же он всё-таки собирался продать Мурзая кожаному человеку.
Глава 8. БЕСПЛАТНЫЙ ПАССАЖИР
Был уже поздний вечер. Данька возвращался от Клары Львовны. Навстречу пролетали редкие машины. Двое толстяков бегали перед сном трусцой. Сияющие прозрачные магазины выставили всем на обозрение свои товары – подходи и смотри сколько влезет. Данька и решил постоять возле витрины. И насмотреться вдосталь. Но не получилось. Послышался собачий лай, который то усиливался, то ослабевал. И так всё время, пока Данька шёл к своему дому.
У подъезда стоял фургон – грузовая машина с брезентовым верхом. И ещё там суетились какие-то фигуры. И всё это под лай собак.
Данька подкрался к фургону и увидел такое, от чего по спине забегали мурашки. В кузове копошились собаки. Одни из них взбирались наверх, цепляясь за перекладины. Другие лаяли неизвестно на кого. Третьи покорно жались к стенкам. Глаза фосфорически горели от страха и злобы. Сверху, головой вниз, висела кошка. Кошка была в полной безопасности, никто ей не угрожал, но она шипела, будто с неё собирались спустить шкуру. Их, собак, было там десять, может быть, пятнадцать, но Даньке показалось, что ими набит весь фургон.
В это время из подъезда вышел уже знакомый Даньке человек. Да, это был тот самый человек в кожаной куртке, которого он видел позавчера. И хотя было темно и светили только окна в доме, Данька сразу узнал его по воркованию в голосе. Он кого-то уговаривал, прижимая к груди шевелящийся мешок. Данька тихо попятился. Не Мурзай ли в мешке? Надо проверить подвал. Данька обогнул дом и юркнул в лаз.
– Мурзай, Мурзай! – прошептал он в кромешной темноте.
Долгая пауза. Когда кровь в Данькиных ушах перестала шуметь, послышалось чьё-то хриплое дыхание. Спотыкаясь, Данька полез через трубы. Внезапно скрипнула дверь, и на пороге появился человек. За ним другой. Сердце у Даньки застучало с такой силой, будто били кувалдой по сводам подвала. Но вот сердце немного успокоилось, и послышались голоса.
– Ещё там, что ли, какая?
– Да нет, это тебе показалось…
– Слышишь, шебаршится? Спустись-ка…
– А ну посвети!
Данька забился головой под асбестовую трубу. Свет фонарика, вспыхивая, заскользил по трубам, метлам и вёдрам. Данька замер, всем своим телом чувствуя, как ползет, подбирается к нему световой пучок. Он закрыл глаза и снова услыхал голоса.
– Ботинки не нужны?
– Старьё, наверно…
– Вон ещё пиджак старый…
– Нужно бы взять под тряпки, да чёрт с ним – дворницкое имущество…
– Не пиджак, а ватник. Посмотреть, что ли?
– Ты как хочешь, а я пойду…
На выходе из подвала человек споткнулся, мешок упал и задёргался, воя голосом Мурзая. Человек повалился на мешок. Хриплое дыхание, возня, удары…
– Что там, Петрович?
– Из мешка вырвалась, гадская душа. Чуть не упустил.
Кожаный человек, ругаясь, полез с мешком вверх. За ним выбрался и его напарник. Снаружи щёлкнул замок. Затихли шумы. В наступившей тишине прорезался грохот мотора. Данька ощупал себя. Слава богу, цел и невредим. Даже ботинки и пиджак, которые при свете фонарика взрослые приняли за дворницкое имущество, были на своих местах. Через лаз он выбрался в садик, обогнул дом и погнался за фургоном, который уже выезжал на улицу. Данька вскочил на вздрагивающую подножку и цепко ухватился за дверцу. Он приник к стеклу кабины, стараясь рассмотреть в ней людей.
– Дяденька, куда вы их везёте?
– Это кого же их?
– Собак же…
– А ты откуда здесь, приятель?
– Нет, куда вы их, дяденька?
– А ты чего, собственно, волнуешься? Вася, дай зажигалку…
Кожаный человек прикурил, осветил Даньки-но лицо, его настойчивые глаза.
– Притормози, Вася, а то сорвётся…
Шофёр притормозил, окошко опустилось, наружу высунулась рука и схватила Даньку за чуб.
– Ты про бешенство не слыхал?
– Какое бешенство?
– А вот такое!
Подножка выскочила у Даньки из-под ног, фургон оказался над ним. Данька мягко шлёпнулся в кучу веток, лежавших возле тополя. Пружинистая куча и спасла его. Он вскочил на ноги, не почувствовав ни страха, ни боли. В нём клокотало бешенство. То самое бешенство, о котором вспомнил похититель собак. Данька помчался за фургоном. Он не бежал, а летел, словно за спиной у него вырос пропеллер.
И совершенно зря удирал от него бандитский фургон. Данька собрал в себе всю телепатическую энергию и переключил встречный светофор. Зелёный свет погас и зажёгся красный. Фургон, визжа тормозами, остановился.
Данька догнал фургон, взобрался на брезентовую крышу и притаился, тяжело дыша от усталости. Из будки вышел милиционер с белым жезлом и направился к фургону.
Это был старшина. К счастью, он не полез на фургон, где лежал Данька. Он подошёл к кабине, козырнул и спросил, куда и зачем едут и какой груз везут. Потом он проверил документы, козырнул, вернулся в свою будку и переключил свет на зелёный. И только тогда, когда фургон ушёл вперёд, он увидел торчащие сзади Данькины ноги и засвистел в свисток, но было уже поздно – мотор ревел, набирая силу, а притихшие было собаки снова расшумелись, и шофёр ничего не слыхал.
