Мальчик со шпагой. Трилогия - Владислав Крапивин
— …Он ведь и добрый ко мне, и любит, наверно, а за мать все равно не считает. А с отцом они редко видятся. Тот все ездит и ездит. Мальчишке-то кто-то ласковый нужен, лет-то ему всего двенадцать. Много ли? Вот он и пригрелся рядом с тобой…
Дядя Витя возразил:
— Дело не в ласке. У нас нашлись общие интересы.
— Интересы интересами, а…
Серёжа не стал дальше слушать. Подслушивать разговоры — все равно что читать чужие письма. Он грохнул дверью и уронил портфель.
Вечером, перед сном, они с дядей Витей лежали в Серёжиной комнате. Дядя Витя на диване, Серёжа на раскладушке.
Дядя Витя спросил:
— А все-таки почему тебя так тянет история? И не просто история, а раскопки? Потому что загадки, клады и приключения?
— Конечно. А что плохого? — отозвался Серёжа.
— Ничего плохого. Но этого мало для научного интереса. Археология, друг мой, — не только путешествия и открытия. Это еще и ежедневная работа. Иногда очень кропотливая, скучная. А чтобы скучной она не была, надо ее очень любить.
— Я… наверно, полюблю, — сказал Серёжа. — Знаете, дядя Витя… Дело не в приключениях. Мне трудно объяснить. Вот мы живем на свете… Сегодня живем. Ну, вчера, завтра. А когда я думаю, как люди раньше жили, когда я это будто вижу, мне кажется, что я тысячи лет живу. Ну, вместе с теми, про кого узнал. Будто все это со мной случилось. Будто все на свете, что было, — это мое… Ну я не знаю, как сказать…
— Я тебя понял. Правда, в этом больше от поэзии, чем от науки. Но определенный смысл есть в твоих словах, — сказал дядя Витя.
А еще через день случилось то, о чем Серёжа тайно и трепетно мечтал с самого начала. Так мечтал, что даже слегка забыл об «Эспаде».
Дядя Витя оценивающе посмотрел на Серёжу и раздумчиво произнес:
— Я думаю, тебе полезно было бы этим летом поработать на раскопках. Ты не против путешествия в Севастополь?
«Эспада» напомнила о себе тревожным известием. Утром, когда Серёжа сидел за уроками, прибежал Стасик Грачёв.
— Тебе Нока надо? — спросил Серёжа. — Забирай, он дрыхнет в той комнате.
— Мне тебя, а не Нока… Наташка послала. Велела сказать, что ваши ребята дерутся на шпагах. Говорит, что это нельзя.
— Кто? Где? — Серёжа встал.
— Не знаю кто. За Димкиным домом у забора.
— А где Наташа?
— Побежала к Генке.
…Серёжа, Генка и Наташа примчались к Димкиному дому в одно время.
У забора, на полоске земли с молодой травкой, шел бой. Сражались Митя и Андрюшка Гарц. Отлично дрались! Красиво, энергично. Свист и звон разлетались от клинков.
Но они были без масок! И даже без курток. Андрюшка — в тонком тренировочном костюме, а Митька (вот балда!) вообще — в шортах и безрукавке: наверно, начиная бой, он не верил, что Андрюшка может зацепить его. Но недаром Андрюшка был в фильме д'Артаньяном. Тренировки не прошли зря. У Митьки на руках и на ногах краснели длинные царапины. Видно, бой был, как на шпагах, дуэльный, и кололи куда попало.
— Стоп! Вы что, рехнулись?! — крикнул Серёжа.
Они остановились. Опустили клинки. Повернулись к Серёже. Андрюшка рукавом вытер лоб. Митя резко побледнел, начал медленно краснеть, бросил рапиру и опустил голову. Потом нагнулся и начал растирать ладонью ссадину на ноге.
— Не смей. Заражение получишь, — сказала Наташа. — У тебя руки в земле.
— Ябеда, — тихонько сказал Андрюшка. Грустно и без злости.
— Дурак, — сказала Наташа. — Я вам говорила — кончайте.
Генка тихо проговорил:
— Вот обормоты…
Здесь была вся их компания: Митька, Данилка, Андрюшка, Димка. Были еще Андрей Ткачук, Валерик и Вовка Воронины.
— Ребята, вы что… — сказал Серёжа.
— А что? — спросил Андрей Ткачук. Потом махнул рукой: — Не везет как всегда. Хотел душу отвести — не успел.
— «Душу»! — сказал Генка. — Без масок, без защиты! Твоя душа так на небо может вознестись! Дубина.
— Да брось, — откликнулся Андрюшка Гарц. Ему, видимо, было очень неловко, и он поэтому старался держаться храбро: — Раньше-то мы дрались без масок, когда репетировали для фильма.
— Не надо, Гарц, — сказал Валерик Воронин.
И все поняли, что именно «не надо». Для фильма бои разыгрывали по нотам, каждое движение отбирали заранее и отрабатывали с массой предосторожностей. Глупо сравнивать со спортивным боем.
— И Данила тут… Капитан! — сказал Серёжа. — Я с тобой еще поговорю. И Димку притащил.
— Я сам пришёл, — со вздохом сказал Димка.
— Олег нам разве для этого клинки оставил? Он же доверял всем… И тебе, Митька. Тоже оправдываться будешь?
Митя шепотом сказал:
— Не буду.
— А перед кем оправдываться? — вдруг спросил Вовка Воронин и поднял на Серёжу честные серые глаза. — Отряда нет. Значит, закона тоже нет.
— Внимание! — вдруг неожиданно сказал Серёжа.
Это была не просьба. Это слово заменяло в «Эспаде» команду «смирно». Как оно вырвалось у Серёжи, он сам не мог понять. То ли от обиды за отряд, то ли от отчаяния, что гибнут остатки «Эспады». И почти со слезами он крикнул опять:
— Группа, внимание!
Он понимал, что не имеет права. Могли не послушаться. Могли пожать плечами, подобрать рапиры и уйти. Могли просто сказать: «А иди ты…»
Нет, не могли. В каждом еще жила «Эспада». Они выпрямились и опустили руки.
Генка стал напротив Серёжи и шепотом сказал:
— Становись.
Не поднимая головы, рядом стал Митя. Где Митя, там и Данилка. И Димка. Вздохнул и встал рядом с Димкой Андрей Ткачук. Не по росту, но сейчас было не до этого. Андрюшка Гарц и Воронины встали в шеренгу привычно, как на линейке.
Кузнечик сказал Наташе:
— Стань в строй.
— Я же…
— Стань в строй.
Стасик Грачёв обнял за шею Нока и молча следил за ребятами.
В строю стояли девять человек. И выжидающе смотрели на Серёжу: «Что дальше?» А он не знал, что дальше.
Он был такой же, как они. Даже младше Валерика Воронина. В нем жила боль и гордость за отряд, и он сделал бы для отряда все, что возможно. Все, что скажут. Но что сказать самому, он не знал.
— Нельзя так… — сказал он, и это прозвучало слабо, жалобно даже. — Ну, нельзя так, ребята…
Они стояли неподвижно и слушали молча.
Тогда, по очереди глядя в их глаза (а это было почему-то трудно), он произнес:
— Нас осталось так мало… Но мы же все равно есть. Нельзя же плевать на самих себя. Мы сами придумали наши законы, а теперь… ну, подождите, достанем маски, будем еще драться. Может быть, все еще будет.
Он
