Эдуард Веркин - Большая книга приключений для мальчиков (сборник)
— Скальпы в туалете — это хорошо, — задумчиво сказал Генка. — Везет все-таки отдельным обезьянам, „Триумф“ у них есть…
— Не боись! — сказал Жмуркин. — У нас тоже свой триумф будет. Но для этого надо много работать. В том числе и сегодня.
— Уже темнеет…
Жмуркин бережно упаковывал камеру.
— А у нас последний эпизод как раз в темноте, это во-первых. А во-вторых, как говорили в старину, темнота — друг молодежи. То есть наш друг.
Глава 10 Кина опять не будет
Обратно добирались тяжело — почти час шагали по шпалам, затем пешком до автобуса, а после на автобусе еще двадцать минут. Когда Генка открыл гараж, солнце уже почти село. Ребята планировали отдохнуть, хотя бы чаю попить, но Жмуркин им не дал — велел снова свинчивать камеру, разводить огонь в мангале и переодеваться.
— У вас все готово? — спросил Жмуркин, когда Витька и Генка нарядились в свои костюмы.
— Челюсти готовы, — Генка выложил челюсти на стол.
Челюсти отливали матовым серебром и по виду были грозными и тяжелыми.
— Ты их не ртутью случайно покрасил? — Жмуркин осторожно потрогал челюсти пальцем. — Траванемся…
— Это металлоакрил.[108] — Генка любовался своей работой. — Вчера в магазин для художников заходил, специально купил. Им забор покрась, сразу в скупку металла сдадут…
— Отличная вещь, — Витька взял челюсть. — Шедевр. Жуткое впечатление…
— Жуткое не жуткое, а надо приступать к завершающей фазе, — пробурчал Жмуркин. — Молоко есть?
— Мы не стали молоко тратить, — сказал Генка. — Воду белилами подкрасили. Похоже.
— Ладно. Ты помнишь, что надо делать?
— Помню. Я стою спиной к камере. Произвожу последние замеры штангеном. Работаю паяльной лампой, молоточком. Затем несу что-то и опускаю в чан с молоком. Читаю над молоком заклинание…
— Правильно. — Жмуркин приложился к камере. — Всем приготовиться. Мотор.
Эпизод с опусканием в молоко сняли легко. Генка накалил паяльной лампой подкову, поколдовал над ней и опустил в подкрашенную воду. Вода зашипела. Генка пробормотал: „Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…“
— Снято! — остановил Жмуркин.
Генка собрался уже было надеть рубашку, но Жмуркин не разрешил:
— Отснимем финал, и все! Потерпите еще немного!
— Ладно, — в один голос сказали Витька и Генка.
Жмуркин развалился в своем режиссерском креслице.
— Ты, Генка, молишься на коленях. Потом дергаешься, услышав колокольчик. Ты, Витька, в хламиде входишь в дверь. Не забудь повязать шарф до носа. Передаешь деньги кузнецу, ну и дальше все по сценарию. Работаем. Мотор!
Витька обрядился в плащ и вышел из гаража. Генка, кряхтя, опустился на колени и принял молитвенную позу. Жмуркин включил камеру.
— Генка, сделай более торжественное лицо! Подумай… Подумай о гидравлическом прессе. Черт, колокольчик над дверью забыли, пусть, потом доснимем…
Генка состряпал подобающую физиономию. В дверь постучали.
— Входи, осел! — велел Жмуркин.
В гараж проникла закутанная фигура. Фигура замерла на пороге.
— Кошелек! — Жмуркин аж подпрыгивал от нетерпения. — Кошелек давай, балдарес!
Фигура принялась рыться в своих драпировках.
— У меня пленка, между прочим, идет! — шипел Жмуркин. — Время идет!
Наконец фигура высунула из-под складок плаща руку. Рука была мощной и волосатой, она треснула Генку под дых, затем схватила его за нос и пребольно защемила. Генка рванулся, рука выпустила нос, и Генка свалился на пол.
— Что это? — оторопело спросил Жмуркин. — Что за шутки тупые? Витька…
— Это не Витька. — Фигура отбросила капюшон. — Это я, Серый Волк!
Это и в самом деле был не Витька. Это был парень, которого Витька огрел волчьей головой. Парковец. Предводитель парковцев.
Предводитель оглядел гараж, увидел мешковину на столе. Подошел, сдернул. Крашеные волчьи челюсти блеснули.
— Какая знакомая вещь, — парковец взял челюсть. — Похоже, сделано из какого-то хрупкого материала.
Парковец подбросил челюсти и едва их не уронил.
Жмуркин вздрогнул.
Парковец свистнул, и в гараж вошло сразу несколько ребят в джинсе и спортивной форме. Втолкнули и Витьку. Он был невредим. Парковец подманил его к себе пальцем. Витька приблизился.
