Мальчик со шпагой. Трилогия - Владислав Крапивин
Серёжа сказал чуть не со слезами:
— Значит, нам теперь деваться некуда?
— Нам из райсовета письмо прислали, ответ на статью. Обещают, что при первой возможности дадут клубу новое помещение. Скорее всего, в новом доме, который строится на Октябрьской.
— «Строится»! Там еще первый этаж не готов!
— Да, я знаю. А пока, говорят, ребят можно распределить по другим клубам, по разным кружкам и секциям. В Дом пионеров, в спортшколу…
Серёжа хмыкнул.
— В том-то и дело, — понимающе откликнулся Владимир Матвеевич. — Вариантов много, и все неплохие. Но ни один из них не спасение для вашего отряда… Есть, правда, еще один способ.
— Какой?
— Добиваться своего. Упрямо ждать. Не распускать «Эспаду». Никому не давать покоя. Требовать, требовать. А мы поможем. Но времени уйдет немало.
— Ну и пусть! Лишь бы добиться!
— Но в этом деле тоже есть большая сложность…
— Какая?
— С вашим командиром, с Олегом, это связано. Он сам объяснит, наверно.
Приоткрылась дверь, и в комнату заглянула женщина. Серёжа ее узнал: это с ней он разговаривал, когда хоронили Алексея Борисовича.
Женщина раздраженно сказала:
— Владимир Матвеевич! Я звоню, звоню! Мне нужны гранки вашего материала.
— У меня посетитель, — сказал Ларцев.
Женщина взглянула на Серёжу. Тоже узнала.
— Ах вот что… Тогда через полчаса.
Она коротко кивнула им и прикрыла дверь. Ларцев мельком посмотрел на часы, и Серёжа сообразил, что у Владимира Матвеевича еще десятки дел — не менее важных, чем «Эспада».
— Я пойду, — сказал он.
Ларцев протянул узкую сухую руку.
— Видишь, Серёжа, не все на свете решается просто. Но мы постараемся помочь. Если вы будете держаться.
— Будем, — сказал Серёжа.
В тот же день перед школой Серёжа зашел к Олегу.
— Неважные у нас дела, — сказал Олег. — Да, капитан?
— Ларцев говорит: надо ждать.
Олег тихо сказал:
— Не могу я ждать, Серёжа. Я работать должен. Не сидеть же у сестры на шее. А должность мою сократили, раз клуба нет. Она и так была какая-то… сверхплановая, что ли.
— Мы тебя прокормим, всем отрядом! — горячо сказал Серёжа. Но тут же понял, что брякнул несуразицу.
Олег улыбнулся ему, как маленькому.
— Мне на пенсию нельзя. С заочного отделения попрут, если не буду работать по специальности, как педагог.
— Что же делать?
— Вот именно: что делать? Старшим вожатым в школу или методистом в Дом пионеров меня райком, допустим, определит. А я же не смогу там работать, Сергей, раз вы рядом… Это не жизнь будет — на части рваться. И пользы никакой… Уеду я, Серёжа.
Торопливым шепотом Серёжа сказал:
— Олег, не надо. Что ты…
— В том-то и дело, что надо. Сейчас — надо. Здесь я без дела, а там…
— Где «там»?! — громко спросил Серёжа и встал со стула.
— Не кричи, — попросил Олег. — Я не виноват.
Он взял со стола распечатанное письмо. Вытряхнул из конверта листки.
— Посмотри.
Это было странное письмо. На листках — одни фамилии. Разными почерками. «Кузнецов… Ленский… Павлов… Савчук… Пальчиков…» Много-много фамилий. Вразброс. Некоторые — неразборчиво.
— Это что?
— Подписи, — сказал Олег и отвернулся к окну. — Ты посмотри первый лист.
Серёжа отыскал начальную страницу.
«Здравствуйте, Олег Петрович! Я с Вами незнаком, но пишу Вам от имени тех, кто Вас знает и помнит. И в подтверждение этого — в конце письма их подписи. Я пошел на этот шаг, чтобы письмо прозвучало как можно убедительнее. Меня зовут Игорь Васильевич Сухов. Я новый директор интерната № 1 в Красном Береге. Работаю всего месяц. И каждый день в тех или иных обстоятельствах я сталкиваюсь с Вашим именем, с воспоминаниями о Вас.
Многие ребята ушли, много пришло новых. Но по меньшей мере триста человек — те, кого Вы знаете. Они говорят о Вас, как о человеке, который им очень нужен. Старшего вожатого у нас нет. И если у Вас есть хоть маленькая возможность…»
Серёжа бросил разлетевшиеся листки. Тихо и отчаянно сказал в лицо Олегу:
— У тебя нет возможности. Понял? Ты не имеешь права.
Олег не отвел взгляда. Ответил:
— Я знал, что ты это скажешь. Я себе сам эти слова говорил тысячу раз, вашими голосами. Но там триста человек, а здесь отряда уже нет.
— Есть отряд. Ты сам говорил: пока есть флаг, есть отряд.
— Да… Но это уже не тот отряд. Это, скорее, память об отряде. А там… Если бы ты знал! Думаешь, им всегда хорошо? Многие в интернат не от радостной жизни попали. У кого-то родителей нет, или в семье неладно, или еще что. Беда какая-то…
— У нас тоже беда, — упрямо сказал Серёжа.
— Если отряд кончает жизнь — это всегда беда, — негромко ответил Олег. — Но что делать-то?.. Помещения нет. Должности руководителя для меня теперь тоже нет. А главное — нет времени. А там… В конце концов, почти год мы прожили, Сергей. И не зря. Все на свете когда-то кончается.
— Рано кончается. Мы ничего не успели. Даже «Мушкетеров» не досняли.
— Тут уж никто из нас не виноват, — сказал Олег.
— Но… — хотел возразить Серёжа и замолчал.
Он вдруг почувствовал бесполезность слов. Олег все равно уедет. Для Серёжки «Эспада» — единственная тревога и боль, а у Олега — еще триста человек, и они ждут.
— Когда уезжаешь? — спросил Серёжа. Получилось хмуро, даже грубовато. Но не от злости, а потому что в горле заскребло.
— Пока не решил. А что?
— Ну… хотя бы проводить придем.
— Я позвоню, — сказал Олег. Тоже коротко и хмуро.
Серёжа понял: и у взрослых людей иногда скребет в горле.
Он не позвонил. Через два дня Серёжа нашел в почтовом ящике письмо. Олег писал:
«Ребята, не сердитесь на меня. Мы целый год жили вместе, и это была хорошая жизнь. Многое мы не успели, но кое-чему научились. Плохо, что все так кончилось, но мы не виноваты. Только я виноват перед вами: в том, что не попрощался. Я не мог. Я уже не раз прощался с отрядами, и всегда после этого болит сердце. Если бы я еще раз увидел вас, то не смог бы уехать. А ехать надо.
Не забывайте „Эспаду“. Не теряйте друг друга. И все-таки… Все-таки! Берегите флаг.
Олег».
Вот и все. До сих пор Серёжа надеялся на чудо. Вроде того, как на станции Роса — неожиданного и справедливого. Но правильно сказал Алексей Борисович: такие чудеса бывают раз в
