Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон

Но Росита упряма:

— Я у своего дома.

Шофер с неохотой тормозит и долго смотрит, как пассажирка, оглядываясь и стараясь держаться в тени, сливается с вереницей прохожих. Трудное время, — ре­шает он, — люди, должны скрываться, менять лицо, одежду. Девчонок и тех загоняют. А глаза у нее ясные, как звезды. Зато характер крутой.

Шофер возвращается в центр. На одном из пере­крестков его останавливает человек в штатском; по­казывает свое удостоверение, которое вызывает у води­теля презрительную усмешку; щурясь под ярким солнцем, спрашивает:

— Девчонку вез?

— Какую еще девчонку? — рычит шофер. — Полдня порожняком гоняюсь.

Потише, парень, — останавливает его агент тайной полиции. — Твое дело — маленькое. Отвечай на во­прос и укатывай. Девчонка черная, худощавая... Ну?

— Не было такой.

На следующем перекрестке вопрос повторяется. Шо­фер с усмешкой говорит:

— Уже отвечал. Не вез. Не видел. Мое дело — ма­ленькое.

Ах, джентльмены из тайной полиции! Неужели вы не замечаете, как на ваших глазах маленький человек становится большим!

После ухода Роситы бармен заспешил к витрине и передвинул к самому краю колонообразный кактус, ко­торый тянулся из большой вазы и поддерживал своими колючками карточку-меню ресторана. На освободив­шееся место принес бутафорию из оплетенных бутылок с соками. Затем оставил вместо себя помощника и вы­шел из ресторана. Наметанным взглядом подпольшика заметил у цветочного магазина шпика, глянул сквозь витрину и встретил бесцветные глаза из-под рыжих бровей. Усмехнулся: опоздали, фискалы, — останетесь без наградных.

Из телефона-автомата созвонился с Риверой.

...Парк Аврора с легкими изящными павильонами отдыха раскинулся на одном из окраинных холмов сто­лицы. Над ним, на горе, нависла обсерватория, на со­седнем холме стоял институт медицины. Жители сто­лицы шутили, что, имея бога погоды наверху и бога здо­ровья рядом, — и веселиться легче. В парке был свой зоологический сад: тоскливо бегал зелеными глазами по толпе зрителей огромный ящер-игуан; большие черные обезьяны со страшной силой раскачивали трапеции и прутья клетки; гортанно надрывались попугаи.

Росита засмотрелась на большого зеленого попугая лоро — самого злого врага маиса. Сторож объяснял, что перед созреванием маисовые стебли на полях при­гибают к земле, чтобы уберечь початки от лоро.

— Что, интересно? — раздался над ее ухом мягкий голос Риверы.

Не ожидая ответа, он прошел в одну из тенистых аллей парка и передал девочке сверток с одеждой.

— Здесь шелковое платье, модные туфли, шляпка «Все выше в гору» и накладная коса, — пояснил Ривера. — Все, что нужно для продавщицы музыкального магазина. Здесь нет только голоса. Но кто-то мне гово­рил, что Росита недурно поет.

— Где мне переодеться? — испуганно спросила Ро­сита; новая роль ей показалась труднее предыдущих.

— У нас за спиной будка. Сторож хранит в ней швабры и щетки. За двадцать сентаво он разрешит тебе исправить небрежность в туалете. Торопись; я буду ждать здесь.

Через несколько минут перед Риверой появилась не­знакомая девушка с модной прической, на высоких каб­лучках. Она чувствовала себя еще неуверенно в новом обличье и с трудом удерживалась от смеха.

— Долго я буду в таком глупом виде? — спросила Росита.

— Пока не сорвешься снова, — вздохнул Ривера. — Кстати, ты не слышала такое имя — Аугусто Чако?

Росита топнула ногой и сверкнула глазами:

— Он убил нашего Руфино. Не говорите при мне о нем, сеньор... Я задушила бы его, попадись он мне на дороге.

— Что же ты не задушила его сегодня утром, Ро­сита? — засмеялся Ривера. — Он приходил к тебе за бу­кетом роз.

Девочка побледнела.

— Значит, это был Чако?

— К сожалению. Ты могла догадаться, — ведь он отказался от нашей орхидеи. Убийце, конечно, не может нравиться цветок с тем же именем, что носил убитый им рабочий вожак. Видимо, Чако запомнил тебя на Пласа де Торо. Ты была не очень осторожна, и наш общий друг даже хотел отослать тебя обратно в Пуэр­то. Но дон Гарсиа рассказал, что ты держалась сего­дня молодцом, и мы решили пощадить тебя.

У Роситы навернулись слезы.

— Он хотел меня отослать? Правда?

Молча они вышли из парка, и Ривера показал де­вочке дорогу, назвал пароль.

— Я боюсь за Наранхо, — сказала Росита.

Ривера взглянул на часы.

— Да. Задержался. Надеюсь, у Наранхо не было утренних новостей. Он знает цветочную явку?

— Нет.

— Тогда все в порядке.

Но Росита ошиблась. Именно сегодня Наранхо по­лучил «цветочную явку». Вот как это случилось.