— Встань правее, — попросил парковец.
Витька послушался.
Парковец размахнулся и опустил изготовленную Генкой волчью голову на голову Витькину. Эпоксидная смола хрустнула и раскрошилась в мелкую пыль.
Жмуркин отвернулся.
— Чему нас учит история? — вождь парковцев отряхнул руки. — История нас учит милосердию. Правда?
— Правда, — промычали парковцы.
— Истинная правда, — сказал Жмуркин. — Милосердие — это вещь! Прощай врагов своих, и тебе воздастся…
Парковец согласно кивал. Остальные спортсмены постукивали битами по стенам и другим предметам.
— А если тебя стукнули по одной щеке… — продолжал Жмуркин.
— Стоп, — парковец указал пальцем на Жмуркина.
Жмуркин заткнулся.
— Сейчас, друзья мои, — парковец уселся в жмуркинское режиссерское кресло, — сейчас я перечислю вам ваши злодеяния. Ваши вопиющие злодеяния. Во-первых, вы вторглись на нашу территорию в субботу, что категорически запрещено всем, кто не проживает на улице Парковой. Во-вторых, вы украли у президента клуба „Фауна“, уважаемого человека и нашего друга, голову волка, добытую им собственноручно. В-третьих, вы обидели наших друзей, которые ловили в пруду пиявок…
— Они рачков ловили, — поправил Витька.
— Это все равно. Вы их обидели. В-четвертых, вы нанесли обиду лично мне, стукнув меня черепушкой, украденной у нашего друга, президента клуба „Фауна“. В-пятых, на ваши поиски было затрачено почти три дня, многие из моих друзей… — парковец кивнул на амбалов, — …нарушили свой спортивный график. Вас, голубчики, следовало хорошенько побить. Руки поломать, возможно, ноги. Но мы не в каменном веке. Мы живем в новом, демократическом обществе. Поэтому мы не будем вас бить.
Витька и Генка настороженно переглянулись. Витька подумал, что лучше уж пусть бы побили, ничего страшного, в конце концов не в первый раз.
Парковец продолжил:
— Вы понесете другое наказание. Я назначаю денежное возмещение в размере… трех тысяч рублей.
Теперь переглянулись уже Витька, Генка и Жмуркин. Жмуркин показал большой палец.
Генка встал, пошарил в буржуйке и извлек пять купюр по двадцать долларов.
— Вот так печка! Может, там еще есть?! — присвистнул один из парковцев, но предводитель его остановил.
— Мы не банда, — сказал он. — Мы спортивный клуб. Нам чужого не надо. Неправедно нажитая собственность до добра не доводит — это мы прекрасно видим на примере наших кинематографических друзей. Сто баксов — и все.
Генка отсчитал пять купюр и передал их предводителю.
— Молодец, — похвалил тот. — Люблю людей, которые честно расплачиваются за свои ошибки.
Генка молчал, смотрел в пол.
— Да, — парковец улыбнулся совершенно обаятельно. — Еще. Чтобы вам было неповадно заниматься подобными противоправными деяниями и чтобы преподнести вам урок на будущее, мы конфискуем у вас…
Парковец оглядел гараж. Жмуркин сдвинулся, прикрывая собой видеокамеру. Парковец пошевелил пальчиком, и Жмуркин послушно отошел в сторону. Жмуркин побледнел.
— Это не наша камера, — вмешался Витька. — Нам ее на время дали.
Парковец рассматривал камеру.
— Мы конфискуем у вас… видеокассеты.
Парковец дал знак своим друзьям. Те быстро подскочили к камере, извлекли кассету, порылись в сумке, достали кассеты и из сумки, всего три штуки. Жмуркин было зарычал, но Генка припечатал его к стене.
— Не надо, лучше…
— Но это же…
— Не надо! — попросил Генка.
Парковец собрал кассеты, рассовал их по карманам.
— Вот и все. Приятно было познакомиться. Да, голову мы тоже забираем.
Один из парковцев поднял настоящую волчью голову, сунул под мышку.
— Ариведерчи, — сказал предводитель.
Но не ушел. Он увидел висящий на стене алюминиевый меч.
— Холодное оружие в нашей демократической стране запрещено. — Парковец снял меч и в пять приемов сломал его пополам. — Теперь действительно все.
И парковцы ушли окончательно. Витька и Жмуркин стояли у стены. Генка обошел свой гараж, открыл пошире дверь, включил вентилятор. Запнул под стол обломки меча.
— Теперь кина не будет. — Генка уселся в кресло Жмуркина. — Кина опять не будет, опять не будет кина. Кинщик заболел.
— Так всегда случается, — со смирением заметил Витька. — Такова наша жизнь. Эта… юдоль такова.
Жмуркин медленно выполз на улицу.
— Куда это он? — спросил Генка.