С утра карибка Мэри была не в духе. Она слышала угрозы Генри Фоджера выселить ее из домика и чув­ствовала, что, скажи американец еще слово, — она не сдержится, закричит, расцарапает ему лицо, созовет на помощь весь околоток. Она видела умоляющие глаза Наранхо, знала, что мальчишка здесь не без дела. Ка­кое у него дело, — обыкновенной прачке было трудно понять, но внук самого почетного кариба завоевал ее сердце: может быть, своими сказками, которые сыпались из него, как камни с гор; может быть, своей сме­лостью, — ведь ей сказали, что мальчишка рискует шеей. Ради него она сдерживалась, не шла на скан­дал. Но терпеть сначала двух чужаков в доме, потом трех — было выше ее сил. Услышав очередную угрозу Фоджера, карибка крикнула солдату:

— Эй, вислоухий, передай своему начальнику, я его кипятком ошпарю, если он только сунется ко мне!

За перегородкой стихли. Потом из комнаты вышел Фоджер и распахнул дверь, ведущую в комнату к карибке:

— Вы что-то крикнули по моему адресу, миссис Мэри. Что именно?

Наранхо улучил минуту, протиснулся в коридор и увидел в дверях Чиклероса. Они обменялись быстрыми взглядами, и Чиклерос бросил в мусорное ведро клочок бумаги. Наранхо кивнул. Фоджер обернулся, — Чикле­роса уже не было, но дверь в свою комнату он не успел прикрыть.

— Чиклерос, вы выходили? — крикнул Фоджер.

— Нет, — ответил Чиклерос. — Вы не закрыли дверь, майор.

— Сержант! — приказал  Фоджер. — Так это было?

— Он показался на пороге, — растерянно сказал сержант, — и сразу ушел. Он мигнул мне.

— Что вам понадобилось от сержанта, Чиклерос? — Фоджер с каждой фразой повышал голос, забыв о карибке.

— Ничего, — яростно ответил Чиклерос. — Ему пока­залось.

— Может, и показалось, — вконец растерялся сер­жант.

Фоджер только сейчас заметил Наранхо. — А ты зачем шныряешь в коридоре? — спросил американец.

— Хочу вынести мусор, — мрачно сказал Наранхо, поднимая с пола ведро. — Но я не шныряю. Я хожу по своему дому. А кто по чужому, — шныряет.

Фоджер поднял руку, чтобы его ударить, но вспом­нил о карибке и выругался. Он вбежал к Чиклеросу, и оттуда послышались крики.

— Сидите у наушников! — бесновался Фоджер. — Я вижу, как вы рветесь к выходу! Пристрелю, если на­думаете удрать.

— Я не думаю удирать, — спокойно ответил Чиклерос. — Но, если вы не прекратите издевательств, майор, я сообщу полковнику Линаресу, что работаю один, а вы либо пьете, либо спите, либо психуете.

Фоджер затих. Через несколько минут он крикнул:

— Мальчишка вернулся, сержант?

— Нет, — ответил солдат.

Фоджер выбежал из домика.

— Его нигде нет!

Наранхо слышал крик майора. Он спрятался за тол­стым деревом и лихорадочно заучивал записку. Восемь слов: «Через два — три дня Королевская Пальма обе­щает подарок». Записка пахла гнилью, но мальчик не доверил ее ни ветру, ни земле, он положил ее в рот, медленно пожевал и, сдерживая тошноту, проглотил. Затем лег на землю и пополз. «До табачной лавки, — шептал он себе, — двадцать минут идти, десять минут бежать, семь минут очень крепко бежать. Семь минут туда и семь минут обратно. Скажу, что занозу выни­мал». Наконец он отполз далеко и припустился бежать.

Лавочник сочувственно сказал ему:

— Второй день никто не приходит за твоими ново­стями. Или схватили связного, или не нужны твои но­вости.

Наранхо тяжело дышал.

— Нужны, — сказал он, — ой как нужны!

— Тогда жди, — сказал лавочник.

— Я не могу ждать, — испугался Наранхо. — Я не смогу вернуться. Американец не пустит.

Он присел на скамеечке и прижал голову к коленям.

— Придумаем   что-нибудь, — успокоил  его табач­ник. — Жди.

Прошло полчаса, час, полтора.

— Он убьет маму Мэри, — тихо сказал Наранхо.

— Слушай, — быстро сказал лавочник. — Не разре­шено мне посылать тебя на явку. Но что делать? Не могу иначе. Отвечу сам перед комитетом. Пойдешь в центр: за памятником быка, по левую руку, увидишь цветочный магазин. Разыщешь продавщицу. Роситой кличут.

— Знаю. Мне Хосе говорил.

Наранхо побежал в центр. Цветочный магазин он отыскал легко. Прошел мимо, стрельнул глазом в вит­рину, Роситы не увидел, а увидел низенького продавца с рыжими бровями. Нет, о рыжем разговора не было. Он прошел обратно, но девочки так и не высмотрел. А время шло, и Наранхо со страхом думал о возвра­щении в глинобитный домик. На что-то решившись, перешагнул порог магазина и попросил вызвать хо­зяина.